«КТО МОЕ СОКРОВИЩЕ УКРАДЕ?»
Автор сего повествования конечно ж яростный |
Приговорённая к смерти Мария в белом шёлковом платье взошла на эшафот. У подножия эшафота царь обнял Марию Гамильтон, поцеловал, посоветовал ей горячо помолиться в последнюю минуту. Когда отрубленная голова скатилась с плахи, царь поднял голову любимой женщины и, указывая на разрезанные топором сосуды, стал рассказывать присутствующим о роли каждого из них в человеческом организме. Окончив анатомическую лекцию, Пётр поцеловал Марию в мёртвые губы, перекрестился, отшвырнул голову и… занялся государственными делами.
По указанию Петра I голова Марии Гамильтон была заспиртована в стеклянной банке и долгое время хранилась в Кунсткамере Академии наук.
Куда как более жестоко обошёлся Пётр I со своей «разжалованной» первой супругой. Восстановим хронологию событий одного из самых скандальных дел Петровской эпохи, получившего название «глебовского».
Первая супруга Петра I Евдокия Фёдоровна была дочерью боярина Фёдора Лопухина. Пётр вступил в брак с 20-летней боярской дочкой в 1689 году и в следующем году имел от неё сына Алексея. Воспитанная в строгих христианских правилах, набожная Евдокия не смогла привязать к себе загульного супруга. Он с ранних лет, предпочитал утехи Немецкой слободы, сблизился с красавицей Анной Монс. Охлаждению супружеских связей способствовали также почти враждебные взаимоотношения царя с роднёй Евдокии Фёдоровны, поскольку Лопухины были приверженцами московской старины и не одобряли нововведений молодого царя.
Отправившись за границу в 1697 году, Пётр из Лондона просил своего дядю Льва Нарышкина уговорить Евдокию постричься и тотчас по возвращении в Москву отправил её в суздальский Покровский монастырь. Архимандрит монастыря не согласился постричь царскую жену, вследствие чего был взят под стражу. Царица всё же была пострижена монахом Иларионом с именем Елена. Обряд совершался в келье казначейши монастыря за занавесом так тайно и тихо, что сама казначейша не видела и не слышала ничего.
Для молодой развенчанной царицы настали чёрные дни неволи и нужды. Она терпела во всём большой недостаток и принуждена была не раз обращаться к брату своему Абраму Лопухину и к жене его с тайными просьбами о присылке вина и рыбы.
«Хоть сама не пью, — писала царица, — так было бы чем людей жаловать… Здесь ведь ничего нет: всё гнилое. Хоть я вам и прискушна, да что же делать? Покамест жива, пожалуйте, поите, да кормите, да одевайте нищую».
Привыкшая к роскоши царских палат, молодая ещё в сущности женщина тяжело сносила монастырский уставной быт. Сведал о положении матери Алексей и стал тайно пересылать ей через царевну Марию Алексеевну письма, подарки и деньги. К заточённой царице стали стекаться посетители: простой народ из лопухинских вотчин, белое и чёрное духовенство, знатные местные бояре. Глядь, царица и платье иноческое сбросила, да жить в монастыре стала как мирянка.
Вместе с царевичем Алексеем Петровичем она вскоре оказывается, страшно сказать, в центре партии, враждебной Петру. Ростовский епископ Досифей пророчествовал, что Евдокия скоро вновь станет царицей, и поминал её великой государыней. Другие предрекали, что Пётр примирится с женой, оставит Петербург и свои реформы. По ночам опальная царица вынашивала планы мести своей счастливой сопернице.
А тут как испытание великим соблазном нагрянуло одно яркое событие, которое перевернуло жизнь великомученицы Елены. По тонкому весеннему ледку в Суздаль на чёрном как смоль жеребце прискакал вельможный красавец Степан Глебов. Явился он по «именному указанию государя для набора рекрут». Скакал он по окрестным селениям, собирая добрых молодцов на государеву солдатскую службу, а когда наступал час отдыха, Степан открывал оконце и палил из пистолетов по воронам, разгоняя провинциальную скуку. За что и был приглашён на отечественную беседу к архимандриту Спасо-Евфимиева монастыря Досифею.
Дав слово архимандриту не смущать более обывателей громом пальбы, Степан вышел на каменное крыльцо, где и столкнулся с инокиней Еленой.
Красавица проплыла мимо, а Степан застыл, как громом поражённый. Опомнившись, он схватил за руку иную проходившую мимо монахиню:
— Кто такова?
— Кто, батюшка?
— Которая прошла только что!
— Монахиня Елена, отверженная жена безбожного Петра, государя нашего.
На следующий день Степан визит повторил, да и даровал старице Капитолине два червонца золотом, не поскупился на подношение и казначейше Маремьяне. Подарками и обольстительными речами склонил он монахинь свести его с бывшей царицей.
Медлила Елена, как будто чуяла, что великую беду обещает это свидание с отчаянным майором, но всё же решилась. Эх ты, молодость! Истосковавшаяся по мужской ласке молодая женщина дала волю своим желаниям.
А что же чернецы, приставленные к вельможной монахине? Все пали под золотым дождём. Сам Досифей устраивал свидания в своей келье. Счастье влюблённых, однако, было недолгим. Дела служебные отозвали Глебова из Суздаля.
Наступил тяжёлый для Романовых 1718 год. Бегство царевича Алексея после его разрыва с отцом, обманный возврат его в Россию — вот и возникновение так называемого Кикинского розыска по делу царевича Алексея. В обысках по делу о предательстве царевича многое из найденного легло на стол перед царём. В том числе и найденное у Глебова письмо бывшей царицы: «Кто мое сокровище украде? Кто свет от очию моею отъиме? Ради Господа Бога не покинь ты меня… Целую я тебя во все члены твои. Сокрушаюсь по тебе».
Пётр впал в ярость. За участие в любовном деле Евдокии Фёдоровны много голов слетело монашеских. В письме к Петру Евдокия во всём созналась, покаялась и просила только живота. И царь смилостивился, переведя её в другой монастырь — Ладожский Успенский. Затем она была переведена в Шлиссельбург, где при Екатерине Первой содержалась в строгом секретном заключении. В 1727 году Евдокия Фёдоровна поселилась в Воскресенском монастыре в Москве, а затем в Новодевичьем. Ей было назначено большое содержание и дан особый двор. Царица осталась царицей.
Но вернёмся к петровским временам. Что же изобрёл Пётр в отместку майору Глебову за его любовь к заточённой инокине Елене и всем, кто к сему причастен?
А вот что. Досифея, бывшего в то время в сане епископа Ростовского расстригли и колесовали. Игуменью Покровского монастыря Марфу и старицу Капитолину нещадно наказали кнутом и заключили в тюрьму. Но самая лютая казнь ждала Степана Глебова, который с поразительным терпением и мужеством вынес страшные пытки. Дыба, капание на голову холодной воды, вывёртывание суставов — всего этого Петру показалось недостаточным, поскольку Степан не дал ни одного показания, могущего повредить царице. Великая любовь творит великие дела!
И вот казнь на Красной площади. Для её исполнения Пётр выбрал кол. В ту пору мороз в Москве стоял в 30 градусов. И чтобы продлить муки несчастного, не дать ему замёрзнуть, Степана, уже посаженного на кол, укутывают в меховую шубу, тёплые сапоги и шапку.
Казнь продолжалась 14 часов. Пётр подходил к приговорённому и заклинал всеми святыми признаться перед судом Божиим в преступлениях. Глебов, хладнокровно выслушав его, ответил с презрением: «Ты столь же жесток, сколь и безрассуден: думаешь, если я не признался среди неслыханных мучений, которыми ты меня истязал, то стану пятнать невинность и честность беспорочной женщины в то время, когда не надеюсь больше жить. Удались, дай умереть спокойно тем, которым ты не даёшь спокойно жить». И плюнул царю в лицо.
В последнюю ночь своей жизни, ближе к заутрене, Глебов стал умолять принести ему Святых Таин для причащения. Из боязни гнева царя никто не посмел выполнить единственную и святую просьбу.
29 марта на рассвете, когда солнце осветило купола Кремля, Глебов издал последний вздох.
Супруга Глебова не пережила страшного горя и наложила на себя руки.
Эдуард ПОПОВ (Подготовлено по материалам Н. Костомарова и других историков), фото из открытых источников