Каждое утро десять лет подряд дорога моя лежала в скромное двухэтажное здание в 3-м Колобовском переулке, где размещалась милицейская многотиражка «На боевом посту».

Призыв на срочную службу в подразделение УПО, предшествовавшие тому два года учёбы на журфаке и работа в районке определили служебную обязанность солдата — выпускать специальную страничку «Сигнал» в листках «Боевого поста». Газета в газете.

«Боевых штыков» в тогдашней реакции было — раз, два и обчёлся. Зато «перья» — что надо! Корреспондентская работа держалась на трёх Владимирах — Ермишине, Куличёве и Морозове. Материалы шли читабельные, и вообще наша «окопная» газета пользовалась спросом, хотя в ту пору была «закрытая».

Когда редактор Борис Иванович Соколов уезжал в типографию, на нашей улице наступал праздник. Ответсек Эдуард Попов покидал свой кабинет, устремляясь к нам. И пошло-поехало. Без преувеличения, рассказчик он великий, пожалуй, гремевшему в ту пору Ираклию Андронникову не уступил бы. Уйму всяких анекдотов, историй, баек знал и преподносил искусно, в ролях — поневоле уши развесишь. Мог рассказывать час, два… Хоть целый день. Кстати, проблемные статьи в газету готовил столь же мастерски.

Частенько наведывались, как их называли в статьях, стражи правопорядка. Каких только историй не наслушаешься… Тут тебе и «разрядка», и, что важнее, информация для газеты. Заглянул однажды автоинспектор:

— Третьего дня регулировал движение у Крымского моста. Проезд по нему ограничен — ремонт. Жезлом показываю самосвалу принять вправо. Тормозит, землю, дескать, везу с Ружейного переулка. Заглядываю в кузов и вижу из глины торчит ржавая «дура». Заряд! Артиллерийский.

— Ну, а дальше, дальше? — терпеливо допытывался хваткий Владимир Ермишин, почуяв, что запахло сенсацией.

— Ничего особенного. Перекрыл движение, приехали сапёры.

— Это прямо на Крымском было?

— Нет, на подъезде.

В следующем же номере вышла заметка с шокирующим заголовком «Бомба на Крымском мосту».

В другой раз «принимали» ещё более юного милиционера, отмеченного орденом. Ворвавшись в квартиру разъярённого маньяка, вооружённого двустволкой, он был отброшен к двери выстрелом в упор.

Большая охотница до всяких душещипательных рассказов редакционная машинистка Надя, не зная всех подробностей, вкрадчиво поинтересовалась у сержанта:

— Вас, видно, сильно ранило?

— Не особо. Рёбра малость помяло жаканом.

Глаза у неё округлились. Невдомёк ей, что «рёбра» — это титановые пластины бронежилета, который сотруднику сохранил жизнь.

Фотокорреспондент Горемыкин (ещё один Владимир!), к несчастью, рано ушедший из жизни, не упускал возможности запечатлеть портрет очередного посетителя, отличившегося на служебном поприще.

— Давайте-ка я вас щёлкну, — предлагал.

Лица на снимках получались смущённые, как бы извиняющиеся за содержание текстового обрамления, где живописались перипетии смелых поступков.

… Что касается «Сигнала», отражал он события значимые и не очень, происходившие в столичной службе «01», и, естественно, каждодневные будни — хронику пожаротушения, смелые поступки воинов. Пожалуй, с высоким «штилем» частенько перебарщивал. «Мужество», «отвага», «доблесть», «подвиг», «бойцы огненного фронта» — слова и фразы эти не покидали почти каждый выпуск. «Сигнал» учил новобранцев на примерах Героя Советского Союза Сергея Игнатьевича Постевого, командира отделения Александра Петровича Татьянина, в войну лишившегося ступней ног и всё же нашедшего силы и мужество вернуться в строй, полного кавалера ордена Славы Василия Павловича Волкова, сержанта Володи Минакова, павшего на боевой работе.

О тушении невероятно сложного пожара в гостинице «Россия», произошедшего 25 февраля 1977 года, пришлось рассказывать на газетных страницах трижды, и эзоповым языком, без точного упоминания места происшествия. Открыто — запретили, даже указ о награждении большой группы бойцов и командиров орденами и медалями вышел под грифом «Не для печати». На церемонии вручения тоже всячески избегали упоминать про гостиницу.

Кстати, после «российской» трагедии минуло лишь несколько дней, как неожиданно в Москву нагрянул весьма высокий чин из Узбекистана — секретарь Ташкентского обкома компартии республики. По причине того, что среди спасённых в гостинице оказалась его супруга… Из министерства команда: в кратчайший срок отыскать, чьих это рук работа. Спешно объявили «гарнизонный розыск». Проблема сложная, ведь в тушении участвовали многие сотни людей, к тому же в такой кутерьме, ночью, разве упомнишь кого в лицо. Не до того было.

Всё-таки двое «нашлись», причём из разных частей — прапорщик Пётр Анискин и ефрейтор Александр Павлов. Всего они спустили по мехлестнице 13 пострадавших, в том числе будто бы ту самую женщину, подходившую по словесному портрету. Подходили по всем статьям и сами воины: комсомольцы, отличники боевой и политической подготовки. Право, не хочу что-то подвергать сомнению, но некоторые колебания были…

Героев доставили в управление. Подрастерялись. В кои-то веки увидишь рядом с собой зам. министра внутренних дел Союза, начальника пожарного главка. С ними, естественно, узбекский гость, вручил смущённым парням именные часы с надписью: «За храбрость при спасении людей».

Конечно, громкое событие не прошло мимо газетной страницы.

— Про жену опусти, — наставлял перед этим начальник политотдела УПО Василий Иванович Головастов. — Мол, граждане братской республики. Так оно значительно лучше будет читаться.

Как говорится, все мы — дети своего времени. То, что сегодня кажется наигранным и даже смешным, в тот период воспринималось за чистую монету. Кое под чем из тех «творений» сейчас фамилию свою бы не поставил. Не потому, что кривил душой, лицемерил. Этого как раз и не было — не в моём характере. Просто слишком «забирал» с пафосом. Попроще бы надо, потеплее. В некоторое оправдание можно сказать: так было принято «глаголом жечь сердца», высоким партийным словом. Потому за многое краснеть не приходится.

Когда пробил час дембеля, оказался вроде на распутье: в редакции вакансий не было, в другие издания без московской прописки не сунешься. Названный выше Эдуард Попов, мужик пушечных пробивных способностей, обладавший редкостным даром проходить сквозь бюрократические «рогатки» и договариваться хоть с чёртом, сочинил генералу-куратору ГУВД хитроумный рапорт: подготовку «Сигнала» вменить в обязанности помимо исполнения прямых функций.

Назначили инструктором на ААС — автомобиль аэродромной службы, единственный в гарнизоне. Наверное, приставили к нему потому, что большей частью он простаивал в боксе. По утверждённому рапорту выходило так, что, отдежурив в карауле сутки, я должен был немедленно устремляться за редакционный стол. В действительности же от него и не «отрывался», а «свой» ААС видел только в дни получки. Больше того, потихоньку даже повышали в должности. Руководство УПО, хотя и опасалось проверок, упорно шло на штатные нарушения, держа в редакции «подснежника». Поймите правильно: абсолютно не в конкретной личности дело. В печати видели силу. Чтобы в ведомственной прессе и не отражалась работа самой многочисленной службы? Недаром же первое название газеты «Красный милиционер и пожарный». Именно так, на равных!

И ещё несколько лет довелось «прославлять» людей этой тяжёлой, боевой профессии. А в 85-м судьба забросила в МВД Союза — в одном из оперативных главков понадобился журналист. Пригласил туда бывший внештатник нашей газеты Николай Васильевич Мамонтов, ныне главный инспектор Главной инспекции Главного штаба МВД генерал-майор милиции. В прошлом активнейший милкор нашей газеты сержант милиции Николай Мамонтов освоением широкого спектра премудростей милицейской службы также обязан милицейской газете.

Наша замечательная газета дала многим начинающим журналистам, юристам и просто рядовым сотрудникам милиции путёвку в жизнь.

Михаил ХОРОХОРДИН,

подполковник внутренней службы