Говорят, что душа человеческая — потёмки. Очень трудно, да скорее даже невозможно охарактеризовать мысли и поступки человека, дерзнувшего совершить подобное преступление. И можно ли вообще назвать его человеком?

Вечером в просторной, богато обставленной адвокатской квартире празднично сияли люстры. В гостиной накрыт стол, украшение которого — дорогой шоколадный торт.

Вернувшийся с громкого судебного процесса, выигранного им вчистую, Борис Аркадьевич Гершин (здесь и далее фамилии и имена действующих лиц изменены), весьма довольный собой, конечно, живописал то, как ему удалось добиться успеха. В начале бурного рассказа слуги закона жена Тамара Семёновна и сын Руслан восторженно внимали ему, но потом сын почему-то нахмурился:

— Я не понял, папа, — отодвигая недопитую чашку чая, прервал он отца. — Откуда столько радости? Ведь твой подзащитный и так не совершил преступления?

Адвокат многозначительно улыбнулся:

— В том-то и дело, что совершил. В этом и есть интрига.

— Почему же ты не дал свершиться правосудию? — недоумевал сын.

— Понимаешь, Руся, интересы клиента превыше всего! — с пафосом ответил отец. — Я выиграл процесс потому, что должен был его выиграть.

— Любой ценой?

— Конечно, так прямолинейно не надо. Не горячись, сынок. Но, в общем, ты прав.

Пытаясь разрядить возникшее было напряжение, в диалог мужа и сына вмешалась Тамара Семёновна:

— Вчера в антикварном видела потрясающий кузнецовский фарфор — чайный сервиз на три персоны. Думаю, надо брать.

Жена адвоката мило улыбнулась, поправляя причёску, но тут же погасла, заметив, что её миротворческий ход не увенчался успехом.

Сын ещё больше помрачнел. Было видно, что какая-то мысль не давала ему покоя. Внезапно он обвёл напряжённым взглядом лица родителей:

— Извини, мама. Есть серьёзный разговор.

— Что такое? — насторожился Борис Аркадьевич.

— Я решил жениться.

— На Тане?

— Да, на ней. Мы любим друг друга.

Тарелка с куском торта выпала из рук хозяйки, оставив на ковре жирное коричневое пятно.

— Же-нить-ся? — по слогам выговорила мать.

— А почему нет? У нас всё достаточно серьёзно.

Новость ошеломила родителей. Намерение сына пришлось им явно не по вкусу.

— Она беременна? — спросил отец после напряжённой паузы, показавшейся Руслану вечностью.

— Нет.

— Тогда не понимаю, к чему такая спешка?

— Я люблю её.

Тамара Семёновна всплеснула руками:

— Сынок, о какой женитьбе может идти речь в семнадцать лет? У тебя же институт.

Мать заплакала. Резко вскочивший Борис Аркадьевич опрокинул стул и жёстко отчеканил:

— Хватит! ЗАГС, значит ЗАГС. Но запомни, я так дело не оставлю. Можешь собирать манатки и катиться на все четыре стороны. На нас больше не рассчитывай.

Задрожав от негодования, сын пулей вылетел из комнаты.

* * *

Семейная размолвка произошла в пятницу. Впереди было два выходных дня.

Как только адвокат немного остыл, он собрался, завёл машину и вместе с женой укатил на дачу. Сына, изрядно подпортившего им настроение, они с собой не взяли.

Когда парень остался в доме один, он снял телефонную трубку и набрал знакомый номер:

— Танюш, привет. Я говорил с предками. Они не согласны.

На том конце провода повисло молчание.

— Допытывались, спал я с тобой или нет.

— И что ты ответил?

— Я сказал, что мы распишемся с тобой по-любому. Отец пригрозил меня выгнать из дома. Ты чего молчишь?

— Я думаю, Руся, нам больше не нужно встречаться. Ничего, как видно, не изменишь.

— Таня, я… Не вешай трубку! Мы… Не вешай…

Телефон запульсировал короткими гудками.

* * *

Суббота. Начало дня. На дачной террасе в окно бьётся шмель. Но до него никому нет дела. Внимание сосредоточено на другом.

На даче адвоката идёт осмотр места происшествия. В это время сын убитых, сгорбившись от горя, сиротливо сидит на скамейке под кустом сирени. А там на террасе, у самой двери, в луже крови лежит его мать в ночной рубашке и домашних тапочках.

В коридоре, соединяющем спальню и гостиную, обнаружено тело Бориса Гершина. Адвокат, видимо, был убит именно в тот момент, когда поднялся с постели (он был в нижнем белье и босой).

Вывод судмедэксперта был таким: смерть супругов наступила 8—9 часов назад. Примерно в два часа ночи. Телесные повреждения причинены колюще-режущим предметом, скорее всего ножом.

Оперативники опросили дачников. Лишь с их слов стало известно, что супруги приехали на дачу накануне вечером, а утром соседей разбудил сын убитых, который попросил вызвать милицию. Из его слов стало ясно, что прибыл он на первой электричке в субботу и застал эту жуткую картину.

При допросе юноши выяснилось, что Руслан подозревает одного из клиентов отца. Борис Аркадьевич якобы ему чем-то не угодил, а тот открыто грозил расправой.

В этот день никаких зацепок, позволяющих выявить преступника, найти не удалось.

Шли дни. Сотрудники МУРа отрабатывали обычные в таких случаях версии. Но прояснить ничего не удавалось. Не подтвердилось и предположение сына убитых. Заподозренный им человек в это время отбывал срок.

Розыск также осложнялся тем, что ничего похищено не было. Мотив преступления становился совершенно не понятен. Что это? Месть? Но чья?

* * *

Однажды кому-то из оперативников пришла в голову мысль ещё раз вернуться к уже отработанным версиям, включая, казалось бы, невероятную: причастность к преступлению Руслана Гершина. Выяснилось, что именно она отрабатывалась слабее остальных. Тщательно проанализировав все «за» и «против», оперативники обнаружили кое-какие странности в поведении парня. Официальные встречи с ним резко отличались от его действий в неформальной обстановке. На допросах и в беседе с работниками милиции он выглядел так, как выглядят люди после трагической потери близких родственников. Однако в общении со знакомыми он совсем не походил на убитого горем человека.

Вскоре оперативники из беседы с соседом покойного адвоката, долговязым автомобилистом, представившимся Анатолием Скориным, выяснили, что у мальчишки был дорогой мотоцикл Kawasaki.

— Руслан отлично ездит на мотоцикле. Он вообще отчаянный малый, а по виду не скажешь. Гонял на бешеной скорости тайком от родителей. Вот только чистюля он ужасный. Мы все в гараже кто в чём: масло, краска. А он — нет. Всегда аккуратненький, как иностранец: курточка кожаная, рубашка, брючки в тон, — делился своими наблюдениями с правоохранителями Скорин.

Судя по этим данным, Руслан мог оказаться на даче не только утром, как он утверждал, но и в ночь с пятницы на субботу, использовав для этого свой мотоцикл.

Милиционеры вспомнили, что соседи отзывались о Гершиных как об очень осторожных людях. Ночью супруги на дачу никого не пускали.

Эксперты, исследовавшие след на террасе, пришли к выводу, что он оставлен обувью, на которую были натянуты капроновые чулки. Это означало только одно: преступник предпринял меры, не позволяющие идентифицировать его по оставленным следам.

Все эти факты позволили взять сына потерпевших в оперативную разработку. С санкции прокурора регулярно прослушивались телефонные разговоры Гершина-младшего. Однажды оперативники стали свидетелями следующего разговора:

— Тань, мы так давно с тобой нигде не были. Давай сходим куда-нибудь, — предложил юношеский баритон. — Я зайду за тобой на работу.

— А куда пойдём? — мягко спросила девушка.

— В наше кафе.

— А может, не стоит? Приходи лучше к нам.

— Опять ты за своё. Беспокоишься о памяти моих родителей? Что оскорбительного для них, если мы съедим по мороженому?

— Я не отказываюсь, Руська. Не сердись.

— Не сержусь. Просто обидно.

Голоса умолкли. Тихо шипя, крутилась плёнка магнитофона. Оперативники ждали.

— Таня, тебя к следователю не вызывали? — поинтересовался юноша.

— Нет.

— Думаю, что тебя тоже скоро вызовут. Ты не переживай. Непонятно, конечно, но… Знаешь, я хотел тебя попросить. Если следователи спросят про чулки…

— Какие чулки?

— Ну те, старые капроновые, которые ты мне давала для протирки мотоцикла. Если спросят, скажи, что ты мне ничего не давала. А впрочем, ерунда. Не бери в голову. Вообще забудь про это. Значит, завтра вечером я у тебя. Хорошо?

— Хорошо.

— Ну привет, целую…

Трубку повесили. Оперативник отключил магнитофон и повернулся к коллеге:

— Капроновые чулки. Понял?

* * *

Через два дня Руслан побывал на вещевом рынке. Купил там синюю нейлоновую рубашку. Зайдя домой, вышел из подъезда с газетным свёртком. Шёл он уверенно, энергично, лавируя в толпе прохожих. Зашёл в супермаркет и бросил свёрток в мусорный контейнер.

В этот момент его взяли.

* * *

Задержанный нервничал, пальцы теребили листки прочитанного им заключения экспертизы. Следователь и оперативники молчали.

На столе прямо перед ним лежала синяя нейлоновая рубашка с засохшими бурыми пятнами (та самая, которую он незадолго до этого выбросил в мусорку).

— Всё прочитали? — нарушил затянувшееся молчание следователь.

— Да.

— На рубашке обнаружена человеческая кровь. Что можете сказать по этому поводу?

— А что говорить? Вы всё и так знаете… Я очень устал от всего этого. Они мне просто мешали. Совались во все дыры. Учили, пилили. Я хотел жить, как хочу, а они меня душили. То, что я хотел завладеть барахлом, машиной, квартирой, дачей, — правда. Но главное — я хотел свободы. Когда они уехали, я точно решил, что оттуда они уже не вернутся. Оделся. Да, именно в эту синюю рубашку. Взял нож и капроновые чулки. Приехал в посёлок. Мотоцикл оставил в кустах, намотал чулки на обувь и пошёл. Они уже легли спать. Я постучал. Мать проснулась и спросила: «Кто?» Я ответил. Она открыла дверь. Тут я её и ударил… Она закричала. Из спальни раздался голос отца. Я побежал туда и в коридоре ударил его ножом. Мать меня узнала, а отец, по-моему, нет. В коридоре было достаточно темно.

Когда арестованного уводили из кабинета, он тихо произнёс:

— Мне, наверное, конец.

* * *

Вроде финал. Но оперативники, раскрывшие убийство, не испытывали ни радости, ни победного торжества, ни удовлетворения. Тяготили воспоминания. Кровь на полу террасы, женщина в ночной рубашке, мёртвый мужчина в нижнем белье. Солнечные зайчики на чисто вымытых окнах, жужжащий шмель…

История эта завершилась так, как и положено по закону: суд, приговор, наказание. Личное счастье Руслана, задумавшего построить его на родительской крови, не состоялось. Да и могло ли оно состояться, даже если бы парня не изобличили? Вряд ли.

Сергей ОСТАШЕВ,

рисунок Николая РАЧКОВА