— А может быть, им и подстраиваться-то не надо было? Может быть, они всегда были, что называется, на одной волне? Мне думается, это проблемы скорее мои, нежели зрителя. Нельзя в данном случае измерять эти отрезки наложением. В советское время была совершенно другая жизнь, зритель шел в театр. Сегодня же заполучить зрителей на свое выступление гораздо сложнее. Во-первых, количество театров и эстрадных площадок в Москве увеличилось. А во-вторых, сказывается обилие развлекательной продукции. Сегодня человек может, годами не выходя из дома, поглощать бесконечное множество фильмов, спектаклей, концертов. И в наше непростое рыночное время должно быть что-то уж совсем выдающееся, чтобы заставить человека вживую посмотреть тот или иной спектакль, приобретя иногда очень даже недешевые билеты.

— Совсем другой. Я бы даже сказал — разный. Очень разный. То, что люди в своей массе стали читать меньше, — очевидно. Хотя те, кто любили читать, и сегодня читают. Но многим просто некогда — много забот, много других соблазнов. И это не взирая на то, что книжные магазины забиты продукцией потрясающего качества. В советское время о таком можно было только мечтать. Воистину безбрежный рынок отечественной, зарубежной, переводной литературы. А какая бумага, печать! Также огромно количество музыки — развлекательной, симфонической, джазовой. Пожалуйста, выбирай на свой вкус. Никто ничего не запрещает. Так что сегодня у человека, который желает утолить свой культурный голод, никаких проблем нет. А когда такой большой выбор, наступает проблема: что выбрать? Сегодняшнему зрителю далеко не просто — слишком обилен рынок развлечений.

— Процесс был непростой. Какие-то вещи я проскочил достаточно быстро, а вот по этическим соображениям я столкнулся с некоторыми проблемами. Я привык жить в режиме моносуществования, а с партнерами история немного другая. Иногда приходится сталкиваться с этакой ярмаркой тщеславия — с честолюбием, со звездностью, с тем, что люди порой позволяют себе больше, чем, с моей точки зрения, можно позволить в рамках служебного этикета. В этом смысле кое-какие проблемы были и остаются до сих пор.

— Я сегодня к этому жанру отношусь достаточно спокойно, хотя для себя, конечно, отмечаю талантливые вещи. Надо сказать, очень удачные пародии случается видеть в передаче «Большая разница». А если говорить об эстрадниках, это конечно же Галкин. Природа щедро наделила его пародийным талантом. Но проблема заключается в том, что количественный спрос обязательно рано или поздно ставит вопрос о качественном соответствии. Просто в таком объеме нельзя этого делать. Это приводит к перенасыщению. У него появился азарт гонорарной востребованности. Тут нечего лукавить. Мы, кстати, такими же были, хотелось и больше работать, и больше зарабатывать. Просто деньги были другие. И платили только строгие концертные ставки. Иногда, правда, к концертным ставкам прилагали и конверты в знак особой благодарности. Все это было.

— Если говорить о ситуации с кризисом, которая, как выяснилось, не только российская, но и планетарная, то она не может не сказываться и на театрах. Театры — это те же живые организмы. Условия, в которых оказались зрители, в свою очередь, внесли коррективы и в работу театров. Но, тем не менее никакой катастрофы не происходит. Говоря о московском Театре эстрады, я, пользуясь случаем, могу только в очередной раз поблагодарить мэра Москвы Юрия Лужкова и председателя Мосгордумы Владимира Платонова, поскольку два этих человека сыграли решающую роль в том, что театр пережил позитивную реконструкцию. Если бы не их помощь, мы бы сейчас с вами беседовали в полуразрушенном помещении. Что же касается творческого процесса, когда речь идет не только о нашем театре, то кризисные явления способствовали тому, что плохое стало вовсе не потребляемым. Успех того или иного проекта и жесткий режим выделяемых на него средств во многом зависят от профессионализма артистов, их популярности, народной любви к ним. Поэтому люди, которые, в силу ряда причин, до этого уровня не поднялись, сегодня чувствуют на себе этот кризис особенно остро. Я не могу сказать, что у них и раньше была вольготная жизнь, но сейчас им и вовсе не сладко. Впрочем, это касается не только театрального поприща. Коль уж скоро мы ведем беседу с конкретным изданием — «Петровкой, 38», хочу сказать, что любое ухудшение жизни автоматически добавляет нагрузку и на всех работников правоохранительных органов, поскольку в такие периоды у людей на поверхность вылезает не самое лучшее, что в них заложено. Мало того что сотрудники такие же люди и все проблемы общества в не меньшей степени бьют и по ним, так плюс ко всему они призваны решать чужие проблемы, еще более усугубившиеся в последнее время.

— Я не сторонник огульного обвинения сотрудников во всех смертных грехах и не поддерживаю тех, кто заявляет, будто если поменять милицию, то все сразу станет замечательно. Да, безусловно, сотрудники милиции имеют некий властный ресурс по отношению к обычным гражданам, но если кто-то говорит, что в нашей милиции работают люди, которых можно отнести к разряду держиморд, могу задать встречные вопросы: а со строителями у нас как обстоят дела? а с актерами? Что, все такие воспитанные, культурные? Никто не хамит? Никто не пользуется ненормативной лексикой? Как будто люди, которые работают в правоохранительных органах, сделаны из другого теста, родились в другой стране, якобы ходили они в другие школы. Видит бог, мне повезло в течение жизни, и я видел фантастических людей, которые носили милицейские погоны. Среди них были ученые, психологи, просто оперативные сотрудники.

— Одно время я был регулярным участником концертов, посвященных Дню милиции. Это был конец 70х годов. Помню, как в то время министр внутренних дел Николай Анисимович Щелоков, отбирая артистов для участия в одном из таких концертов, напротив моей фамилии в списке выступающих поставил знак вопроса и спросил подчиненных: «Кто таков?» Он меня тогда по фамилии еще не знал. Ему ответили: «Тот, который про кулинарный техникум рассказывает». Щелоков, помолчав немного, произнес: «О, это сильная вещь!» Так что я знал: как только приближается День милиции, я должен готовиться к концерту. Это был для меня, да и для моих коллег, самый главный концерт в году. И я хорошо помню свои переживания, например, 10 ноября 1982 года. Я ждал машину, чтобы ехать в концертный зал «Россия» на праздничный концерт. Машина не пришла. Потом выяснилось, что концерт отменен, так как умер генеральный секретарь… В общем, у меня с милицией всегда были замечательные отношения. Мне грех жаловаться.

— Им сейчас нелегко — и парням, и девушкам, работающим на этой нелегкой ниве. Хочу, чтобы они меньше видели от окружающих недобрых взглядов. Хочу, чтобы все люди максимально часто вспоминали, что милицейскую форму носят такие же россияне, у которых внутри есть сердце, и есть нервная система, и есть родители, и есть семьи. И вообще, думаю, если будет во взаимоотношениях граждан и милиции больше взаимопонимания, а не ненависти и желания все свои личные несчастья и беды списать на каких-то варваров в милицейской форме, это будет самый большой подарок для наших защитников правопорядка.

— Если говорить по правде, к сожалению, правят деньги. Но деньги уверены, что они правят всем… и в этом смысле они глубоко ошибаются.