Среди подразделений Зонального информационного центра (ЗИЦ) 2-й отдел выделяется прежде всего тем, что его сотрудники кроме выполнения оперативных заданий ещё и работают с архивами. Причём с настоящими, если можно так выразиться, хранилищами «древностей полицейских» или, точнее, «древностей милицейских», так как архив был учреждён в 1933 году. А кроме того, занимаются реабилитацией жертв политических репрессий — проблемой, также уходящей в прошлое…

Корреспондент газеты «Петровка, 38» встретился с начальником 2-го отдела ЗИЦ подполковником внутренней службы Ириной РАЗУМОВОЙ и попросил рассказать о возглавляемом ею коллективе.

— Ирина Валерьевна, сколько человек работает во 2-м отделе?

— 2-й отдел небольшой, по штату насчитывается 25 человек, из которых 18 аттестованы, а остальные — вольнонаёмный персонал и федеральные гражданские служащие. В настоящее время имеется несколько вакансий, но наш отдел славится тем, что отсюда работники очень редко увольняются. За последние полтора десятка лет люди уходили только по возрасту и по здоровью.

Организационно 2-й отдел состоит из трёх подразделений: из отделения, которое занимается оперативными учётами, а также из двух групп — реабилитации жертв политических репрессий и архивной работы.

— Есть такой исторический анекдот. Когда в ноябре 1944 года Николая Байбакова назначали народным комиссаром нефтяной промышленности СССР, его вызвал Сталин и спросил: «Какими качествами должен обладать нарком?» 33-летний инженер немного подрастерялся и начал говорить о партийности, идейной зрелости. Выслушав его, Иосиф Виссарионович сказал: «Хорошо, а ещё?» Николай Константинович ещё вспомнил о профессионализме, трудолюбии, ответственности и замолчал. «Кремлёвский вождь» кивнул головой: «Всё это так! Но самое главное — у наркома должно быть бычье здоровье и стальные нервы». Какими качествами должны обладать и обладают сотрудники 2-го отдела?

— Да всеми здесь перечисленными и должны обладать. Это ответственность, трудолюбие, внимательность, усидчивость, скрупулёзность. Нужно также иметь хорошее физическое здоровье и быть сильным, чтобы легко «ворочать» тяжёлые связки дел, лежащие на стеллажах, которые приходится перемещать по архиву несколько раз в день. Нужно обладать хорошей иммунной системой, чтобы противостоять огромному количеству всяческих бактерий, хранящихся в старых делах, как бы мы ни чистили и ни убирали в хранилищах.

Существует высказывание, которое я полностью разделяю, о том, что «архивист — это не профессия, а призвание, состояние души». Наши сотрудники, как правило, влюблены в свою работу, они полностью отдаются ей, можно сказать, живут ею — и это самое важное их качество…

А работа наша непростая. Архивисты должны уметь составлять и оформлять документы в соответствии с требованиями нормативных правовых актов, применять государственные стандарты к документации, оформлять номенклатуру, создавать каталоги, справки с использованием архивных документов, а также знать правила составления и описания документов, их приёма, оформления, пользования, хранения и уничтожения, порядок ведения учёта и составления отчётности. Кроме того, архивист должен обладать долговременной и оперативной памятью, уметь уделять внимание деталям, цифрам, знакам. Архивист — это человек, направленный на запоминание и анализ большого объёма информации, способный заниматься длительное время монотонной работой, которая требует сосредоточенности.

— Могли бы познакомить читателей газеты с лучшими из них?

— Сразу отмечу, что все сотрудники 2-го отдела выполняют свои обязанности на хорошо и отлично. Но есть, конечно, и передовики. Это мои заместители майоры внутренней службы Наталья Купцова, Дмитрий Старостин, старший инспектор подполковник внутренней службы Алексей Холодов, главный специалист майор внутренней службы Светлана Крипак, старший инспектор Мария Аверкина — молодой и перспективный сотрудник, специалист-эксперт Анастасия Шукшина и другие.

Я хочу сказать добрые слова о наших ветеранах — Ирине Григорьевне Казаковой, Галине Васильевне Кипятковой, Ольге Владимировне Горбатовой, которые так много сделали для утверждения в нашем коллективе здорового рабочего климата. Ольга Владимировна пришла к нам совсем юной девушкой и несколько десятилетий являла собою пример профессионального отношения к архивной деятельности.

— Ирина Валерьевна, хотелось бы больше узнать о работе по реабилитации жертв политических репрессий. Почему-то думалось, что всё это быльём поросло. А оказывается…

— Юридической основой для проведения работы по реабилитации жертв политических репрессий является Закон РФ от 18 октября 1991 г. № 1761-I «О реабилитации жертв политических репрессий», принятый на закате существования Советского Союза, впоследствии в него были внесены некоторые изменения.

Закон направлен на реабилитацию всех жертв, подвергнутых незаконным репрессиям на территории Российской Федерации с 25 октября (7 ноября) 1917 года, на восстановление этих людей в их гражданских правах, устранение иных последствий произвола и обеспечение посильной в настоящее время компенсацией материального ущерба.

Для его реализации в московской милиции было создано Управление по реабилитации жертв политических репрессий. Надо отметить, что за период с 1991 по 2000 год сотрудниками управления было вынесено свыше 7,5 тысячи решений о реабилитации и выдано такое же количество справок. 

— А как конкретно это происходит на практике? Предположим, обратился некий гражданин с заявлением о реабилитации его деда или прадеда по какому-нибудь знаменитому процессу — к примеру, «Шахтинскому делу». Вы начинаете изучать это дело?

— Мы занимаемся спецпереселенцами. В частности, раскулаченными, расказаченными, незаконно выселенными и незаконно переселёнными, а также и другими категориями пострадавших.

Такого рода «массовые нарушения закона» проходили ещё до войны, в историю вошло такое явление, как раскулачивание. В ходе Великой Отечественной были отправлены на поселения, депортированы в дальние районы страны отдельные народы, народности и этнические группы Советского Союза. Тогдашние власти сочли, что эти граждане не проявили стойкости в защите СССР, массово переходили на сторону врага, и все (виноватые и невиновные) «чохом» были наказаны.

Последние по времени такого рода репрессии происходили в первые послевоенные годы, когда шли фильтрационно-проверочные мероприятия людей, оказавшихся в немецком плену. Зачастую, особо не вникая, многих после этих мероприятий на шесть лет отправляли на поселение — ограничивали в передвижении, в местах проживания, в занятии некоторых должностей.

В настоящее время все эти акты признаны неправомерными, ошибочными и практика их применения осуждена.

Ранее к нам обращались сами пострадавшие (некоторые были ещё живы), потом их дети, а сейчас приходят внуки и правнуки. Мы изучаем эти обращения, изучаем личные дела спецпереселенцев, готовим соответствующее решение (заключение), справку о реабилитации и представляем документы руководству ГУ на подпись.

— А если такое дело хранится где-нибудь в Магадане?

— Мы заказываем его, оно медленно, но верно приходит к нам, и мы изучаем его.

— А если заявитель хочет его посмотреть или копировать?

— Предоставляем ему такую возможность.

— Без изъятий?

— Да, он может копировать всё дело.

— Скажите, а какие сейчас в основном мотивы обращения родственников? Получения материальных компенсаций?

— Статья 16 упомянутого закона говорит о необходимости материальных компенсаций и льгот, но в наши дни речь в основном идёт о моральных проблемах. Сейчас в общественном тренде — внимание к истории Отечества и истории своих семей. Создание собственных родословных древ стало довольно обычным делом. И многие из обратившихся хотят одного — правды, какой бы она горькой ни была, и просят эту истину установить.

Я сама долгое время работала именно в отделе по реабилитации, и в моей памяти сохранился случай, когда к нам обратилась потерпевшая с просьбой о реабилитации и возмещении материального ущерба. Почему так запомнилось это дело? Женщине, которая обратилась, было уже 102 года. Её отец и вся семья были выселены из Москвы в самом начале Великой Отечественной войны как граждане немецкой национальности. В общей сложности эта депортация, как утверждает энциклопедия, коснулась около миллиона советских немцев, которых насильственно переселили в республику Коми, на Урал, в Казахстан, Сибирь и на Алтай.

Особенностью же этого обращения был как возраст заявителя, так и то, что репрессированные люди имели хорошую квартиру в Москве (если память мне не изменяет, в районе Ордынки). Они в 1941 году вынуждены были её оставить и переселиться в казахстанские степи. Так вот, заявительница попросила ей и уже её внукам возместить эту потерю.

Руководство Москвы сочло, что это обращение правомерно, семья была поставлена в очередь для получения жилой площади. Квартиру этим людям предоставили, конечно, не на Ордынке, а в одной из московских новостроек. К сожалению, заявительница её не дождалась, а вот наследники квартиру получили, приходили к нам и благодарили.

— А бывало так, что отказывали в праве на реабилитацию?

— Бывало. Это когда приходили дети и внуки, родившиеся через много лет после того как были реабилитированы их родственники, то есть «то горькое событие» заявителей никак не задевало и не сказывалось на их судьбе.

— Работа по реабилитации уже, наверное, идёт на спад?

— Да, сейчас такого рода обращения становятся всё реже. Если ранее занималось целое управление, то теперь в этой группе два человека.

— Но такое «затухание» не грозит архивной работе, ведь количество документов в хранилищах только растёт. Кстати, кому принадлежат материалы, которые хранятся в архиве столичной полиции?

— Здесь всё просто. Материалы, которые находятся в наших архивах, являются федеральной собственностью, и в соответствии с договором нашего ведомства и госархива мы осуществляем их депозитарное хранение. После истечения депозитарного хранения, а это срок 100 лет, мы передаём свои фонды в федеральные архивы.

— Они у вас сейчас как бы на оперативном архивном хранении?

— Можно и так сказать.

— А много ли и какие документы нашего главка подлежит архивному хранению?

— Много или мало? Всё относительно. Количество материалов нарастает, так как увеличивается объём выполняемых нашим главком задач. В архивное хранение принимаются личные дела сотрудников, общие дела делопроизводства, приказы по основной деятельности, по личному составу, финансовые документы, бухгалтерская отчётность. Наши сотрудники ведут учёт этих материалов и компонуют, формируют архивные дела. В настоящее время у нас сформировано 46 фондов. Фонд под номером 1 — материалы спецотдела, так в самом начале своей биографии назывался ЗИЦ.

Что касается самих фондов, то часть их можно отнести, выражаясь нашей терминологией, к «мёртвым архивам», а часть — к «живым».

— А «мёртвые архивы» — это какие?

— Те, в которые документы уже не поступают. К примеру, это архивы Таганской тюрьмы и Сретенской тюрьмы. Ну а «живые» — те, которые постоянно пополняются, скажем, это фонд начальника Главного управления МВД России по городу Москве.

— А если из состава московских правоохранителей какое-нибудь крупное подразделение передаётся в другое ведомство? Не так давно пожарные перешли в Министерство по делам чрезвычайных ситуаций. Их фонд «переехал» вслед за огнеборцами?

— Нет, фонд остаётся в нашем архиве. И если сотрудникам МЧС нужна информация, они обращаются к нам — они часто с нами на связи. Кстати, они сейчас готовят к выпуску труд по истории пожарного дела, и наши специалисты им оказывают помощь.

— И ещё о «мёртвых архивах». У вас есть фонд заключённых, приговорённых к исключительной мере наказания. Это те, кого расстреляли до введения моратория на смертную казнь. Каков сейчас его статус? Он также перешёл в разряд «мёртвых архивов»?

— Да, после введения моратория материалы сюда перестали поступать, и он теперь «мёртвый». Кто был последним, кого расстреляли? Это был мужчина, ещё довольно молодой, который бесчинствовал, грабил, убивал, за что и получил такой строгий приговор. Больше ничего сказать не могу. Решением Московского городского суда все материалы этого фонда закрыты на 75 лет!

— Ирина Валерьевна, каким вы видите будущее архива московской полиции?

— Хотелось, чтобы он размещался в современном, приспособленном для таких работ помещении, чтобы его материалы были оцифрованы, чтобы в штат были введены научные работники, которые на постоянной основе вовлекали бы в научный оборот те огромные исторические материалы, которые накоплены в наших фондах.

Владимир ГАЛАЙКО, фото Николая ГОРБИКОВА и Александра Нестерова