80 ЛЕТ ВЛАДИМИРУ ВЫСОЦКОМУ

(Продолжение. Начало в № 1.)

Дело, конечно, лопнуло как мыльный пузырь. Но я излил свой гнев в статье, опубликованной в газете «На боевом посту». Чтобы впредь неповадно было. Газета попала на стол 1-му секретарю МГК КПСС Виктору Васильевичу Гришину, и он тотчас собрал внеочередное заседание Московского городского комитета КПСС с приглашением на него всех силовых структур столицы. О самых серьёзных последствиях сейчас говорить не место.

Много позже, в 1993 году, в дни празднования 70-летия газеты «Петровка, 38», крупнейший киносценарист страны Эдуард Володарский, обращаясь к редакции, писал: «Вашу газету всегда воспринимал не только как трибуну и пропагандиста лучшего милицейского опыта, но и как принципиального и честного заступника несправедливо обиженных. К сожалению, в милиции такое бывает. В милицейской истории, в целом героической, высокой и достойной, нет-нет, да и проскользнёт страничка постыдная. Именно с просьбой избавить честного человека от незаслуженных гонений, восстановить справедливость обращались в давние времена мы с Владимиром Высоцким к редакции. Таких случаев было два. Не хочу их называть в этот день, но не могу не поблагодарить и газету, и Эдуарда Попова, который, как я помню, нервных клеток сжёг немало, пока вёл журналистское расследование по фактам безответственности и разгильдяйства. В семидесятые годы надо было иметь много мужества и чести, чтобы сказать пусть и неугодную большому начальству, но правду».

Марина Влади, Владимир Высоцкий, Всеволод Абдулов

Хочу сказать, что добрые взаимоотношения у газеты с Володарским и Высоцким строились не на пустом месте. Однако вернёмся к портрету Владимира Семёновича. Он был прямой и честный, как сказано, и в песне и в жизни. Исследователи его творчества задаются вопросом: как он успел так много напеть, написать и наиграть в театре и кино? Когда же он успел дать если не тысячи, то уж точно много больше тысячи концертов.

Мне кажется, что кроме таланта и трудолюбия, в нём жил азарт. Вот этот его самого сжигающий азарт, при всех прочих данных, выводил его в лидеры во всём и везде: в театре, кино, стихах и песнях, в дружбе, женщинах, если хотите, даже в пьяном загуле. Не умаляя достоинства Юрия Гагарина, скажу, что песенная строка «Знаете, каким он парнем был!» относится к Высоцкому более чем к кому-либо.

Но если страсти в нём кипели, ужели он не был заядлым картёжным игроком или не имел страсть к рулетке? Нет — игроком не был — я спрашивал многих его близко знавших. И его школьный друг, сидевший с ним за одной партой, Володя Акимов, и другие сказали: Достоевского здесь не ищи. Стало быть, игроком не был, но тогда как же быть с его стихами?

Помню, я однажды и в очко, и в штос играл,

С кем играл — не помню этой стервы.

Я ему тогда двух сук из зоны проиграл,

Эх, зря пошёл я в пику, а не в черву.

Эдуард ПОПОВ, член Союза журналистов России, лауреат премии ГУВД г. Москвы

Кто нынче знает, что такое штос? Между тем эта, по нашим дням редкая, карточная игра упоминается у Чехова в «Острове Сахалин»: «Майдан — это игорный дом, маленькое Монте-Карло, развивающее в арестанте заразительную страсть к штосу и другим азартным играм». Откуда бы Высоцкому знать про штос? Впрочем, он сам рассказывал, как любит копаться во всевозможных словарях и энциклопедиях — вот, видимо, и выкопал.

Картёжная игра нет-нет, да и мелькнёт в его песенных строках: «Мы сыграли с Талем десять партий — в преферанс, в очко и на бильярде», «За меня ребята отдадут долги…». Не могло же быть так, чтобы в послевоенной коммунальной жизни всегда и во всём азартный Володя, будучи пацаном, не познакомился с картами.

Вы вдумайтесь в простые эти строки,

что нам романы всех времён и стран!

В них всё — бараки, длинные, как сроки,

Скандалы, драки, карты и обман.

Оттолкнувшись от стихов, я сделал первую свою находку. И даже не находку, а скорее открытие. На телефонный звонок откликнулся мой старинный приятель и первейший школьный дружок Высоцкого Володя Акимов:

— В карты? Конечно же, играли. В пору старших классов и ещё какое-то время по окончании школы мы частенько собирались в Лиховом переулке у Миши Горховера. У него была своя малюсенькая комната рядом с кухней — богатство для пацана по тем временам необыкновенное. Собирались и у меня дома на Садовой-Каретной. Играли в рамс, этакий азартный и блатной покер, где есть все его признаки — прикуп, взятки и т.д. Денег нам откуда было взять? Играли по копеечке, и максимальный выигрыш мог обеспечить, ну, скажем, пару порций мороженого. Карты были для нас одним из способов общения. В компании — только свои: Игорь Кохановский, Володя Высоцкий, Миша Горховер, Витя Ратинов, Володя Баев, может, ещё кто-то. Сейчас не вспомню, но все из нашей 186-й московской школы. Помаленьку, как умели, жулили и шулеровали: ну, лишнюю карту пальцем прижимали, старались незаметно сбросить ненужную. При этом вели разговоры о великих шулерах. Мне захотелось отличиться знанием дела, начитанностью, вот я и придумал легенду о якобы существовавшей в Варшаве международной школе шулеров. Удачная мухлёвка была для каждого из нас гордостью, а если она раскрывалась, то под общий хохот и наигранное возмущение, её в соответствии с моей легендой называли «варшавой».

Потом это перешло в стихотворение. Вот он, секрет строки для исследователей творчества Высоцкого:

Вот раньше жизнь —

и вверх, и вниз идёшь

без конвоира,

покуришь план, пойдёшь на бан

и щиплешь пассажиров.

А на разбой берёшь с собой

надёжную шалаву,

потом за грудь кого-нибудь —

и делаешь «варшаву».

По словам Акимова, играли они года три, потом, повзрослев, забросили.

Нет, игроком никто из них не стал. Замечу, Володя Акимов стал кинорежиссёром и сценаристом. Игорь Кохановский стал поэтом. Виктор Ратников — мастер спорта, тренировал штангистов сборной СССР. Володя Баев стал следователем. Миша Горховер — музыкантом-джазистом.

То есть все, не говоря уж о Высоцком, стали людьми творческими. Шутки шутками, но не увлечение ли картами помогло? Ведь если задуматься, карточная игра — это творческий процесс!

Вспоминает Геннадий Ялович, с которым Владимир Высоцкий вместе учился в школе-студии МХАТ и снимался в фильме «На завтрашней улице»:

— Это было в 1965 году… Режиссёр нас особенно не трогал, и фильм мы снимали на ходу. Помню, как мы поехали на море, просто поваляться на пляже. Рядом играют в карты на деньги, на приличные деньги. Вовка — очень азартный человек — загорелся, сел играть. Продул. Абдулов — тоже. Спустили немного, но всё равно обидно. Володя возмущался: «Вот гады! Шулера!» Потом встретили этих ребят ещё раз. Они знали, что мы актёры, и говорят: «Не обижайтесь, ребята, мы на это живём».

Известно, в своих стихах Высоцкий преображался в реального лётчика или подводника, вообще военного человека, шофёра, зэка — да так, что принадлежность к войне, альпинизму, воровству, то есть всему тому, что прозвучало в его песнях. Верили и слагали о нём бесконечное множество легенд, заполняя информационный вакуум вокруг поэта, образованный средствами массовой информации по команде компартии. Позже, когда его не стало, поняли, что сила перевоплощения шла от таланта и знания темы «от» и «до». Но что касается азарта, то очень азартный Владимир тем не менее игроком не был. Резонно заметила мне по этому поводу Фарида, жена Володарского: «Володя был человеком целостным и ничего не делал наполовину, а если уж чем-то увлекался, то всерьёз. Дело даже не в том, что, проведя с ним под одной крышей очень много часов, мы знали все его склонности и увлечения. А в том, что если бы он играл в азартные игры по большому счёту, это бы знали все».

Как люди относились к Высоцкому? Особенно те, кому довелось видеть его на концертах или спектаклях? Можно сказать, с почтением, любовно, восторженно, можно подобрать ещё десяток синонимов, но всё это будет не то. Так о нём сказать — значит ничего не сказать. Нужна конкретность, то есть надо воочию видеть людей в общении с ним.

О юных фанатах Высоцкого всего два слова: они при виде кумира просто неистовствовали, впадали в истерику. Каждый раз, когда он подъезжал к служебному входу на подаренной Мариной шикарной иномарке, коих на всю Москву было не более двух-трёх, за полчаса до начала спектакля, толпа юнцов впадала в буйство, приветствуя своё божество топотом, свистом и визгом. Ему неизменно приходилось преодолевать два десятка метров сумасшествия.

Если он впадал в запой (а это, увы, случалось), то Москва находилась в великой печали, билеты на его спектакли либо сдавались в кассу, либо спектакли переносились. Театр Юрия Любимова хотя и был сам по себе замечателен, но шли-то на Высоцкого. А когда он выходил из запоя, то Москва это знала в тот же день. Газеты и телевидение о Высоцком не сообщали ни слова. Мне кажется, не ошибусь, если скажу, что первая публикация о нём — это сообщение о его смерти. В день его смерти, 25 июля «Вечерняя Москва» была единственной газетой, получившей разрешение на это сообщение, кстати, в самый разгар Олипиады-80, проходившей в Москве.

Владимир умер ночью, но уже в 10 часов вся Москва задолго до газетного сообщения знала об этом. Люди были просто сокрушены горем, и Олимпийские игры потускнели перед лицом этой трагедии. Огромная толпа теснилась на Таганской площади перед театром днём и ночью. Простираясь до Марксистской и в другие стороны. Никто не считал точно, но в день похорон людское море насчитывало примерно полтора миллиона человек. А вот цифра точная: для поддержания порядка во время похорон милицейский главк отрядил 20 тысяч своих сотрудников. Порядок обеспечили: давки, затаптывания людей не произошло. Толпа оплакивала своего любимца. Я впервые в жизни видел, как плачут милиционеры, несущие службу.

Стояла жара. Чтобы люди могли её перенести, изо всех домов, примыкающих к Таганской площади из окон и дверей жильцы передавали воду вёдрами, чайниками, тазами. Это было фантастическое единение людей в общем горе. Горком партии торопил Любимова, требовал прекращения процедуры прощания, но руководство театра не обращало внимания на грозные звонки, сулящие большие неприятности. Всё равно проститься с Владимиром удалось лишь малой толике всех желающих.

На Ваганьковском кладбище также творилось что-то невообразимое. Люди его заполняли сферично, стояли в оградах, карабкались на памятники и кладбищенские заборы, парни сажали себе на плечи своих подружек, чтобы хоть как-то увидеть, бросить последний взгляд кумиру. Стоял истошный вой, когда стали опускать в могилу.

Фотографии из личной коллекции автора.

(Окончание следует.)