НЕБЫВАЛЫЕ ЧУДЕСА НА УЛИЦЕ ВЧК
Ещё не начало смеркаться, а в городе Курске обыватели, взбудораженные слухами о «говорящих стенах», потянулись к «сорокапятке» — ставшему в одночасье скандально известным дому № 45 по улице ВЧК. Как сломали в нём старую печь, так спугнула тишь и спокойствие какая-то необъяснимая чертовщина.
Вечером 26 мая 1981 года, когда Соляпины и Брежневы ушли на поминки, молодая пара осталась в доме за хозяев. Алла стирала во дворе бельё, рядом с ней стоял муж-казах. И вдруг непонятно откуда послышался громкий насмешливый мужской голос, который грубо попенял девушке-славянке за замужество на парне-азиате. Возмущённый Исхак бросился к кустам в саду, где мог прятаться какой-нибудь пьяный националист, но там никого не было.
Недоумевая, разгневанный парень стал прохаживаться по двору и тут в него полетели несколько камешков, один из которых попал молодому семьянину в спину. Оглянувшись, муж увидел, что жена вот-вот лишится чувств от странного наваждения. Черноволосый крепыш вовремя прижал её к себе и начал успокаивать.
Только улеглось волнение, как возвратились со скорбного застолья коренные жильцы «сорокапятки», и бессердечный говорящий дух завопил со стороны соседского двора на всю улицу:
— Маруська, убью!
Мужчины обыскали всё вокруг, но злоумышленника нигде не нашли. Словно воодушевлённый неудачей холостого русского дяди Вити и женатого казахского дехканина Исхака, басистый бес угрожающе пророкотал:
— Соляпиных за ноги повешу, а Мяхянова зарежу...
Дальше шальной горлопан-шантажист и вовсе перешёл на мат-перемат, что слушать было совсем невыносимо. Не выдержав, Галина Фоминична отважно бросилась в сад на звук голоса, но говорящий дух, будто эхо, моментально переместился на огород и смачно выругался там.
Перекрестившись, негодующая женщина засеменила к меже. А безбожный смутьян мгновенно перенёсся назад и издевательски гаркнул:
— Не ищите меня, человеки, всё равно не поймаете...
После вынужденного звонка Галины Фоминичны по «02» служебный «уазик» с дюжими милиционерами примчался на улицу-Чрезвычайку, как на пожар, однако их встретило уже полное безмолвие городской усадьбы. Ближе к полуночи в саду снова понеслась безостановочная площадная брань.
Многострадальная Брежнева, и без того здорово перенервничавшая сначала на поминках и потом во время непристойного перемывания косточек её дочери Наташи неизвестным грубияном, по находившемуся в другом доме телефону повторно вызвала милицию. Бело-синий «воронок» и на сей раз подъехал довольно быстро, сержанты патрульно-постовой службы добросовестно обшарили притихший, как перед грозой, сад и все ближайшие закоулки... Но никакого пьянчуги тут опять и в помине не было.
Утром 27 марта в «сорокапятке» появилась старушка-соседка, и «диктор-невидимка» в присутствии Марии Васильевны, Галины Фоминичны и Аллы почему-то неожиданно расчувствовался и выдавил только два слова:
— Петровна пришла...
Зато вечером, уже не стесняясь присутствием стоявшей на порожках дома № 45 соседки Надежды Петровны — сверстницы Соляпиной, мужланский голос на вольном воздухе всласть поизгалялся над Галиной Фоминичной, кормившей во дворе собаку.
На пульте «02» поначалу не восприняли всерьёз третий телефонный звонок с улицы ВЧК, посчитав его однотипным «ложным вызовом». Но Галина Фоминична сама заявилась в дежурную часть отдела внутренних дел, и экипаж патрульной автомашины поневоле завернул на Чрезвычайку.
И хотя и на этот раз говорящий дух по какой-то только ему ведомой причине не решился сотрясать воздух грозными тирадами, однако внешний вид Соляпиных, Брежневых и их квартирантов, очевидно, заставил патрульных усомниться в стандартной догме здравомыслящих — «Этого безобразия не может быть, потому что ТАКОГО не может быть никогда».
Микроскопическая штучка
Загадка всегда обрастает кривотолками, но вот предположения самих жильцов «сорокапятки» оказались наиболее заслуживающими внимания. Как им почудилось, тембр голоса часто менялся: то он был похож на скороговорку Валерки Плетникова, а то напоминал замедленную речь Лёшки Шерстова.
Подозрения Соляпиных и Брежневых особенно усилились, когда 29 мая к Алле и стоявшей рядом с ней пожилой женщине подошёл Алексей и с заговорщицким видом проговорил, что сегодня он проник на чердак «сорокапятки» и нашёл там некую микроскопическую штучку.
— И что же это такое?! — одновременно воскликнули заинтригованные собеседницы.
— Ну, этого я вам не расскажу, — энергично замахал головой Алексей. — Брежневы — плохие люди, потому что считают меня дураком. Можете передать этим умникам, что когда я буду находиться во дворе, то говорильни никто не услышит, а вот когда меня тут не окажется, то голос может в любую минуту помотать им нервишки.
Однажды непредсказуемый домовой вдруг удовлетворил любопытство родственницы Соляпиных — красавицы Зои, почти ежедневно появлявшейся в говорящем доме. Зоя как-то надоумилась с лёгким кокетством перейти на фамильярный тон в общении со злыднем:
— Может, откроешься мне, дружок, кто ты такой?
Будто польщённый приятным дамским обхождением, домовой прохрипел:
— Я — Мишка Кутепов с улицы Хуторской.
Как выяснилось чуточку позднее, там, действительно, проживал такой парень, однако он напрочь отрицал свою причастность к мистификациям на Чрезвычайке. И всё-таки не зря члены следственно-оперативной группы заинтересовались улицей Хуторской, находившейся совсем в другом курском микрорайоне. Тут тоже было, как полагали совершенно сбитые с толку люди, явление сверхъестественных сил с мая 1979 по март 1981 года в трёхквартирном частном доме по Хуторскому проезду.
Несколько комнат, кухня и коридорчик находились в распоряжении старушки Фимы — Серафимы Павловны Точинской — и, можно сказать, её приёмной дочери Серебрянкиной. У последней из родных только и осталась жившая в Липецкой области лежачая мать-инвалид. Через стенку в доме доживала свой век чета пенсионеров Неструевых, а остальную жилплощадь занимала семья Кутеповых.
Майским вечером 1979 года в просторных личных апартаментах старушки, наводившей в квартире чистоту и порядок, вдруг послышались какие-то стуки и громкое мяуканье, а затем мужской голос внятно сказал:
– Бабушка полы моет.
Старушка испуганно выглянула в окно, но никого на улице поблизости не было. А тот же загадочный говорун внезапно почему-то разозлился и потребовал, чтобы она скорее выметалась из его жилища.
Похоже, не так боязно стало старой женщине находиться в доме, когда к Серебрянкиной приехал её совсем молоденький муж. Правда, теперь голос переключился на единственного в квартире мужчину, но тот был не робкого десятка и сам грозился убить невидимого противника.
Голос надолго замолчал, но потом периодически напоминал о себе, однако его уже воспринимали как безобидную говорящую игрушку. Видно, эта роль не совсем понравилась говоруну. И он пригрозил изнасиловать на пересадочной железнодорожной станции Касторное (находится в Курской области) Серебрянкину, собиравшуюся навестить мать.
Тогда муж вызвался в попутчики, и 7 марта молодая пара поехала из Курска в Липецк, а на следующий день после женского праздника благополучно возвратилась назад. Вечером голос возвестил тёте Фиме, что молодёжь, дожидаясь ночью в Касторном транзитный поезд, в вокзальном буфете уплетала за обе щёки пирожки.
Гнев на милость говорун сменил тогда, когда Серебрянкина призналась тёте Фиме в том, что находится в положении. Подтвердив старушке, что старшекурсница фармацевтического училища беременна, говорун перестал язвить в их адрес и начал терроризировать соседей.
Тётя Фима в последнее время что-то замышляла и, наконец, объявила «хуторянам», что она должна съездить в соседнюю Сумскую область Украинской ССР навестить могилы матери и мужа. Когда же старушка киевским поездом возвратилась в российский соловьиный край с какой-то довольно тяжёлой поклажей, говорун немедленно поведал всему дому на Хуторском проезде, что она совсем на старости лет свихнулась: в универмаге на Крещатике купила магнитофон «Снежеть-203».
Фонограмма «диктора-невидимки»
Обладательница «Снежети» впоследствии умудрилась-таки записать на магнитофонную плёнку своеобразные словесные выпады говоруна против «хуторян». Сотрудники милиции, пожалуй, и мечтать не могли о подобной немыслимой удаче: у тёти Фимы сохранился малоцивилизованный «привет от параллельного мира», и 5 июня 1981 года аудиокассету и магнитофон изъяли в качестве вещественных доказательств по расследуемому уголовному делу. Оно всего двумя днями ранее было возбуждено по заявлению гражданки Брежневой и находилось в производстве следственного отделения Кировского РОВД города Курска.
Прослушав фонограмму, Соляпины и Брежневы единодушно признали в говоруне с Хуторского проезда «диктора-невидимку». Настойчивость милицейских работников была вознаграждена и вторым неожиданным открытием: Серебрянкина и её муж оказались теми самыми квартирантами с Чрезвычайки, с подселением которых в «сорокапятке» в конце весны разбушевался домовой.
Алла Серебрянкина бесхитростно пояснила:
— На улицу ВЧК я с Исхаком перебралась 24 марта. Перед тем как по народному обычаю мы и тётя Фима присели на дорожку, голос объявил, что он уходит вместе с нами.
А позже домовой-непоседа, попрощавшись в свойственной ему манере с «потомками железного Феликса», ушёл в молчаливое небытие. Однако следствие уже располагало аргументированной версией курского акустического марафона.
Эксперты-психологи только подтвердили подозрения следственно-оперативной группы, сделав заключение, что смысл, логика и эмоциональная окраска возмутительных речей позволяют приписать их авторство только женщине. Единственное, что не объяснялось рабочей версией следствия, так это происхождение мужского голоса «диктора-невидимки».
Но милицейские детективы лишний раз доказали, что не зря едят свой хлеб. Учащаяся фармучилища Ирина Ярош на протокольном собеседовании показала, что её знакомая Алла Серебрянкина обладает специфическим природным даром: она отменно копирует голоса преподавателей и при ней неоднократно по телефону говорила без видимого напряжения… мужским голосом. Безусловно, участники расследования не могли не обратить внимания и на то, что именно Серебрянкина фигурирует во всех без исключения эпизодах курской «голосовой аномалии», зафиксированной в реальном уголовном деле.
Выслушав доводы милицейских работников, Серебрянкина, что называется, с лёгким сердцем рассказала о том, что предшествовало «большой смуте» на ВЧК. По словам разоблачённой «артистки-говоруна», у тёти Фимы сложились неприязненные отношения с соседями. И поэтому она задалась целью не только скомпрометировать их, но и убедить местную власть в невозможности проживания с ними под одной крышей.
Проверкой выдержки соседей стали стуки в стены их квартир и мяуканье, но это было чересчур примитивно. Ненароком узнав об артистических способностях обласканной ею молодицы, старушка купила магнитофон и принудила покладистую квартирантку наговорить в микрофон разные гадости, естественно, мужским голосом: говорун от имени соседей обещал тёте Фиме и Алле адскую жизнь и мученическую смерть... Затем старая интриганка приглашала к себе в жилище в качестве свидетелей знакомые семьи с Хуторского проезда, а прятавшаяся в это время в квартире «единомышленница» включала на полную мощность замаскированный магнитофон.
Ну а на улице ВЧК уже начался неподражаемый театр одной актрисы-любительницы: она перешла на живой звук. На всю Ивановскую, то бишь Чрезвычайку, хулиганка кричала тогда, когда на минуту-другую оставалась без присмотра. А если ей этого не удавалось, то она отходила на несколько метров от чересчур любопытных собеседниц и, повернувшись к ним спиной, произносила в бессчётный раз какую-нибудь незатасканную желчную реплику от имени «диктора-невидимки». Поди определи, откуда вдруг раздался в исключительно женском обществе мужской голосище – то ли из стены, то ли с потолка, то ли из люстры, то ли ещё невесть откуда....
Из гуманных соображений против Аллы Серебрянкиной было прекращено уголовное преследование, и она после окончания учёбы уехала по распределению домой — в Липецкую область. А гражданка Серафима Точинская, которой на предварительном следствии предъявили обвинение за совершение злостного хулиганства, была признана невменяемой. По определению суда её направили на принудительное лечение в медучреждение специального типа.
Александр ТАРАСОВ, фото из архива автора