Гроза на картёжников в Павловское время была ничуть не менее громовой, чем в Екатерининское. Иные заядлые картёжники Москвы и Петербурга славились на московских ярмарках и в картёжных притонах Петергофской дороги миллионными выигрышами, но чаще случались потери в игре целых состояний.

В обязанности полиции Москвы и Петербурга — прежде иных российских мест — непременно входило правило всемерно пресекать и истреблять пагубный азарт. Но вот ведь какая забавная штука: полицейские и вообще военные люди сами иногда были причастны к денежной игре. Однажды, проезжая ночью по Арбату, обер-полицмейстер Эртель заметил свет в окнах второго этажа и, нагрянув в квартиру, обнаружил играющих картёжников. Каково же было его изумление, когда выяснилось, что они были военными чинами Архаровского полка. То есть полка, выполняющего полицейские функции! На беду здесь оказался поручик Бессонов, в игре он участия не принимал, а мирно спал, потому что ранним утром ему предстояло участвовать в смотре его батальона. И вообще, игроком он не был, можно сказать, берёг честь своего назначения быть казначеем батальона. Но Эртель разбираться не стал: играл не играл, а просто разбудил спящего на диване Бессонова и приказал вместе со всеми шествовать в дом начальника полка.

Бессонов взмолился: оставьте меня в покое. Вы же видели, что я спал.

— Ступайте! — прикрикнул обер-полицмейстер.

— Иду! Но только смотрите, чтобы вы не раскаялись.

Николай Архаров

В четыре часа утра привели игроков в дом начальника полка, где по тогдашнему обычаю стояли полковые знамёна. Вышел сам Архаров в колпаке и халате. Взглянув на Бессонова, он изумился:

— Как, и ты здесь? Вот так казначей!

Посадили приведённых под знамёна, что было большим укором боевой чести. После допроса Архаров узнал, что Бессонов был взят спящим.

— Грешно было тебе будить! — обратился он к полицмейстеру. — Поди, братец, поправь свой грех.

Полицмейстер пошёл к Бессонову и объявил, что он свободен.

— Поздно! — закричал Бессонов. — Я говорил тебе, не веди меня сюда. Ты привёл, вот тебе!

Последовала оглушительная оплеуха, сбившая полицмейстера, как говорится, с катушек. Бессонов был отдан под суд. Офицеры полка были судья-
ми. Они знали, как был щепетилен Бессонов в понимании офицерской чести и как свято берёг её. Они плакали, но в силу устава, утверждённого ещё Петром Великим, вынесли единственно возможный приговор: руку отсечь. И только вследствие просьбы московского градоначальника князя Юрия Владимировича Долгорукова император Павел I помиловал Бессонова. Приговор не был приведён в исполнение. Добавлю ко всему, что драма, чуть ли не ставшая трагедией, разыгралась в 1797 году.

Эдуард ПОПОВ, иллюстрации и фото из открытых источников