НОВЫХ ДОРОГ НЕ СТРАШИЛСЯ
Начальник УГИБДД ГУ МВД России по г. Москве полковник полиции Виктор Коваленко до срочной службы в армии увлекался спортом: и по земле бегал, и по воздуху на парашюте летал. Не страшился новых дорог, не стоял на месте. Примечательно, что даже на военную службу попал несовершеннолетним.
— Так сложилось, что призвали меня по одной повестке со старшим братом, — рассказывает Виктор Васильевич. — Несмотря на то что я был чуть моложе его, ходили мы в школу в один класс — родители постарались. Также вместе посещали военно-врачебные комиссии. В общем, военкомат одновременно нас и в армию отправил.
У Василия был уже небольшой водительский стаж. Его оставили в Киевском военном округе: возил командование. А меня — в Польшу. Только там командир части заметил, что по возрасту я ещё в солдаты не вышел.
Тем не менее, Коваленко назад не вернули и даже определили в подразделение спецназначения.
Отслужив, Виктор возвратился домой и пришёл в автопарк. Мол, хочу автобус водить. На престижный венгерский Икарус без стажа сесть было нельзя. Показали ему кучу хлама у забора: хочешь работать – пожалуйста, ремонтируй и трудись. Полгода с напарником собирали этот автобус. Выехал на маршрут. А через пару месяцев в автопарк приехал военком: Чернобыльской АЭС требовались водители с опытом работы на ЛАЗах. Именно эти машины были рабочими лошадками в зоне радиационной катастрофы.
Шёл второй год страшной трагедии.
Воспитание и характер Коваленко были таковы, что он не задавал лишних вопросов тогда, когда нужно было действовать. Говорит, что в те времена люди воспринимали необходимость как данность. Даже на войну в Афганистан молодые люди в очереди становились.
И хотя был гражданским человеком, Виктор снова сделал шаг вперёд.
Особая развилка
Отряд водителей был сформирован из работников транспортных предприятий. Всего набрали 80 человек. От луганского автопарка в ликвидаторы последствий аварии записались два шофёра.
— Мало кто работал на львовских автобусах, в основном — на более современных Икарусах, — вспоминает Виктор Васильевич. — Меня рекомендовали и Виктора Ивановича Зелючего. Он был на много старше меня. К сожалению, лет через пять после возвращения из Чернобыля умер…
…Собрали всех, посадили в два больших автобуса и повезли — до Киева. Переодели в форму синего цвета с нашивками «Пассажирский автотранспорт». Затем автобусы развели по двум дорогам: один покатил в «чистую зону», а второй, в котором ехал Коваленко, — в «грязную».
Разница в том, что водители из первого работали впоследствии на автобусах, которые возили смены ликвидаторов до пересадочной площадки. А остальным предстояло эти смены доставлять дальше — непосредственно к реакторам.
— Нас поселили в детском садике в небольшом посёлке энергетиков, — говорит Виктор Коваленко. — Волей случая мы попали на более опасный участок работы, чем наши коллеги. Но никто не спорил. Да и не все, наверное, осознавали реальную степень риска.
Пресса тех времён писала что-то вроде этого: колхоз такой-то отметил годовщину аварии на АЭС тем, что заготовил больше фуража, надоил ещё больше молока. Причём, многие хозяйства находились не за горами от радиационных полей.
Мне были понятны последствия катастрофы. В школе учили гражданской обороне, в армии — методам защиты. Но масштабов, наверное, не осознавал. Ситуация прояснилась, когда прибыли в зону отчуждения. Первое, что увидел на её границе, — плакат: вы въезжаете в 30-километровую зону, где действуют решения, принимаемые Правительственной комиссией. Чрезвычайная ситуация требовала соответствующих мер.
Гражданским было легче
Интересно, что в чернобыльской зоне Виктор Коваленко оказался снова в паре со своим братом Василием. Эдакий семейный подряд: и в армии, и в зоне ЧС, и… на службе в органах внутренних дел. Василий, ставший милиционером патрульно-постовой службы, на полгода был направлен на ликвидацию последствий аварии. А Виктор свяжет свою судьбу с правоохранительными органами спустя год после возвращения из Чернобыля.
— Мы общались с братом, и я знал, что сотрудникам милиции в тех условиях было сложнее, — говорит Виктор Васильевич. — Они несли обычную службу: например, патрулировали ограждения, следили за порядком. Находились там, куда не всех гражданских допускали.
Мы жили, можно сказать, в тепличных условиях. Отлично питались. Сложно было только с водой, минералку приходилось экономить. Ходили в столовую, которая располагалась в бункере непосредственно на станции. Считалось, что она самая чистая. Везде вёлся строгий дозиметрический контроль.
Вопреки расхожему мнению о существовании «алкогольной радиационной терапии», в зоне на самом деле действовал сухой закон. Транспорт досматривался, провезти спиртное было просто невозможно. За время командировки я не видел, чтобы кто-то выпил хоть грамм водки.
Наиболее памятным для командированного Коваленко стал первый рабочий день. Едва успев положить вещи в детсадике, водители отправились в рейс. Ровно в час дня нужно было везти смену ликвидаторов на АЭС.
«Челленджер» — не значит роковой
— Прибыли мы на пересадочную площадку в поле, — говорит Виктор Васильевич. — Её разделяла рампа (ограждение). С одной стороны подъезжали «нормальные» автобусы: с госномерами, ухоженные. А с другой в плотном ряду стояли наши: без номеров, помятые, расписанные надписями вроде «Коля плюс Оля», «Челленджер», а то и «Не забуду мать родную»…
Номера на бортах начертаны, будто на танках. Эти машины ходили только в зоне отчуждения, и были обречены. Они быстро набирали максимальную дозу, и их отправляли в могильники. Там автобусам срезали крыши, а затем их раскатывали в «блинчики» металлолома тяжёлые гусеничные монстры.
Механик говорил так: вода, масло, бензин. И не мешай машине работать. Ту, которая не заводились стартёром, толкал бампером другой автобус. Потому практически все ЛАЗы были помяты.
Основной маршрут с пересадочной площадки до АЭС — 17 километров. Задача — быстро доставить одну смену, забрать другую. Перед высадкой — 2 ведра воды на пол, чтобы пыль нейтрализовать. Курьёз в том, что у львовского автобуса есть неподходящая к ситуации особенность: в конце салона своей жизнью живёт духовка, гоняющая воздух в постоянном режиме.
Сел я за баранку, смотрю в зеркало: за спиной рассаживается смена — будто инопланетяне, запеленатые в белые одеяния, в шапочках и в защитных масках. Через 3 километра вижу — пункт обработки: солдаты в противогазах в защитных костюмах с брандспойтами в руках. Мытьё. Проверка уровня радиации.
А как же мы, водители? Только на входе в здание АЭС спросили про маски. Сказали, ничего страшного. Но со средствами защиты, конечно, спокойнее. Маски выдали, и стали новобранцы от старожилов неотличимы.
Сделали ещё один рейс. Снова череда дозиметристов. Если после мойки зашкаливает, повторный душ. Радиация не сбивается? Тогда смена пересаживается в другой транспорт, а этот автобус — в могильник.
Ежедневная задача была: быстрее доехать до АЭС и вернуться назад, чтобы меньше находиться в зоне. Ехать приходилось на максимальной скорости. Трудно было поверить в реальность того, что помятые-побитые ЛАЗы, часто без глушителей, под рёв двигателей с вырывающимся из обрезанных труб огнём, разгонялись под 120 км/час.
При этом от выполнения правил дорожного движения водителей никто не освобождал. ГАИ вела контроль даже с вертолёта.
Тех событий не забыть
Месяц, который Коваленко провёл в командировке, пролетел быстро. Работа, поначалу казавшаяся экстремальной, стала обыденной. Коллеги в ожидании новой смены на АЭС успевали даже рыбу в обводном канале поудить — страсть рыбацкую утолить. Не для ухи, конечно.
Таблетка-накопитель дозы радиации, которую выдали недели через полторы после приезда и забрали за неделю до отъезда, показала невыразительные ноль целых с чем-то бэра. Домой Виктор вернулся в бодром здравии и с чувством выполненного долга.
Продолжил работу на своём ЛАЗе в автопарке. А затем решил снова испытать себя — связал жизнь с органами внутренних дел, стал сотрудником Госавтоинспекции.
В 1996 году Виктор Коваленко пришёл на службу в московскую милицию. Познакомился здесь с коллегами — участниками ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС.
— К годовщине трагедии на Чернобыльской АЭС столичное управление ГАИ подготовило свою небольшую памятную акцию, — рассказывает Виктор Васильевич. — Наши сотрудники восстановили 30 ретромашин, среди которых есть пожарный автомобиль Магирус. Пожарная служба, входившая в систему МВД, внесла значительный вклад в ликвидацию последствий атомной аварии. На мероприятии, посвящённом 30-летию со дня катастрофы, мы представим эти автомашины, чтобы вместе с ветеранами вспомнить о тех событиях.
Алексей ГОЛОЛОБОВ, фото автора и из архива Виктора КОВАЛЕНКО