Если кому обязана старая допетровская Москва украшением улиц, красивыми постройками и первыми мостовыми, так это князю Василию Васильевичу Голицыну (1643—1714), боярину, прозванному иностранцами великим Голицыным. По образованию Голицын был первым в своё время в России. Он говорил по-латыни, как на родном языке, носил титул «Царственныя большия печати и государственных великих посольских дел сберегатель, ближний боярин и наместник новгородский», что, очевидно, сопоставимо с должностью министра иностранных дел России.

В молодые годы он уже служил при дворе стольником и чашником. Красотою, умом, учтивостью и великолепием своих нарядов он превосходил всех придворных. По рассказам иностранцев, он не терпел крепких напитков и свободное время проводил за беседой.

Василий Васильевич — личность тем не менее во многом загадочная и не оценённая по достоинству. Он, по сути, опередил время, начав в период правления царевны Софьи множественные преобразования, подхваченные и продолженные затем Петром Первым. Но стать соратником молодого царя в деле переустройства России князю не было суждено. Судьба распорядилась иначе. Но об этом чуть ниже. Пока же стоит коснуться его влияния на внешний облик Москвы.

Дом князя Голицына отличался великолепием. Он был покрыт снаружи медью, а внутри убранство комнат ничем не отличалось от лучших европейских дворцов. Преобладали богатые восточные ткани, венецианские зеркала и картины известных иностранных художников. Французский дипломат Фуа де ла Нёвилль, посетивший Москву, будучи польским представителем, пишет в своих «Записках о Московии»: «Я был поражён богатством его (Голицына. — Прим. ред.) дворца и думал, что нахожусь в чертогах какого-нибудь итальянского государя». Голицын построил в Кремле здание Посольского приказа по образцу своего дома, великолепные палаты для присутственных мест, каменный мост на Москве-реке о двенадцати арках и соорудил деревянные мостовые на всех улицах в Москве.

Подражая ему, жители столицы уже тогда предпочитали каменные дома. Голицын выписал из-за границы множество редких книг, а главное — двадцать докторов. Он убеждал бояр, чтобы они обучали своих детей, отправляя их за границу либо приглашая к себе иностранных наставников. То же позднее проповедовал Пётр Великий.

Голицын любил беседовать с иезуитами (общество Иисуса, католический монашеский орден. Основан, как считается, в августе 1534 года, когда в часовне Богоматери на холме Монмартр в Париже Игнатий Лойола собрал своих сподвижников и дал обет нестяжения, целомудрия и апостольского служения в Святой земле или в других частях света, по выбору папы Римского. Обет заканчивался словами: «Для вящей славы Господней»). Между тем на следующий день после падения Голицына, о чём речь пойдёт далее, иезуитов выгнали из Москвы.

В ходе надзора Голицына за иностранными делами голландцы получили позволение присылать в Астрахань своих лоцманов и плотников, которые построили в низовье Волги два фрегата. Они содействовали развитию навигации по Каспийскому морю до Шемахи. Татары сожгли суда, после чего голландцам уже не дозволили строить новые фрегаты. Голицын велел отыскать кратчайшую дорогу из Москвы в Сибирь. При нём на пути от Москвы до Тобольска были срублены избы для крестьян — по сути, первые станционные почтовые дворы, устроенные на расстоянии пятидесяти вёрст один от другого, с предоставлением крестьянам смежных земель. При этом каждый хозяин получал по три лошади с условием, чтобы содержал их всегда в том же комплекте, взимая с проезжающих, исключая отправляемых по казённой надобности, за десять вёрст по три копейки за лошадь. Голицын велел расставить длинные шесты по всей России вместо вёрст, а в тех местах Сибири, где лошади не могли ходить по причине глубоких снегов, водворил ссыльных — своего рода команды спасателей, снабдив их деньгами, провиантом и большими собаками.

При всём своём просвещённом уме Голицын не мог избавиться от предрассудков и суеверия своей эпохи. Так, например, дворянин Бунаков, шедший за ним по улице, внезапно упал вследствие падучей болезни и по суеверию взял с места падения горсть земли, которую завязал себе в платок. Голицын, сочтя того чародеем, велел пытать его за то, что «он вынимал будто бы след его для порчи».

По его же приказанию сожжён в Москве мечтатель Квирин-Кульман, якобы распространявший ересь.

Кроме того, бесславными подвигами этого сановника явились его крымские походы двухсоттысячной армией. Он мечтал о завоевании Крыма, полагаясь на своё счастье и силу. В ту самую пору крымский хан велел сжечь степь на 200 вёрст за Самарой, через которую надлежало Голицыну пройти с армией. Князь вынужден был возвратиться. Поход оказался неудачным, однако правительница Софья (сестра Петра Первого) наградила своего фаворита жалованной грамотой, золотой медалью стоимостью в 300 червонцев, украшенной алмазами на золотой цепи, с изображением на одной стороне двух царей, а на другой самой Софьи. Награды незаслуженно обильно сыпались на голову любимца Софьи. Голицыну было увеличено жалованье, он получил в придачу волости, в которых насчитывалось более трёх тысяч крестьянских дворов.

После того как Пётр I в 1689 году сверг Софью и стал единоличным государем, Голицын был лишён боярства и всего имущества, но не княжеского достоинства. Всю семью Голицыных в 1691 году отправили в ссылку, зимовала семья на Мезени, где встретила опального протопопа Аввакума. Последним местом ссылки Голицыных был Пинежский Волок, где в 1714 году Василий Васильевич умер. Такова была бесславная кончина едва ли не правителя всей России.

Подготовил Эдуард ПОПОВ