Девушку задушили. Кто-то, кого она хорошо знала и кому открыла дверь, задушил её поясом от халата, а потом попытался «утопить», старательно имитируя несчастный случай в ванной. Причём, как установил эксперт, произошло это не так давно — часа два назад.

Потом преступник прошёлся по квартире, собрал самое ценное — видеомагнитофон, факс, а также золотые вещи, которые обычны для молодой женщины: серьги, кольца, броши. И ушёл.

Вскоре стали проясняться другие подробности этого преступления. Девушку звали Светланой. Она работала в совместном предприятии (СП) секретаршей. У неё был роман с начальником. Тот снимал для неё квартиру и, как оказалось, побывал у подруги за пару часов до её смерти.

Виктор Иванович — так звали руководителя СП — собственно, и обнаружил труп в ванной комнате. Он вернулся по какой-то надобности и, увидев мёртвой свою подругу, вызвал милицию. Вначале держался, помогал следствию: осмот-
рел квартиру и перечислил всё, что унёс преступник. А потом «раскис донельзя» — сыщикам пришлось даже «отпаивать» его водой.

Успокоившись, Виктор Иванович уже без обиняков сказал, что любил погибшую и у них со Светланой была договорённость: вместе уехать на жительство за границу, а впоследствии пожениться. Добавил, что совсем недавно подарил ей старинные золотые серьги с изумрудами, оставшиеся от мамы, чтобы она понимала серьёзность его намерений...

Но все эти «страдания-волнения» не произвели особого впечатления на сыщиков. Начальство сразу определилось и сказало оперуполномоченному капитану милиции Вадиму Касаткину (именно ему было поручено это дело), что «директор СП — первый подозреваемый». А что касается демонстрации любви к покойной, то им и не такое приходилось видеть — преступники на какие только ухищрения не идут, чтобы обмануть следствие. Виктор Иванович по согласованию с прокуратурой был помещён на десять суток в ИВС. «Работай, — благословило начальство Касаткина. — Время у тебя есть. Покажи класс».

Надо сказать, что сам Касаткин также в виновности Виктора Ивановича не особо сомневался. Как и его товарищи, он полагал, что тот «разлюбил невесту» и обрушил «концы в воду», то есть в ванну. А теперь изображает страдания.

Но чем больше он с ним общался, тем меньше и меньше у него оставалось уверенности в виновности директора СП. Тот всё отрицал, а никаких доказательств его вины не было. Да и, честно говоря, не был он похож на убийцу — мягковат, нерешителен, заторможен.

Оперативник также собрал информацию о знакомых убитой, её близких и друзьях. В основном это были представительницы прекрасной половины человечества, и никто из этих женщин не привлёк его внимания. Но однажды Виктор Иванович назвал имя ещё одного знакомого, некоего Гоши. Причём отозвался о нём отрицательно: тот предлагал осуществить с помощью СП какие-то мошеннические действия. Стали выяснять, кто это. Оказалось, что Григорий Пастухов живёт в доме напротив.

Информация о нём была такова: Григорию 35 лет, он сын известного учёного-
ядерщика. Его отец вёл какие-то важные оборонные проекты, постоянно проживал в Дубне, а парень занимал огромную академическую квартиру. Григорий, которого приятели называли Гошей, ничего, кроме досады, у Касаткина не вызвал. Сыщика просто оскорбляло, что у такого заслуженного человека сын — «социальный паразит», который нигде не работал и не учился. В советское время он кормился с фарцовки, а сейчас, несмотря на приличный возраст, его содержал отец. И вообще, тёмный тип, любил выпить и не знал меры.

Тут важно сообщить, что Вадим Олегович между посещениями ИВС и беседами с подозреваемым описал сворованные вещи и эту информацию отправил коллегам, контролирующим места скупок краденого.

Десять дней быстро подходили к концу. Виктор Иванович не признавался. Касаткин доложил начальству, что у него нет уверенности в его виновности. Он предложил переключить внимание на Гошу, на что старшие товарищи как-то не очень положительно отреагировали, дескать, не разбрасывайся.

Трудно даже сказать, как бы дальше развернулись события, если бы не позвонили коллеги — те самые старинные золотые серьги с изумрудами (легко узнаваемые) были сданы в один из ломбардов. Принёс их туда Григорий Пастухов. Круг замкнулся!

Гоша только в самом начале пробовал отнекиваться, а когда принесли серьги и другие ювелирные изделия, признался: он задушил Светлану, с которой познакомился совсем недавно. Рассказал, что планировал обставить убийство как несчастный случай.

Встал вопрос, а где награбленная электронная техника? Гоша, немного позапиравшись, указал, где хранится ворованное. Оказалось, у друга Лёлька. Лев Музалевский — такой же «социальный паразит», только на лет пять моложе. Когда к нему заглянули оперативники, сразу выложил ворованные вещи. И очень при этом сокрушался, не верил, что Гоша — преступник и убийца: «Как же так? Такой воспитанный человек! Наверное, это
ошибка!»

Вещей оказалось много. Глядя на них, Касаткин вдруг задался вопросом: а как Гоша всё это выносил? Напрашивался вывод: или преступник дважды ходил на квартиру, или убивали вдвоём. С ворованными вещами привезли в участок и Лёлька. Попросили его рассказать, как они вместе убивали и грабили Светлану. Вот, дескать, в соседнем кабинете сидит Гоша и пишет показания. И уже написал, что были вместе.

— Какой мерзавец, — взвизгнул тот. — А ведь обещал, что никому и никогда не скажет. — А потом сел писать свои признания.

Некоторое время скрипел пером (если можно так выразиться в отношении шариковой ручки, которой пользовались оперативники), потом бросил. Видно,
что его распирала злость. Немного успокоившись, добровольно дал показания о том, как Гоша обнёс ещё одну
квартиру.

Убийство секретарши из совместного предприятия было раскрыто. Руководство и коллеги поздравили Вадима Касаткина. Действительно, капитан милиции показал класс.

Как-то к нему зашёл подполковник милиции Александр Яшин и сказал, что когда он видит Гошу, то у него появляется ощущение: этого человека он уже ранее встречал. И постоянно пытается вспомнить, где же.

Касаткин улыбнулся в ответ — есть такие люди, как говорят в народе, с «лошадиной памятью на лица»: раз мельком случайно увидят человека и носят этот образ всю жизнь при себе. Мало ли кого мог встречать на своём пути Александр Андреевич!

Но на следующий день Яшин вспомнил. Несколько лет назад он вёл очень сложное и громкое дело. В Москве на Ленинском проспекте была ограблена квартира известного генерала. При этом преступники убили сына военачальника и его сожительницу по фамилии Виноградова. Проявили какую-то животную жестокость. Резали ножами, буквально залили кровью всё жильё.

Из квартиры убийцы тогда вынесли огромное количество различных электронных устройств и техники. К сожалению, убийц сына генерала и его подруги по горячим следам найти не удалось. Расследование затормозилось и как бы зависло...

Так вот, Гоша фигурировал в материа-
лах того дела. Он был допрошен как человек, который незадолго до преступления делал в квартире ремонт. Был допрошен и отпущен, не нашлось никаких зацепок. Но вот сейчас ситуация кардинально поменялась!

Решили поговорить с ним по поводу нашумевшего убийства. Как только прозвучали фамилии погибших, Гошу будто иглой в мягкое место — заорал:

— Ничего я не знаю! Да, был я в той квартире, ремонт только делал. Нет, нет и нет!

Казалось бы, всё. Доказательств ведь действительно никаких не было. Но у Вадима Олеговича появилось чувство, что поведение Гоши какое-то неестественное, оно вызывает подозрения. 

Сыщики посовещались и пришли к выводу: в этой непростой ситуации необходимо предпринять что-то новое, неординарное, что помогло бы разбить ту «защитную скорлупу», в которой находился обвиняемый, и заставило бы рассказать правду.

Помучившись несколько дней в поисках этого «нового и неординарного», Касаткин вдруг понял, что ему надо делать. Утром, придя на службу, первым делом позвонил в Главное управление уголовного розыска МВД России Анатолию Шепилову.

Давно известно, что когда человек волнуется, то его пульс учащается, давление растёт, кожа покрывается потом и даже изменяется его поведение. Со временем было установлено, что индивид в основном волнуется, когда говорит неправду, выражаясь попросту, врёт. Вот тогда у некоторых умных людей и появилось желание изобрести прибор, который бы, анализируя состояние человека, подавал сигнал, что он говорит неправду.

Не заходя в далёкие научные изыскания, нужно отметить, что первопроходцами в создании такого устройства выступили итальянцы. Где-то в последней трети XIX века физиолог Анджело Моссо разработал плетизмограф — аппарат для измерения изменений объёма органа или конечности, вызванных колебаниями кровообращения.

Потом в 1895 году судебный психиатр и антрополог Чезаре Ломброзо развил эту идею и создал гидросфигмометр — прибор, регистрирующий изменения пульса у подозреваемых во время допросов.

Любопытно, что в 1897 году Ломброзо посетил Ясную Поляну, где общался с Львом Толстым. И хотя великий писатель отозвался о нём как о «малоинтересном человеке», надо отдать должное — итальянец многое сделал для совершенствования криминалистики. Он, кстати, стал применять свой прибор в уголовных расследованиях.

В XX веке пальма первенства в создании детектора лжи (от латинского detector — открыватель) перешла к американцам. В 1921 году полицейский и физиолог из США Джон Ларсон изобрёл первый полноценный полиграф, который одновременно измерял кровяное давление, частоту дыхания и пульс. В 1925 году его ученик — Леонард Килер — усовершенствовал прибор, добавив возможность регистрации изменений электрического сопротивления кожи. В 1938 году Килер запатентовал полиграф с чернильным самописцем, который автоматически записывал все изменения физиологических параметров на бумажной ленте. Это устройство во многом уже напоминало современные приборы.

Важно также добавить, что в 1940—1950-х годах появились первые стандарты проведения полиграфических тестов.

Считается, что впервые крупное использование аппарата произошло в послевоенной Европе, когда из немцев, попавших в плен армии США, отбирали кандидатов на должности руководителей полиции в Германии. 300 человек успешно прошли полиграф, а вот 40 процентов провалили проверку. Выяснилось, что около 30 человек оказались бывшими офицерами СС и гестапо, в чём им пришлось признаться.

В последней трети прошлого века метод исследования на полиграфе на западе стал широко применяться в государственных структурах и бизнесе.

Советские люди впервые смогли познакомиться с детектором лжи при просмотре фильма «Ошибка резидента». В нём иностранный агент — некто Михаил Тульев, заброшенный в СССР, знакомится с профессиональным вором по кличке Бекас. Тульев не подозревает, что этот уголовник на самом деле контрразведчик Павел Синицын, который будет контролировать каждый шаг резидента и сыграет важную роль в его судьбе. По заданию КГБ Бекас попадает на Запад, и там ему устраивают изощрённую проверку, в которой применяется полиграф. Из фильма можно понять, что детектор лжи можно обмануть, Бекасу это удалось.

Надо отметить, что в Советском Союзе на протяжении долгих десятилетий отрицали действие полиграфа. Почему? Считалось, что он не даёт точного и однозначного ответа на вопрос: обманывает ли человек? А раз не даёт, то какое ему доверие?

Хотя в мире применение полиграфа расширялось, у нас он считался псевдонаукой и резко критиковался властью. И, конечно, не приветствовались те, кто увлекался этим «лжеприбором». Впрочем, надо уточнить: «не приветствовались» — это мягко сказано. Их просто-напросто увольняли с «волчьим билетом» — так не раз бывало в МВД СССР.

Анатолий Шепилов, которому позвонил наш герой, был одним из сторонников применения в оперативно-разыскной деятельности указанного прибора. Был он ярым сторонником применения детектора лжи, когда работал в МУРе, и оставался на этой позиции, даже когда перешёл в центральный аппарат и стал сотрудником Главного управления уголовного розыска. Он частенько звонил московским коллегам и спрашивал, нет ли там какого-нибудь интересного дела, чтобы можно было применить полиграф.

Надо сказать, что постепенно обстановка вокруг этого прибора смягчилась, и у нас полиграф стали считать
полезным устройством. Более того, руководство МВД отправило за границу группу сотрудников, чтобы они ознакомились с практикой своих американских коллег. А вскоре в США была закуплена небольшая партия приборов. Затем с помощью специалистов из КГБ СССР, которые уже довольно широко применяли устройство, в ведомстве были проведены трёхмесячные курсы по обучению милиционеров работе на полиграфе. А в 1993 году в правоохранительном ведомстве наконец-то легализировали применение детектора лжи.

Короче, Шепилова Касаткину уговаривать не пришлось, он понял с полуслова и в тот же день после обеда прибыл в МУР, держа в руках пахнущий краской совсем новенький полиграф из той самой «американской партии».

Оперативники, ни тот ни другой, на практике прибор не применяли — были они в этой сфере круглыми «чайниками». Поэтому какое-то время посвятили его изучению. Оказалось, никакой тут высшей математики нет. Потом исследовали друг друга, «потренировались на котах», как говорил герой одного комедийного фильма.

Высшей математикой же оказалось написание вопросов, отвечая на которые, у подозреваемого должны были произойти психофизиологические реакции его организма (если виновен). Или не произойти (если невиновен).

Вот тут всё было очень непросто. Хорошо, что имелась инструкция, составленная разработчиками прибора, хотя действовали больше по наитию. Шепилов и Касаткин создали план беседы с подозреваемым, включив в неё те самые, назовём их контрольными, вопросы.

Естественно, Гоша это был не разведчик Бекас-Синицын, который, как явствовало из фильма, сумел обмануть прибор. Он, во-первых, был потрясён применением детектора лжи. Оказалось, он о нём читал. А во-вторых, не сумел в потоке беседы узреть те самые «контрольные вопросы». Да вообще Гоша был уверен, а это внушили ему сокамерники, что «американский прибор просвечивает человека насквозь» и «лучше признаться».

Ну всё, исследование окончено. Дальше оперативники стали изучать реакции организма подозреваемого на их вопросы. Оказалось, что этот человек, несомненно, принимал участие в убийстве на Ленинском проспекте. Был не один, а с близким человеком, родственником, который проживает где-то вне Москвы. Исследование показало, что часть ворованной техники находится у того человека, он её использует в своём быту. Шепилов и Касаткин были сами потрясены полученной информацией. Они ещё раз проверили, не ошиблись ли? Ведь сами что ни на есть дилетанты, настоящие «чайники». Нет, именно так «свидетельствовал» прибор. Перепроверили — нет, детектор лжи говорил, что они на правильном пути.

Гоша под лавиной вопросов дрогнул. Попросил дать ему время подумать. Сказал, что завтра напишет признание. А наутро оказалось, что у него закончился срок пребывания в ИВС и его надо отправлять в тюрьму. Захочет ли потом давать признательные показания? Это ещё тот вопрос. Оперативники позвонили следователю. Она сухо сказала, что срок вышел, никто закон нарушать не будет, подозреваемого надо отправлять, конвой заказан.

Такого удара под дых никто из муровцев не ожидал. Что делать? Оказывается, что продлить пребывание Гоши в изоляторе временного содержания мог бы сотрудник прокуратуры, если бы он нашёл возможность и желание прибыть прямо на Петровку, 38.

К счастью, прокурор сразу поняла важность момента. Пока Гоша начинал выводить на листе первые строчки признания, она на милицейской машине под звуки сирены промчалась улицами Москвы и продлила пребывание преступника в ИВС.

Гоша признался в убийстве. Рассказал, что вместе с ним на дело ходил его двоюродный брат Виктор Седых, который постоянно проживает в городе Чопе Ужгородского района Закарпатской области Украины.

Гошу сразу вывезли в квартиру, и он на видеокамеру рассказал и показал, как происходило ограбление. Закрепив его показания, сыщики выдвинулись в Чоп, который известен как важный железнодорожный узел и самый западный город Украины.

В те годы никаких проблем с задержанием преступника они не встретили. Седых действительно пользовался видеомагнитофоном и радиоприёмником, номера которых совпали с номерами украденной из квартиры на Ленинском проспекте в Москве электроники. А вскоре и он дал признательные показания.

Судьба этих негодяев сложилась так. Седых умер в камере, не дождавшись суда. Гоша же суда дождался и был расстрелян по его приговору. Тогда такая мера наказания ещё не была отменена.

...Это было если не первое применение детектора лжи в следственном процессе столичными правоохранителями, то одно из самых первых. Сегодня же полиграф стал обычным делом.

Владимир ГАЛАЙКО,

фото из архива Вадима КАСАТКИНА