Патриарх Никон

Вот она перед нами, древняя красавица Никольская. Такая древняя, что здесь зримо читается вся история Москвы, и дух захватывает, когда представляешь, какие виды видывали её мостовые, какие торжества, ликования, потрясения и страсти ведомы ей.

В рамках «Прогулки по старой Москве» не рассказать и сотой части самых значительных событий в этом достопамятном месте. Сегодня меня влечёт лишь один уголок Никольской, где затеяны были дела кромешные. Но прежде всё же уделим хотя бы чуть-чуть места топонимике.

Ещё в XIII веке повернула к Кремлю и Посаду дорога из Ростова Великого, Суздаля и Владимира. В 1296 году на Никольской был основан Богоявленский монастырь — Николы Старого, давший улице её название. Известный знаток московской старины, профессор Московского университета Иван Михайлович Снегирёв в 1836 году, осматривая здесь Казанское подворье, нашёл следы монастыря Николы Старого — здание XV—XVI веков в два этажа, с кельями.

Протопоп Аввакум

С конца XIV до середины XVI века улица называлась Сретенкой, составляя часть Большой Лубянки и нынешней Сретенки, и только когда в 1534—1538 годах связь между ею и ими была нарушена строительством стен Китай-города, она стала называться Никольской — по монастырю. Первый раз это название упоминается в летописях в 1547 году.

В 1553—1563 годах Иван Грозный построил рядом с Никольским монастырём первую на Руси типографию — Печатный двор, из которого в 1654 году была выпущена первая на Руси печатная книга — «Апостол».

Ну вот мы и добрались до цели нашей прогулки, чтобы узнать, какие великие страсти, какие великие потрясения на Руси вызвало печатное слово. Выход «Апостола» вызвал страшный гнев переписчиков рукописей и церковных книг, чья профессия становилась ненужной. Вот уж действительно: «Ещё одно, последнее сказанье — и летопись окончена…» Переписчики обвинили первопечатников Ивана Фёдорова и Петра Мстиславца в волшебстве, за которое им грозило сожжение на костре. Несмотря на покровительство царя, оба первопечатника вынуждены были бежать в Литву, где их радушно принял гетман Хоткевич, который в своём имении в Залудове основал типографию. А царь был вынужден до затихания бури гнева среди переписчиков книг перенести книгопечатание в Александровскую слободу, царскую вотчину.

В 1587 году Печатный двор был восстановлен на Никольской улице, а перед тем здесь были возведены новые каменные постройки, в которых разместились 12 печатных станков и «Правильная палата» (сохранилась во дворе Историко-архивного института), где работали справщики, готовившие книги к печати. Сегодня их называли бы корректорами. Весь штат Печатного двора к концу XVII века составлял более 160 человек. Жили они в слободе Печатники.

Семья Лыковых

А Печатный двор ожидали новые потрясения, выражаясь точнее, потрясения ожидали Россию, а вызваны они были печатной продукцией Печатного двора, выпустившего до конца XVII века более 500 книг. Дело в том, в книгопечатание вмешался выдающийся русский церковный и политический деятель патриарх Никон (в миру Никита Минов). Выходец из семьи мордовского крестьянина, он в 30 лет постригся в монахи и за 15 лет сделав не только фантастическую карьеру, возведённый в сан патриарха Московского и всея Руси, но стал ближайшим другом и духовным наставником царя Алексея Михайловича.

Стремясь к объединению русской церкви с православными церквями Украины, Белоруссии, Молдавии и Балканского полуострова, правительство, царь и патриарх пришли к необходимости унификации церковной обрядности, единства книг и иконописания, принципов построения храмов, то есть необходимости церковной реформы. Никон её и провёл в период с 1653 по 1654 год, встретив сильнейшее сопротивление ревнителей «древнего благочестия», которые не желали следовать новым предначертаниям официальной церкви. Произошёл раскол. Часть духовенства, некоторые представители знати, а также большое число людей из простонародья выступили за сохранение привычной церковной догматики. Этих людей стали называть старообрядцами. Ни жестокое преследование со стороны русского правительства и официальной церкви, ни предание анафеме, ни даже сожжение наиболее ретивых — ничто не могло остановить старообрядцев.

Старообрядческое движение было так упорно и глубоко, что дошло до наших дней, в некоторых российских храмах до сих пор службу правят по дониконовским канонам. Иные старообрядцы в знак протеста уходили от жизни семьями и целыми селениями. Таков протест. Он имел место во все последующие века. Вспомните знаменитый очерк Василия Пескова «Таёжный тупик», потрясший нас всех, о семье Лыковых, ушедших в глухую тайгу и обосновавшихся в ней. Многие десятилетия они не ведали, какой жизнью живёт планета, не ведали, что прошли великие революции и войны, человечество смотрит телевизор, прорвалось в космос. Они не видели людей, а люди ни разу не видели их. Старообрядцы Лыковы ушли от армии, насаждённой Никоном.

Реформа Никона много чего включила в поле перемен, но самым мощным её рычагом было исправление старых церковных книг и печатание новых по новым канонам. Никон был так влиятелен и велик, что возомнил себя вторым русским царём и даже присвоил себе титул «Великого Государя». Он позволил себе сравнить власть патриарха с Солнцем, а власть царя с Луной, которая, как известно, светит отражённым от Солнца светом. Он пытался подчинить царя патриарху. В конце концов он был смещён с патриаршего престола, но и в этом событии немалую роль сыграла его реформа, точнее её противники.

Одним из таковых, притом самым яростным, был протопоп Аввакум (протопоп — начальник целого церковного округа — протопопии). Родом Аввакум из той же Мордовии, из села, соседнего с родным селом Никона. Угрюмый и строгого нрава Аввакум Петрович был поставлен справщиком церковных книг патриархом Иосифом всё в той же московской типографии. Ну ведь правда же, тесен мир. Но патриарх Никон, с детства знакомый с Аввакумом, почти вместе с ним выросший, нашёл работу Аввакума, да и прочих справщиков, неудовлетворительной и выгнал всех прочь, заменив людьми более сведущими. У удалённого Аввакума закипела злоба против патриарха, и разнеслась его свирепая проповедь против проводимых Никоном новшеств.

Аввакум писал, что в Москве поселился антихрист, Никон и царь Алексей Михайлович — два рога его, они «пьют кровь святителей Иисусовых». Он призывал народ твёрдо придерживаться старой веры, готовиться к концу света, который уже близок. Легко предположить, что вся его дальнейшая жизнь была цепью ссылок, мучений и страданий. А жаль! Ведь таланта он был необыкновенного, писатель выдающийся. И царь, и патриарх это понимали и на время возвращали его из Тобольска в Москву, надеясь на примирение. Но тщетно. Глава раскольников был горд и упрям не менее чем сам Никон.

Чтобы почувствовать, как Аввакум владел в высшей степени словом ясным, выразительным, народным (в этом отношении он превосходил Никона, язык которого был книжным). Писательство Аввакума до сих пор изучается студентами журфака МГУ, в своё время автору нынешних «Прогулок по старой Москве» приходилось и зачёт сдавать по писаниям Аввакума. Давайте же хоть немного прочитаем Аввакума в подлиннике.

Возвращаясь из ссылки в Москву, Аввакум сказал жене: «Жена, что делать? На дворе еретическая зима: говорить мне или молчать? Ты и дети связали меня». На это жена будто бы отвечала: «Я с детьми благословляю тебя, дерзай проповедовать слово Божие по-прежнему, а о нас не тужи… Силён Христос, и нас не покинет; иди и обличай еретическое заблуждение». И везде, на пути своём до Москвы, по городам и сёлам, в церквах и на торжищах, Аввакум проповедовал своё учение против новоисправленных книг при Никоне.

В Москву Аввакум прибыл (как считает митрополит Московский и Коломенский Макарий) не раньше 1663 года. «Здесь приняли меня, — пишет Аввакум, — как ангела Божия, государь и бояре; все были мне рады. Зашёл я к Фёдору Ртищеву, он вышел ко мне принять от меня благословение, и начали мы говорить с ним много; три дня и три ночи домой меня не отпустил и потом известил обо мне царю. Государь тотчас велел меня представить, спрашивал меня о здоровье и дал поцеловать мне свою руку. Приказал поместить меня на монастырском подворье в Кремле и, проходя часто мимо моего двора, низко кланялся мне и говорил: «Благослови меня и помоги мне». Также и все бояре просили моего благословения и молитв. Давали мне место, где бы я захотел, звали в царские духовники, чтобы только я соединился с ними в вере… Когда увидели, что я не соглашусь с ними (а увидеть это легко было из челобитной, тут же написанной царю, где Никон был выставлен величайшим еретиком), то государь приказал Родиону Стрешневу уговорить меня, чтоб я по крайней мере молчал. И я потешил его: чаял помаленьку исправиться. Сулили мне, что на Симонов день (1 сентября) сяду на Печатном дворе книги править, и я был сильно рад: мне то было бы лучше и духовничества (вот она, ода корректорской, но, вероятнее, и на аввакумовский лад работе, вознесённой выше духовничества! — Э.П.). Жил я у Федосьи Прокопьевны Морозовой, не выходя со двора: она дочь моя духовная, как и сестра её, княгиня Евдокия Прокопьевна Урусова».

Нет, не купили ни цацками Аввакума, ни лестью и подношениями, остался он при своей проповеди твёрд и неподкупен (хотя и был неправ) и договорился до казни: по докладу патриарха Иоакима (поставленного после Никона) было решено: Аввакума и его ближних приверженцев Лазаря, Епифания и Никифора «за великия на царский дом хулы сожечь их».

Казнь сожжением последовала в Пустозёрске, древнем русском городке у озера Пустого в низовьях Печоры (ныне территория Ненецкого автономного округа). Не пощадила власть великого хулителя справщиков книжного Печатного двора. В апреле 1681 года Аввакум вместе с тремя единомышленниками был заживо сожжён в срубе на лесной поляне около Пустозёрска.

В этой «Прогулке по старой Москве», начавшейся на Никольской, мне оказались симпатичны и уважаемы все герои трагических последствий церковной реформы. Каждый из них свято верил в свою правоту. Ушли в историю великие россияне.

Эдуард ПОПОВ, фото  из открытых источников