Для писателей он — прототип главного героя, для сценаристов — прообраз киногероя, для спортсменов — идеальный пример бойца на ковре, для спецназовцев — старший товарищ и наставник. Сейчас он помогает тем, кто ослаб и оказался без поддержки государства. О личностных ценностях, чувстве долга и собственном жизненном пути мы беседуем с Виктором ТАБАЧКОВЫМ. Пока просто — без регалий, которых много и о которых — ниже.

—Виктор Сергеевич, давайте начнём с рассказа, как начиналась для вас служба Родине.

— Родом я из Донецка. Отец — шахтёр. С возрастом он нажил привычные шахтёрские болезни и от работы в забое был отстранён, поэтому наша семья перебралась в Мелитополь.  Среднюю школу я закончил в 1973-м и поступил в высшее военно-морское инженерное училище в Севастополе («Голландия», как в советские времена его именовали по названию бухты), бывшее тогда основным центром подготовки офицеров для подводного флота СССР.

Почему именно туда? Во-первых, любил море, с детства увлекался подводным плаванием, хорошо нырял и погружался на большую глубину. Во-вторых, в Севастополе в 42-м погиб мой дед — командир батальона морской пехоты. В-третьих, всегда тяготел к военно-спортивным дисциплинам: метал в цель всё, что попадалось под руку, занимался рукопашным боем, был Мастером спорта по самбо, КМС по лёгкой атлетике и прочим дисциплинам.

Помимо основного направления учёбы в училище развил спортивные навыки. Всё свободное время проводил либо в зале Спортивного клуба Черноморского флота, либо на базе водолазов, где занимался погружениями и отработкой различных нестандартных ситуаций. Впрочем, эти ситуации и не надо было создавать искусственно — так часто они возникали в подводных экспедициях, где принимал участие.

На 3-м курсе мои умения сыграли со мной недобрую шутку. На танцполе в Доме офицеров флота вместе со своими товарищами-однокурсниками вступил в конфликт с группой гражданских парней. Как водится, из-за дам. В драке «уронил» оппонента, оказавшегося сыном второго секретаря райкома партии. В итоге из училища меня с треском отчислили.

Уходить из флота я не хотел. К тому времени, являясь старшиной курса, носил звание главного корабельного старшины. Мои собственные устремления совпали с пожеланием руководства 17-й отдельной бригады спецназа ГРУ ГШ, базировавшейся на острове Первомайском под Очаковом. Очаковская бригада готовила «боевых пловцов». Туда меня и перевели в звании мичмана проходить спецподготовку.

— В литературных произведениях боевые пловцы — наши ли, натовские ли, — описаны как рыцари без страха и упрёка. Все с запредельными умениями и навыками, неподвластными обычным смертным. А в жизни?

— А в жизни проверить наши «сравнительные характеристики» получалось на практике. Об этом — попозже. Что до навыков, то да, спецподготовка в бригаде была, очевидно, одной из лучших в мире. Если не самой лучшей — по данному профилю.

Восемь месяцев она длилась не только под водой, но и на суше. И на жаре, и в холоде. Нас забрасывали и в пустыню, и в тайгу. Учили выживать и в горах, и на равнине.

В 1977-м я отправился на боевое дежурство в Анголу, бывшую тогда очагом военных столкновений. Одно из заданий моей группы было, например, таким. Наши визави утопили в прибрежных водах при каких-то такелажных работах боевую ракету. Она лежала на глубине примерно 12 метров. Нам было необходимо извлечь из неё один секретный приборный блок, представлявший большой интерес для разведки «вероятного противника», т.е. стран НАТО. Обычные корабельные водолазы с такой работой не справились бы. Тем более не сумели бы успешно разрешить подводный конфликт с противоположной стороной.

— А конфликт случился? И с кем именно?

— Да, случился. Как и не раз впоследствии. Взаимодействовать на глубине и на поверхности чаще всего нам приходилось с аналогичными подразделениями противника. Как правило, не из состава тактических подразделений ВМС, а из числа частных военных компаний, деятельность которых за рубежом всегда осуществлялась на высоком военно-техническом уровне. В тот раз получилось «2:0» в нашу пользу. Выключили мы двоих боевых пловцов противника, а сами не потеряли ни одного.

— Искусство ножевого боя пригодилось?

— Мне лично — да. Но, строго говоря, близкий огневой контакт и тем более рукопашная схватка — скорее минус в работе спецназовца. Доводить до этого крайне нежелательно. Поскольку результат всей операции ты ставишь в зависимость от фактора, где велика воля случая.

Самым интересным было другое. Морская-то среда в то время была моей естественной стихией, а вот дальше доставлять ценный груз в нужное место пришлось через незнакомые джунгли. К этому мы были готовы несколько поменьше. Да и сам я тогда был слишком молод, чтобы считаться многоопытным — мне шёл всего-то 21-й год. Но ничего, справились, всё доставили в целости и сохранности. За эту операцию я получил «Красную звезду».

В 1977-м разгорелся эфиопско-сомалийский конфликт, где СССР попеременно выступал на стороне и тех, и других. Там вновь была красивая масштабная операция со множеством боестолкновений, в результате которых на родину я вернулся уже с орденом Красного Знамени.

К тому времени я экстерном окончил Калининградское военно-морское училище, получил офицерское звание. Понимая, что сколь бы естественным для меня ни было пребывание в составе боевых пловцов, там мой рост как специалиста и профессионала ограничивался бы чисто физически подводной средой.  Не было, так сказать, «оперативного простора». Поэтому я написал рапорт о переводе в морскую пехоту. Рапорт удовлетворили, и я начал службу в Севастополе в составе Отдельной бригады Морской пехоты, приняв под командование взвод.

— Виктор Сергеевич, в своё время ваша фамилия громко звучала как фамилия одного из самых титулованных каратистов Союза. Как в столь плотном рабочем (если не сказать «боевом») графике успевали добиваться ещё и успехов на спортивном поприще?

— А это было вовсе не помимо профессиональных обязанностей, а совместно. И в чём-то даже «благодаря». Если рассказывать о дальнейшем ходе вещей, станет понятным и про каратэ.

Ещё во время проведения всех этих спецопераций я сильно примелькался в среде коллег из КГБ. В частности, там тоже был свой спецназ, с которым мы постоянно взаимодействовали. И вот они стали переманивать меня к себе.

Поэтому менее чем через полгода пребывания в морской пехоте я поступил в Высшую школу КГБ (ныне — Академия ФСБ) на Восточный факультет. Во время обучения там я и познакомился с новым для себя и для большинства в Союзе видом боевых искусств. Со временем получил третий дан в каратэ Дзёсинмон.

— Насколько я знаю, такая неимоверная планка в каратэ достигается уже не только мастерством на татами, но и достижением каких-то духовных высот, не так ли?

— Да. Общаясь с нами, сошихан (создатель стиля) Икеда Хошу отмечал в русских людях такую потенциальную возможность — их особый боевой дух. Кроме того, он считал, что после первого дана для достижения последующих боец обязан быть уже врачевателем, мастером акупунктуры и т.д. И много времени посвящать внутренним энергетическим практикам. Это осталось во мне и по сию пору.

В Союзе я был одним из соучредителей Ассоциации каратэ.  Для развития два—три раза в год ездил в Японию. Забавно, что по службе в Японии мне не довелось побывать ни разу, а «на гражданке», по спорту, — раз 25, не меньше.

— До «гражданки» мы ещё доберёмся, а покуда я прервал вас на разговоре о 80-х.

— После окончания ВШ КГБ я обзавёлся семьёй, был уже менее лёгок на подъём. Да и здесь, в центре, мне всегда находилась работа. Поэтому остался в Москве. Работал в 6-м Управлении КГБ. Но был востребованным всеми службами. В частности, был старшим инструктором по подготовке бойцов «Альфы», формально числящейся в 7-м Управлении. В составе ЦУ КГБ возглавлял отдел специальных операций.

Потом в стране случился путч 91-го года. А затем начались пертурбации с Комитетом, различные «переприсяги» и прочие телодвижения. «Переприсягать» я не желал — в конце концов, присяга должна приниматься лишь однажды и навсегда. Собственная жизненная философия, проверенная годами динамичной практики, не предполагала необходимости принимать навязанное, подстраиваться и соглашаться. Поэтому из действующего состава ушёл в резерв. В звании полковника ФСБ. Работал в правительственных структурах, отвечал там за разные направления. Но это, очевидно, уже менее интересно вашему читателю.

Факт, который, вероятно, более примечателен: я оказался одним из первых в Союзе организаторов охранных предприятий. Наша «Альфа-Эгида» была зарегистрирована под номером «3». Работа с охранным предприятием приносила мне и моральное удовлетворение, и финансовое. Этому способствовала ещё и работа в составе дирекции крупнейшей в те годы финансовой компании «Московская недвижимость».

Однажды, примерно в 95—96-х годах, я встретил старого боевого товарища, морского пехотинца — отставника. Он рассказывал, насколько в войсках всё плохо и запущенно. А я, чувствуя себя более состоятельным человеком, хотел сделать что-то для бывших сослуживцев. Так родилась идея создать Всероссийскую общественную организацию морских пехотинцев, которая бы объединила ветеранов и действующих сотрудников. Возглавил её легендарный в среде морских пехотинцев генерал-полковник Валентин Яковлев. Я был во главе Московской организации. Чуть позже мы обзавелись и собственным печатным изданием. Я учредил журнал «Морской пехотинец» и возглавил редакцию. Журнал набрал популярность, получил премию ЮНЕСКО и прочие регалии. Это абсолютно некоммерческий проект — «дорого-богато» печатается и распространяется бесплатно. За счёт прибыли от другой деятельности.

Когда мы собирали материалы для издания, столкнулись с тем, что очень много отставных офицеров-морпехов ушли служить батюшками. Казалось бы — где божественное, а где мирскоевоинское? Но, очевидно, что-то есть в высших сферах души, что затрагивает одни и те же струны. Думали, опишем всё в одном—двух тематических номерах. Но материала оказалось так много, что потребовалось создать ещё один журнал — «Служба и служение», который существует уже долгие годы.

Имея определённые ресурсы, имеешь и больше возможности принести пользы обществу, чем когда распоряжаешься лишь собственными руками-ногами. Например, было почётно поучаствовать в подготовке и проведении Олимпиады-2014 в Сочи. И очень приятно затем получить из рук Президента России медаль ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени. Хотя за добрые дела награды ждать не нужно.

— Как раз подобной деятельности, благотворительной, и касается мой последний вопрос. Нам вы известны как член правления Регионального общественного благотворительного фонда «Щит и Лира». Что привело вас туда?

— Когда учреждённый мной охранный бизнес стал и без меня стабильно работать, я ушёл в компанию Союз «Маринс Групп». Со временем стал её президентом. Это тоже был фонд, объединивший ряд бизнесов, организованных бывшими боевыми офицерами. На этом посту я и познакомился со своим земляком Иосифом Кобзоном. Иосиф Давыдович привлёк меня к деятельности фонда «Щит и Лира», одним из создателей которого был сам.

Что меня мотивировало? Всегда самым сложным в жизни было для меня заглянуть в глаза матери погибшего товарища. Тяжелее не знаю ничего. Возможно, даже уход из жизни пожилых родителей пережить больше по силам, чем сказать незнакомым людям о смерти их молодого сына. Поэтому хорошо представляю себе боль утраты.

А государственная помощь не всегда оперативна и доступна. Бюджетное финансирование не предполагает такое манипулирование средствами, какое может себе позволить частный бизнес. С пониманием этого и живём и ощущаем себя в гармонии с окружающей действительностью.

Алим ДЖИГАНШИН,

фото из архива Виктора ТАБАЧКОВА

_________________

* — девиз морской пехоты.