Алексей СУХАРЕВ
(Окончание. Начало в № 46.)

Мне в жизни только один карманный вор встретился, который искренне обиделся, когда я его подлецом назвал.

— Что вы, Алексей Михайлович? Что вы говорите? — И руку к сердцу прижимает. — Я никогда на транспорте не работаю. Там ведь бедный народ ездит, зачем же его обижать. Я работаю только в аэропорту и в богатых магазинах.

Не очень-то я ему поверил. Покривил он душой: он там работает не из гуманных побуждений — просто в таких местах добыча много богаче бывает. Лучше рискнуть из-за кожаного да пухлого бумажника, чем из-за потёртого кошелька.

Вплотную я столкнулся с карманными ворами, когда работал в Дзержинском РУВД. Собрал нас как-то начальник управления Николай Степанович Мыриков на совещание. И начал нас, как говорится, за уши драть.

— Каждый день у меня на столе вот такая стопка заявлений по карманным кражам! Вся воровская Грузия, вся Абхазия сюда слетелись чистить карманы гражданам. А вы ничего не делаете. Не боретесь с ними. Не задерживаете. Это безобразие! За что вам зарплата идёт?

Стали сотрудники выступать, и все, как один, объясняют, что бесполезно карманников просто так задерживать.

— Они никогда не колются, не сознаются. А действовать по методу Жеглова нельзя. Учёные люди в нашей академии горячо возражают. Да вы и сами, Николай Степанович, за такое нас хвалить не стали бы.

Да, академикам можно против таких методов возражать в своих кабинетах и на этих возражениях труды умные и заумные писать. А «на земле» всё-таки немного не так. И сложнее, и проще. Ведь эти карманники, они вроде наркоманов. Его вот сейчас с трамвая сними, и если он уйдёт и отряхнётся, то тут же в другом трамвае шмонать пассажиров начнёт. Я ни одного карманника не назову, который бы завязал со свой профессией. И упёртые, как наркоманы. Его целый день уговаривай, ни за что не расколется.

Доказываешь ему:

— Вот свидетели показывают! Я сам тебя за руку схватил!

— Нет, начальник, это не ты был. И не я. Ничего не знаю.

Помню, только утром я на работу пришёл, дежурный мне говорит:

— Алексей Михайлович, тут к вам задержанный просится. Карманник.

— Какой карманник? Зачем?

— Он вас хорошо знает. Стригин его фамилия. Поговорить с вами хочет.

— Да я с этой сволочью и говорить не хочу. — Вспомнил я его, очень авторитетный вор, неисправимый. — Ладно, пусть приведут.

Он, оказывается, жаловаться пришёл. Напросился.

— Алексей Михайлович, — говорит недовольно, с обидой, — ведь вы меня сколько раз задерживали. Доставляли. И ни разу не ударили.

— Да что тебя бить. Тебя, гада, убить мало. — Трудно мне сдержаться.

— У каждого своя работа. Вот вы правильно работаете, а вот ваши… Вы меня выслушайте. Я, как человек, с женой и дочкой пришёл в Останкино, на пруд. Отдохнуть, позагорать в выходной день. А ваша карманная группа с Петровки наехала на меня, будто в четырнадцатом маршруте я кошелёк взял. На глазах у дочери стали пинками бить. Ну что это такое? Где ваша соцзаконность? Где ваш гуманный правопорядок? Сюда доставили и здесь пинали, все бока трещат.

— Жаловаться пришёл? Больно тебе? А у старика-инвалида последнюю десятку взять тебе не больно? Была бы моя воля, я бы тебе ещё больше надавал.

— Так ведь не надавали же. А эти… ваши…

Я говорю в сердцах:

— Что тебя бить? Без толку. Всё равно ведь не сознаешься и не одумаешься. Только нервы себе трепать да своё здоровье портить. Ведь не расскажешь?

— Не расскажу. У каждого своя работа.

— Я тебе работу не выбирал. Ты сам себе её выбрал. Как и я.

…Идёт совещание. Мыриков совсем распалился. Да ведь и его понять можно.

— Вы все плохие работники, — ругает нас. — Все вы бездельники. Ну-ка, поднимите руку, кто из вас хоть одного карманника в начавшемся году задержал?

А нас там около ста человек было. Смотрю, ни одной руки нет.

— Ну вот, что я говорил! Бездельники вы и есть.

Думаю, надо выручать коллектив. Поднимаю руку, встаю, называюсь:

— Старший лейтенант Сухарев.

— Ну что скажешь, Сухарев?

— У меня в этом году три задержания карманников.

— Где? Когда? Говори. Не ври только, я проверю.

— В 87-е отделение я Железняка доставил. Возбуждено уголовное дело. К себе доставлял, в наше 61-е.

Слушает внимательно, спрашивает:

— А как доставил?

Дело-то очень непростое. Опасное и хлопотное. Это Николай Степанович понимал.

— А так. Задом к отделению пятился. Одной рукой потерпевшего тащил, другой задержанного.

Так оно и было. Мало того, что карманника надо дотащить, так ещё и морока с потерпевшим. Он ведь как только свой кошелёк в руки получил — всё, его не удержишь, сразу ходу даёт. Не нужна ему морока. Да ещё суд потом. И опасается он. Он ведь этим маршрутом каждый день ездит.

— Вот так, — говорю, — Николай Степанович, можете проверить. А можете и поверить.

Смягчился он, похвалил.

— Я об этом не знал, Су-
харев.

И меня другим в пример поставил. Мне даже неловко стало, будто я похвалился. А мне только хотелось, чтобы он на весь коллектив пятно не положил.

...В 77-м отделении я в то время работал. А у нас как? У нас ведь не так, что твой рабочий день начинается с того момента, как в здание вошёл, в кабинет уселся. Сыскарь — настоящий — он всё время в работе. Даже когда кружечку пива у бочки остановился выпить.

Еду на работу, жду на остановке свой автобус. Народу не много, и три здоровых мужика моё внимание привлекли. Смотрю, странным делом заняты — из одного коробка вынимают спички и по своим коробкам раскладывают. Что ж такое, думаю? Что ж за крохоборы такие? Мужики одеты прилично, не бродяги, не пропойцы, а так себя ведут.

И тут мне вспомнилось: кто-то говорил, что у карманников примета есть такая — никогда нельзя выбрасывать то, что взял в чужом кармане. Иначе удачу спугнёшь, фарт воровской. Хоть копейку выудил, хоть сигаретку мятую — не бросай.

Дай, думаю, понаблюдаю — как они себя дальше поведут. Может, чем-то ещё себя выдадут.

Автобус подходит. Пропускаю всех, чтобы сесть последним — не дают. Стараются войти в автобус последними. Воровская технология. Они обычно пытаются занять место в конце очереди — суетятся, подталкивают, подсаживают, торопят. Создают такую нервозную обстановку, чтобы человек о чём угодно беспокоился, только не о своих карманах. Ну и попутно предварительно прощупывают, что у кого есть и как это взять, да и стоит ли.

Тут ситуация классическая, одного я даже засёк, как он легонько женскую сумочку погладил. Постарался я в автобусе устроиться так, чтобы самому не засветиться и их «работу» не проморгать.

Смотрю: всё идёт по сценарию. Окружили женщину, создают вокруг неё как бы естественную тесноту. Ну и пассажиров, что поближе, под контролем держат — чтобы никто ничего не заметил.

А у меня взгляд такой задумчивый, вроде весь в себе, в своих проблемах. Даже если глазами по кому скольжу — ничего не вижу, глубоко о своём думаю.

Дождался. Взяли они сумочку, стали пробираться вперёд, к выходу. Я женщине тихонько на ушко:

— Не волнуйтесь, я из милиции. У вас только что из сумочки кошелёк украли. Я их сейчас буду задерживать, а вы мне свой телефончик скажите.

Невинный такой разговор — вроде трамвайного знакомства.

— Вы всё поняли? — спрашиваю.

Кивает. Испуганно, но кивает, вроде всё поняла.

Я телефон её записал и иду к выходу, где эти бандиты сгрудились. И надо же!.. Эта гражданка вдруг на весь вагон кричит мне:

— Гражданин следователь, а вы в каком отделении? Куда к вам прийти?

Ну, сообразила, умница!

Я к водителю:

— Не открывай двери, поезжай до отделения милиции. Потом развезёшь пассажиров. А я тебе справку дам.

Поворачиваюсь к пасса-
жирам:

— Товарищи! Вот сейчас эти бандиты, — показываю на них, а они рядом стоят, — обокрали женщину. Кошелёк они сбросили. Пожалуйста, посмотрите под ногами, поищите кошелёк.

Бандиты стоят у двери, переглядываются, усмехаются — здоровенные лбы такие. Как, думаю, с ними справиться? Но ничего, попрошу водителя поплотнее к отделению подъехать и в окошко своих ребят покличу — скрутим как миленьких. Да и не станут они в такой ситуации сопротивление оказывать.

А водитель будто мои мысли прочитал — только наоборот. Вдруг объявляет: «Гостиница Останкино» — и двери нараспашку. Что с ним случилось — не знаю. Либо машинально так поступил, либо мести бандитов побоялся. А на водителя я в автопарк всё-таки бумагу отправил, объяснив, что он здорово помог бандитам. Как они там отреагировали — не знаю. Но водителя понять можно. Он ведь этот автобус днём и ночью водит. Подойдут к нему однажды: «Ну что, шеф, сдал ментам наших корешей? Отвечать надо».

Я рассказал про мою неудачу, чтобы ясно было, что борьба с карманкой тяжела и не всегда сыщику фартит.

Три моих тяжких года «на земле» закончились приглашением в МУР. Вот там и продолжилось дело всей моей жизни — на карманке.

Подготовил к печати

Эдуард ПОПОВ