ЧЕРЕЗ ЧЕТЫРЕ РЕКИ
— Что мне о себе рассказывать? Я ведь просто работала! — разводит руками Любовь Трофимовна Коноваленко, бывшая в годы войны медсестрой, а после возвращения домой 22 года трудившаяся фельдшером в милиции Северо-Восточного округа.Быть может, для героев того времени это так и воспринималось, потому что все вокруг, их фронтовые товарищи, делали такую же «простую работу». Но для тех, кто благодаря этой «простой работе» получил возможность жить, для нас с вами, их дела — это нечто большее. Телеграфист, под грохот взрывов передающий приказ, который поможет выиграть битву; водитель, лавирующий среди воронок, чтобы вывезти раненых; медсестра, протягивающая лекарство, что спасёт солдата. Обычные профессии, без которых не состоялся бы подвиг советского народа.
Любовь Трофимовна родилась 21 июня 1923 года в Курске. День её восемнадцатилетия стал последним днём мирной жизни. После полудня город беспокойно переговаривался: что будет дальше? отразят ли наши нападение? приблизится ли враг? Красной Армии ещё многому предстояло научиться — через огромную кровь и поражения. Фронт покатился на восток. В конце августа Курск подвергся первым бомбардировкам.
Жили в надежде, что всё-таки минует, всё-таки армия сдюжит именно здесь, уже завтра. В медицинском техникуме, где училась Любовь Коноваленко, продолжалась учёба. Выпускной состоялся ночью, при закрытых окнах — в темноте город скрывался от вражеских самолётов.
Назначение молодая медсестра получила в 15 километрах от дома, под Курском, в местечко Свобода — там были санаторий и районная больница. В конце октября ей дали первый за месяц выходной — на 1—2 ноября. Идти нужно было уже не 15 километров, а все 25 — привычную дорогу постоянно бомбили. Долго ли коротко, но до дома добраться удалось. А первого ноября, в субботу, начались оборонительные бои за город. К вечеру воскресенья всё было кончено, ночью Курск был оставлен врагу.
Любовь Коноваленко на два года попала в оккупацию. Беспросветное, скудное время, когда мало было поводов для надежд. Трижды угоняли в Германию — удавалось выжить, вернуться домой. Ей трудно вспоминать о том периоде — очень тяжёлые были месяцы.
Однако Красная Армия, отброшенная до самой Москвы, здесь встала насмерть. Жестокость гитлеровцев знали теперь все — ни одной деревни больше им не отдать! Сильный враг преподал на поле брани крепкие уроки, которые усвоили и могли не меньше спросить со своего «учителя». Столица выстояла. Немецкие войска потерпели первое стратегическое поражение. Медленно, но верно советские солдаты стали теснить врага. Всё свободнее дышала родная земля. Вот уже и Курск вновь появляется на штабных картах, где намечали новое сражение.
Было очевидно, что противник после распутицы попытается «срезать» Курский выступ глубиной до 150 км, образовавшийся на фронте в ходе последних кампаний. Слишком очевидно, и немецкий штаб долго колебался, действительно ли стоит начинать это наступление. Всё же решение было принято. А советские солдаты, разумеется, хорошо подготовились.
Штаб будущего Маршала Советского Союза Константина Рокоссовского, который командовал в ходе битвы Центральным фронтом, принявшим на себя тяжесть сражений на северном фасе дуги, располагался как раз в местечке Свобода. Там продолжала трудиться медсестра Коноваленко. Военных госпиталей на всех раненых в ходе битвы не хватало, и командование разместило в районной больнице часть бойцов.
— Мы поначалу о них плакали, если было тяжёлое ранение, потом привычнее стали, — рассказывает Любовь Трофимовна. — Но всегда к каждому относились, как будто это твой родной человек. Не знаешь, как ему помягче сделать, чтобы спокойно лежалось, всё стараешься.
Работники больницы едва обращали внимание на гул самолётов, сотнями бороздящих небо, и грохот сбрасываемых бомб.
— Немцы тогда уже сами нас боялись, — говорит Любовь Трофимовна, — высоко летали.
На северном фасе к 10 июля гитлеровцы продвинулись на 10—12 километров, после чего, выдохшись, перешли к обороне. На южном фасе, где стоял Воронежский и Степной фронты, наступление длилось дольше — до 15 июля, но и здесь не привело немцев к желаемым результатам. Выстояв под натиском танкового кулака вермахта, советские воины перешли в контрнаступление. В результате последовавших Орловской и Белгородско-Харьковской операций группировка войск противника на этом направлении была окончательно разгромлена. Не только на советско-германском фронте, но и во всей Второй мировой войне состоялся коренной перелом. 5 августа в честь освобождения Орла и Белгорода в Москве был дан первый за два года салют.
Но даже смертельно раненный враг сохранял достаточно мощи. И продолжение войны все ещё требовало огромного напряжения сил. Медработников местечка Свобода попросили помогать армии и в дальнейшем. Любовь Трофимовна признаётся, что из родных мест уходить не хотелось, но долг перед Родиной был выше этого.
К военным будням она привыкла быстро. «Коллектив!» — не задумываясь, называет главную причину. Не было случая, чтобы врач повысил голос на медсестру. Каждый на фронте поддерживал друг друга, помогая справиться, когда было горько и своих сил не оставалось.
— Я работала при передовой все годы, — рассказывает Любовь Трофимовна. — Обычно размещались километрах в пяти, бывало и ближе. Сама в бою не сражалась, но лечила. Жили очень дружно. А как трудились все! Когда наступление — очень большая работа, столько раненых! Всё быстро: сюда руки, сюда ноги, сюда руки, сюда ноги — главное, жизнь спасти… И когда отступление, много сил уходит: поезд приходит — в одну минуту надо всех упаковать. Напихаешь больному в одежду вату, под ноги, замотаешь бинтом — чтобы лежал на носилках хорошо. И всё рысью, рысью, рысью… Так мы работали. Работать было страшно. Но трудились дружно.
Беспокоиться о том, что в какой-то момент не хватит нужного лекарства или перевязки, не приходилось.
— Материала — изобилие! — вспоминает Любовь Трофимовна. — Если не находилось тряпки, можно было хоть марлей полы мыть. Лекарств — полные карманы. Хватало всем. Поставлялось всё, что требовалось. На войне с нашей стороны снабжение было организовано очень хорошо.
В качестве обезболивающего использовался пантопон и морфин. Этого тоже было достаточно, но применять их можно только по делу — могут вызвать привыкание. Хранились такие препараты в отдельном шкафчике. Замок на нём был хилый, однако ни разу оттуда ничего не пропало.
После Курска Любовь Коноваленко попала на Украину — здесь разгоралась битва за Днепр. Её часть направилась в Дарницу — ныне это один из районов Киева на левом берегу реки.
— Дарница не принимала нас сутки, там разбомбили 12 эшелонов, — рассказывает Любовь Трофимовна. — Въехали мы вечером, часов в шесть. Там стоит вековой сосновый лес. Мы оказываемся в нём, а там такая чистота! Все ровно, ухожено. «Как хорошо, — говорю, — здесь!» А оказалось, что это всё кровь и трупы с разбомблённых эшелонов, засыпанные песком.
Бои шли на другом берегу. Перебраться туда было нельзя — переправы нет, нужно строить новую. Днём это сделать невозможно — постоянно висят вражеские самолёты.
— А берега у Днепра высокие — выше многоэтажного дома! Широ-о-окий! — Любовь Трофимовна по сей день с сильными эмоциями вспоминает о том дне. — Глубиной не очень, но река в том месте дурная, как вилами по ней водят. До вечера ещё и с воздуха бомбят. Был дан приказ: за ночь сделать мост. Рано утром он готов. Встал поезд — громадный эшелон. Когда я, приподнявшись с нар, глянула в окошко назад, то увидела, что мы едем по воде. Я подумала, что всё — это наша смерть. Но мы буквально выплыли, а тут перед нами — Киев-красавец, все купола золотые. А у нас вагон пульмановский, большой, и вот мы все соскочили с нар, прильнули к окнам и тихо молились, пока весь эшелон из Днепра не поднялся. Эта переправа — самое страшное, что было в моей жизни.
Впереди были и ещё три больших переправы — Южный Буг, Висла и Одер. После первой реки каждую из них Любовь Коноваленко ждала с опаской, но, к счастью, могучий Днепр остался единственным таким испытанием. Южный Буг располагался на равнине. Через Вислу был проложен добротный мост, хотя шёл эшелон прямо за передовыми частями — видно было, как от убитых лошадей поднимается пар. К Одеру переправы уже стали делом привычным.
Войну Любовь Коноваленко закончила под Бреслау. На память о тех днях осталась открытка, на которой написано — Oels. Это немецкое название города, в котором завершилась эта фронтовая дорога через четыре реки, начатая под Курском.
Одну награду, полученную за самоотверженный труд в те годы, Любовь Трофимовна любит больше всего — орден Отечественной войны. Эта награда стала символом Победы наряду с Георгиевской ленточкой. Сотни тысяч людей получили её. Не все из них в одной атаке уничтожили десятки гитлеровцев или совершили иной яркий подвиг, но все из них как минимум сделали на фронте свою «простую работу», благодаря которой будущие поколения получили право жить.
Денис КРЮЧКОВ
Любовь Трофимовна родилась 21 июня 1923 года в Курске. День её восемнадцатилетия стал последним днём мирной жизни. После полудня город беспокойно переговаривался: что будет дальше? отразят ли наши нападение? приблизится ли враг? Красной Армии ещё многому предстояло научиться — через огромную кровь и поражения. Фронт покатился на восток. В конце августа Курск подвергся первым бомбардировкам.
Жили в надежде, что всё-таки минует, всё-таки армия сдюжит именно здесь, уже завтра. В медицинском техникуме, где училась Любовь Коноваленко, продолжалась учёба. Выпускной состоялся ночью, при закрытых окнах — в темноте город скрывался от вражеских самолётов.
Назначение молодая медсестра получила в 15 километрах от дома, под Курском, в местечко Свобода — там были санаторий и районная больница. В конце октября ей дали первый за месяц выходной — на 1—2 ноября. Идти нужно было уже не 15 километров, а все 25 — привычную дорогу постоянно бомбили. Долго ли коротко, но до дома добраться удалось. А первого ноября, в субботу, начались оборонительные бои за город. К вечеру воскресенья всё было кончено, ночью Курск был оставлен врагу.
Любовь Коноваленко на два года попала в оккупацию. Беспросветное, скудное время, когда мало было поводов для надежд. Трижды угоняли в Германию — удавалось выжить, вернуться домой. Ей трудно вспоминать о том периоде — очень тяжёлые были месяцы.
Однако Красная Армия, отброшенная до самой Москвы, здесь встала насмерть. Жестокость гитлеровцев знали теперь все — ни одной деревни больше им не отдать! Сильный враг преподал на поле брани крепкие уроки, которые усвоили и могли не меньше спросить со своего «учителя». Столица выстояла. Немецкие войска потерпели первое стратегическое поражение. Медленно, но верно советские солдаты стали теснить врага. Всё свободнее дышала родная земля. Вот уже и Курск вновь появляется на штабных картах, где намечали новое сражение.
Было очевидно, что противник после распутицы попытается «срезать» Курский выступ глубиной до 150 км, образовавшийся на фронте в ходе последних кампаний. Слишком очевидно, и немецкий штаб долго колебался, действительно ли стоит начинать это наступление. Всё же решение было принято. А советские солдаты, разумеется, хорошо подготовились.
Штаб будущего Маршала Советского Союза Константина Рокоссовского, который командовал в ходе битвы Центральным фронтом, принявшим на себя тяжесть сражений на северном фасе дуги, располагался как раз в местечке Свобода. Там продолжала трудиться медсестра Коноваленко. Военных госпиталей на всех раненых в ходе битвы не хватало, и командование разместило в районной больнице часть бойцов.
— Мы поначалу о них плакали, если было тяжёлое ранение, потом привычнее стали, — рассказывает Любовь Трофимовна. — Но всегда к каждому относились, как будто это твой родной человек. Не знаешь, как ему помягче сделать, чтобы спокойно лежалось, всё стараешься.
Работники больницы едва обращали внимание на гул самолётов, сотнями бороздящих небо, и грохот сбрасываемых бомб.
— Немцы тогда уже сами нас боялись, — говорит Любовь Трофимовна, — высоко летали.
На северном фасе к 10 июля гитлеровцы продвинулись на 10—12 километров, после чего, выдохшись, перешли к обороне. На южном фасе, где стоял Воронежский и Степной фронты, наступление длилось дольше — до 15 июля, но и здесь не привело немцев к желаемым результатам. Выстояв под натиском танкового кулака вермахта, советские воины перешли в контрнаступление. В результате последовавших Орловской и Белгородско-Харьковской операций группировка войск противника на этом направлении была окончательно разгромлена. Не только на советско-германском фронте, но и во всей Второй мировой войне состоялся коренной перелом. 5 августа в честь освобождения Орла и Белгорода в Москве был дан первый за два года салют.
Но даже смертельно раненный враг сохранял достаточно мощи. И продолжение войны все ещё требовало огромного напряжения сил. Медработников местечка Свобода попросили помогать армии и в дальнейшем. Любовь Трофимовна признаётся, что из родных мест уходить не хотелось, но долг перед Родиной был выше этого.
К военным будням она привыкла быстро. «Коллектив!» — не задумываясь, называет главную причину. Не было случая, чтобы врач повысил голос на медсестру. Каждый на фронте поддерживал друг друга, помогая справиться, когда было горько и своих сил не оставалось.
— Я работала при передовой все годы, — рассказывает Любовь Трофимовна. — Обычно размещались километрах в пяти, бывало и ближе. Сама в бою не сражалась, но лечила. Жили очень дружно. А как трудились все! Когда наступление — очень большая работа, столько раненых! Всё быстро: сюда руки, сюда ноги, сюда руки, сюда ноги — главное, жизнь спасти… И когда отступление, много сил уходит: поезд приходит — в одну минуту надо всех упаковать. Напихаешь больному в одежду вату, под ноги, замотаешь бинтом — чтобы лежал на носилках хорошо. И всё рысью, рысью, рысью… Так мы работали. Работать было страшно. Но трудились дружно.
Беспокоиться о том, что в какой-то момент не хватит нужного лекарства или перевязки, не приходилось.
— Материала — изобилие! — вспоминает Любовь Трофимовна. — Если не находилось тряпки, можно было хоть марлей полы мыть. Лекарств — полные карманы. Хватало всем. Поставлялось всё, что требовалось. На войне с нашей стороны снабжение было организовано очень хорошо.
В качестве обезболивающего использовался пантопон и морфин. Этого тоже было достаточно, но применять их можно только по делу — могут вызвать привыкание. Хранились такие препараты в отдельном шкафчике. Замок на нём был хилый, однако ни разу оттуда ничего не пропало.
После Курска Любовь Коноваленко попала на Украину — здесь разгоралась битва за Днепр. Её часть направилась в Дарницу — ныне это один из районов Киева на левом берегу реки.
— Дарница не принимала нас сутки, там разбомбили 12 эшелонов, — рассказывает Любовь Трофимовна. — Въехали мы вечером, часов в шесть. Там стоит вековой сосновый лес. Мы оказываемся в нём, а там такая чистота! Все ровно, ухожено. «Как хорошо, — говорю, — здесь!» А оказалось, что это всё кровь и трупы с разбомблённых эшелонов, засыпанные песком.
Бои шли на другом берегу. Перебраться туда было нельзя — переправы нет, нужно строить новую. Днём это сделать невозможно — постоянно висят вражеские самолёты.
— А берега у Днепра высокие — выше многоэтажного дома! Широ-о-окий! — Любовь Трофимовна по сей день с сильными эмоциями вспоминает о том дне. — Глубиной не очень, но река в том месте дурная, как вилами по ней водят. До вечера ещё и с воздуха бомбят. Был дан приказ: за ночь сделать мост. Рано утром он готов. Встал поезд — громадный эшелон. Когда я, приподнявшись с нар, глянула в окошко назад, то увидела, что мы едем по воде. Я подумала, что всё — это наша смерть. Но мы буквально выплыли, а тут перед нами — Киев-красавец, все купола золотые. А у нас вагон пульмановский, большой, и вот мы все соскочили с нар, прильнули к окнам и тихо молились, пока весь эшелон из Днепра не поднялся. Эта переправа — самое страшное, что было в моей жизни.
Впереди были и ещё три больших переправы — Южный Буг, Висла и Одер. После первой реки каждую из них Любовь Коноваленко ждала с опаской, но, к счастью, могучий Днепр остался единственным таким испытанием. Южный Буг располагался на равнине. Через Вислу был проложен добротный мост, хотя шёл эшелон прямо за передовыми частями — видно было, как от убитых лошадей поднимается пар. К Одеру переправы уже стали делом привычным.
Войну Любовь Коноваленко закончила под Бреслау. На память о тех днях осталась открытка, на которой написано — Oels. Это немецкое название города, в котором завершилась эта фронтовая дорога через четыре реки, начатая под Курском.
Одну награду, полученную за самоотверженный труд в те годы, Любовь Трофимовна любит больше всего — орден Отечественной войны. Эта награда стала символом Победы наряду с Георгиевской ленточкой. Сотни тысяч людей получили её. Не все из них в одной атаке уничтожили десятки гитлеровцев или совершили иной яркий подвиг, но все из них как минимум сделали на фронте свою «простую работу», благодаря которой будущие поколения получили право жить.
Денис КРЮЧКОВ