От татьбы до кражи
Пока цифровые технологии стремительно уходят вперёд, а преступность осваивает эту хлебную нишу, любители «классики» продолжают оттачивать своё мастерство. Почему классики? Да потому что история карманных краж начинается с появления кармана на одежде или, как считают иные специалисты, с роста населения в городах.Сегодня мы окунёмся в прошлое, когда специалисты этой воровской профессии осваивали всё новые и новые вершины своего чёрного мастерства, а правоохранители искали способы борьбы с напастью.
Кстати, сам термин появился в юридической литературе в конце XVIII века. До этого времени в отечественном уголовном праве тайное похищение именовалось «татьбой», а термин «воровство» и вовсе обозначал любое преступление, подобно тому, как все правонарушения в своде древнерусского права «Русская правда» обозначались словом «обида».
Стоит отметить, что от других представителей нарушителей закона Российской империи карманных воров отличало своеобразие и глубина асоциальных традиций, уходящих в прошлое, жёсткая иерархия и воровской профессионализм. Это была высшая каста преступного мира, самые квалифицированные и самые уважаемые в преступной среде.
Специализировались карманники, как правило, на своём «ремесле», но иногда всё же совершали и более тяжкие преступления — уличные грабежи, разбойные нападения, что считалось нарушением правил. Известный журналист того времени В.М. Дорошевич, который исследовал нравы и обычаи сахалинской каторги и её обитателей в начале XX века, приводит слова одного незаконно задержанного за убийство карманника: «Помилуйте! Зачем я стану убивать, когда я прирождённый карманник? Вы всю Россию пройдите, спросите, может ли карманник человека убить… Да вам всякий в глаза расхохочется».
Секреты воровского мастерства передавались из поколения в поколение. Так «профессора» воровского мира России, как пишет Л. Белгориц-Котляровский, показывали «тут же на площади, с какой ловкостью надо это сделать: вынимали у проходящих из карманов табакерку, нюхали табак и клали её снова в карман проходящего, а тот шёл, ничего не замечая».
И, как и сегодня, мастера по выгрузке карманов владели узкой специализацией. Чтобы узнать о них побольше, совершим небольшое путешествие из Москвы в столицу Российской империи — Санкт-Петербург.
Бандитский Петербург
Перед вами выдержка из статьи о карманниках из книги «Исторические этюды русской жизни», том III «Язвы Петербурга», Вл. Михневича, в которой тот рассказывает о категориях воров.
«Самих себя воры распределяют, смотря по родам промысла, на несколько категорий, с своеобразными корпоративными названиями, каковы, например:
Ширмошники — от ширмы (карман, который называется также шкертиком), собственно карманники, очищающие верхи, т. е. верхнее платье на прохожих, выначивая или срубая их карманы. В свою очередь они делятся на несколько категорий, по роду своих занятий: одни из них просто «запускают грабли (руки) в шкертики» верхнего платья, другие, поискуснее, сдирают кожу, т. е. вынимают или вырезывают бумажники, третьи мнут бока, что можно понимать и в буквальном смысле, так как нередко карманники искусственно устраивают давку, «мнут бока», и в это время очищают карманы; но, кроме этого, на воровском языке «мять бока» означает также добывать часы — выуживать их, если удаётся, стащить с цепочкой, или стричь, отрезывая от цепи, и т. д.
Жулики — мелкие, недостаточно ещё усовершенствованные воришки младших возрастов («жуликом» называется также ножик).
Плашкетики — воры-малыши, промышляющие под видом нищих. Прилипнув к прохожему с жалобной мольбою о «милостинке», юркий «плашкетик» зорко окидывает глазами его карманы и, уловив минуту, запускает в них руку, потом передаёт добычу тут же вертящемуся для этой цели «затырщику», а сам продолжает слезливо клянчить. Впрочем, такая передача практикуется во всех отраслях «карманной выгрузки» и — это называется на воровском жаргоне «перетырить товар» (отсюда — «затырщики»).
Воры и воровки, промышляющие главным образом около представительниц прекрасного пола, вытаскивающие из их карманов кошельки, часы, срывающие браслеты, серьги и тому подобное, стали называться в последнее время довольно удачно лёгкой кавалерией.
Стрекачи (а также «шестёрки») действуют главным образом на гуляньях (одно время они весьма излюбили Летний сад), в людных местах, где они нарочно, с умыслом, производят переполох и давку, во время которой и чистят карманы. Бывает, что один из «стрекачей» затевает скандал или ввязывается в ссору, а не то и в драку с каким-нибудь встречным «франтом» (барином) и собирает толпу ротозеев, которую обрабатывают его товарищи.
В последнее время, в Петербурге очень было развился — не новый, впрочем, — вид карманного воровства, заключающийся в том, что ловкий и смелый промышленник незаметно цепляется сзади открытых экипажей, пролёток или саней, во время их движения, и тихонько очищает карманы проезжающих обывателей, в особенности же, обывательниц, немало способствовавших, правду сказать, процветанию этого рода хищничества, крайней, до смешного доходящей несообразностью, в размещении карманов на своём платье, согласно модным картинкам. Промысел этот — преимущественно ночной и занимаются им главным образом воришки-мальчики, называясь, по своей специальности, рессорщиками».
От заклича до виры
Несколько веков назад граждане не посещали привычные сегодня отделы МВД и не писали заявлений. Всё было несколько иначе. В «Русской правде» описывается система борьбы с кражами («татьба»). Вначале объявлялся «заклич», когда пострадавший заявлял о пропаже в людном месте, чаще всего «на торгу». Затем начинался «свод» — допросы свидетелей, а после этого — «гонение следа» — поиск доказательств и самого преступника. Специальные розыскные органы в Древней Руси отсутствовали, поэтому вышеуказанные действия осуществляли сами потерпевшие, общинники и добровольцы. Система доказательств состояла из свидетельских показаний, очевидцев («видоков»), вещественных доказательств («поличное») и испытания огнём, водой и железом («ордалии» – пытки). Полицейскую функцию выполнял фактически и институт «дикой виры», когда связанные круговой порукой общинники вынуждены были платить штраф («виру») за преступление, совершённое на территории общины необнаруженным преступником.
Первые розыскные органы на Руси возникли в XV – начале XVI века. Их роль выполнял институт «особых обыщиков», присылаемых из Москвы «в случае умножения в какой-либо местности разбоев и татев».
В дореформенный период вопросы борьбы с уголовной преступностью не представляли острой социальной проблемы: убийства были редким явлением на криминальной карте России, основным видом преступлений считались кражи и мошенничество. При этом сохранилось ещё наложение на преступников особых меток – их клеймение, для неизгладимости которого с 1846 года использовался новый состав (смесь индиго и туши). С 1853 года начал действовать новый закон об усилении патрульно-постовой службы полиции. Теперь в российских городах по подобию столичных формировались полицейские команды из нижних военных чинов.
А в XIX веке царская полиция уже располагала штатом сотрудников, называемых филёрами, входившими в штат сыскной полиции. Отбор в филёры был жёстким, потому что уровень работы был очень тяжёлым. Помимо политического сыска, филёры противостояли карманным ворам, борясь с ними всеми разрешёнными законом способами. Руководство МВД царской России выходило с ходатайством перед Императорами России о присвоении филёрам титулов, денежном вознаграждении за работу по борьбе с ворами. Сами воры часто прибегали к услугам младшего криминального сословия (жарг. — босота) для выявления филёров, выходящих из административных зданий, полицейских участков, дабы знать их в лицо. В сыскной полиции была заведена специальная картотека на задержанных и осуждённых карманников. Каждый сыскарь, как и вор, специализировался на своём участке. Это было обусловлено более грамотным подходом к делу, детальному изучению криминальной обстановки.
На филёрскую службу принимали представителей запасных нижних чинов, преимущественно унтер-офицеров в возрасте не старше 30 лет. Причём к кандидатам предъявляли чрезвычайно высокие требования. В Инструкции Департамента полиции по организации наружного наблюдения указывалось: необходимо, чтобы филёр был «политически и нравственно благонадёжен, твёрдым в своих убеждениях, честным, смелым, ловким, трезвым, развитым, сообразительным, правдивым, откровенным, но не болтливым, дисциплинированным, выдержанным, уживчивым, крепкого здоровья, с хорошими зрением, слухом и памятью, с такой внешностью, которая позволяла бы ему не выделяться из толпы». Любопытно, что чрезмерная нежность к родным считалась качеством, не совместимым с филёрской службой.
Пришёл век XX вместе со всеми потрясениями. Так, 6 марта 1917 года Временным правительством в Приангарье были амнистированы многие преступники, и значительную их часть составляли карманные воры, которые получили прозвище «птенцы Керенского».
С построением социализма под воздействием социально-экономических факторов и, безусловно, благодаря активизации работы набирающих силу подразделений уголовного розыска, стали распадаться наиболее устойчивые и опасные преступные сообщества, ликвидироваться возможные притоны и «малины». Такие эпицентры криминала, как московские Хитров и Сенной рынок, Марьина роща остались лишь на страницах книг.
В конце Великой Отечественной Войны и особенно в первые послевоенные годы уровень карманных краж резко возрос, ведь подобные условия питали уголовную среду. Однако былого размаха 20—30-х годов достичь всё же не удалось.
Менялись условия, а воры приспосабливались к ним, но основа не менялась. Какие изменения грядут в XXI веке? Станут ли пластиковые карты невольным средством снижения этой категории злодеев, покажет время. А пока редакция газеты «Петровка, 38» напоминает: от «татьбы али кражи» прежде всего спасёт бдительность.
Подготовила Александра ТУРЧАНИНОВА,
рисунки Николая РАЧКОВА
Кстати, сам термин появился в юридической литературе в конце XVIII века. До этого времени в отечественном уголовном праве тайное похищение именовалось «татьбой», а термин «воровство» и вовсе обозначал любое преступление, подобно тому, как все правонарушения в своде древнерусского права «Русская правда» обозначались словом «обида».
Стоит отметить, что от других представителей нарушителей закона Российской империи карманных воров отличало своеобразие и глубина асоциальных традиций, уходящих в прошлое, жёсткая иерархия и воровской профессионализм. Это была высшая каста преступного мира, самые квалифицированные и самые уважаемые в преступной среде.
Специализировались карманники, как правило, на своём «ремесле», но иногда всё же совершали и более тяжкие преступления — уличные грабежи, разбойные нападения, что считалось нарушением правил. Известный журналист того времени В.М. Дорошевич, который исследовал нравы и обычаи сахалинской каторги и её обитателей в начале XX века, приводит слова одного незаконно задержанного за убийство карманника: «Помилуйте! Зачем я стану убивать, когда я прирождённый карманник? Вы всю Россию пройдите, спросите, может ли карманник человека убить… Да вам всякий в глаза расхохочется».
Секреты воровского мастерства передавались из поколения в поколение. Так «профессора» воровского мира России, как пишет Л. Белгориц-Котляровский, показывали «тут же на площади, с какой ловкостью надо это сделать: вынимали у проходящих из карманов табакерку, нюхали табак и клали её снова в карман проходящего, а тот шёл, ничего не замечая».
И, как и сегодня, мастера по выгрузке карманов владели узкой специализацией. Чтобы узнать о них побольше, совершим небольшое путешествие из Москвы в столицу Российской империи — Санкт-Петербург.
Бандитский Петербург
Перед вами выдержка из статьи о карманниках из книги «Исторические этюды русской жизни», том III «Язвы Петербурга», Вл. Михневича, в которой тот рассказывает о категориях воров.
«Самих себя воры распределяют, смотря по родам промысла, на несколько категорий, с своеобразными корпоративными названиями, каковы, например:
Ширмошники — от ширмы (карман, который называется также шкертиком), собственно карманники, очищающие верхи, т. е. верхнее платье на прохожих, выначивая или срубая их карманы. В свою очередь они делятся на несколько категорий, по роду своих занятий: одни из них просто «запускают грабли (руки) в шкертики» верхнего платья, другие, поискуснее, сдирают кожу, т. е. вынимают или вырезывают бумажники, третьи мнут бока, что можно понимать и в буквальном смысле, так как нередко карманники искусственно устраивают давку, «мнут бока», и в это время очищают карманы; но, кроме этого, на воровском языке «мять бока» означает также добывать часы — выуживать их, если удаётся, стащить с цепочкой, или стричь, отрезывая от цепи, и т. д.
Жулики — мелкие, недостаточно ещё усовершенствованные воришки младших возрастов («жуликом» называется также ножик).
Плашкетики — воры-малыши, промышляющие под видом нищих. Прилипнув к прохожему с жалобной мольбою о «милостинке», юркий «плашкетик» зорко окидывает глазами его карманы и, уловив минуту, запускает в них руку, потом передаёт добычу тут же вертящемуся для этой цели «затырщику», а сам продолжает слезливо клянчить. Впрочем, такая передача практикуется во всех отраслях «карманной выгрузки» и — это называется на воровском жаргоне «перетырить товар» (отсюда — «затырщики»).
Воры и воровки, промышляющие главным образом около представительниц прекрасного пола, вытаскивающие из их карманов кошельки, часы, срывающие браслеты, серьги и тому подобное, стали называться в последнее время довольно удачно лёгкой кавалерией.
Стрекачи (а также «шестёрки») действуют главным образом на гуляньях (одно время они весьма излюбили Летний сад), в людных местах, где они нарочно, с умыслом, производят переполох и давку, во время которой и чистят карманы. Бывает, что один из «стрекачей» затевает скандал или ввязывается в ссору, а не то и в драку с каким-нибудь встречным «франтом» (барином) и собирает толпу ротозеев, которую обрабатывают его товарищи.
В последнее время, в Петербурге очень было развился — не новый, впрочем, — вид карманного воровства, заключающийся в том, что ловкий и смелый промышленник незаметно цепляется сзади открытых экипажей, пролёток или саней, во время их движения, и тихонько очищает карманы проезжающих обывателей, в особенности же, обывательниц, немало способствовавших, правду сказать, процветанию этого рода хищничества, крайней, до смешного доходящей несообразностью, в размещении карманов на своём платье, согласно модным картинкам. Промысел этот — преимущественно ночной и занимаются им главным образом воришки-мальчики, называясь, по своей специальности, рессорщиками».
От заклича до виры
Несколько веков назад граждане не посещали привычные сегодня отделы МВД и не писали заявлений. Всё было несколько иначе. В «Русской правде» описывается система борьбы с кражами («татьба»). Вначале объявлялся «заклич», когда пострадавший заявлял о пропаже в людном месте, чаще всего «на торгу». Затем начинался «свод» — допросы свидетелей, а после этого — «гонение следа» — поиск доказательств и самого преступника. Специальные розыскные органы в Древней Руси отсутствовали, поэтому вышеуказанные действия осуществляли сами потерпевшие, общинники и добровольцы. Система доказательств состояла из свидетельских показаний, очевидцев («видоков»), вещественных доказательств («поличное») и испытания огнём, водой и железом («ордалии» – пытки). Полицейскую функцию выполнял фактически и институт «дикой виры», когда связанные круговой порукой общинники вынуждены были платить штраф («виру») за преступление, совершённое на территории общины необнаруженным преступником.
Первые розыскные органы на Руси возникли в XV – начале XVI века. Их роль выполнял институт «особых обыщиков», присылаемых из Москвы «в случае умножения в какой-либо местности разбоев и татев».
В дореформенный период вопросы борьбы с уголовной преступностью не представляли острой социальной проблемы: убийства были редким явлением на криминальной карте России, основным видом преступлений считались кражи и мошенничество. При этом сохранилось ещё наложение на преступников особых меток – их клеймение, для неизгладимости которого с 1846 года использовался новый состав (смесь индиго и туши). С 1853 года начал действовать новый закон об усилении патрульно-постовой службы полиции. Теперь в российских городах по подобию столичных формировались полицейские команды из нижних военных чинов.
А в XIX веке царская полиция уже располагала штатом сотрудников, называемых филёрами, входившими в штат сыскной полиции. Отбор в филёры был жёстким, потому что уровень работы был очень тяжёлым. Помимо политического сыска, филёры противостояли карманным ворам, борясь с ними всеми разрешёнными законом способами. Руководство МВД царской России выходило с ходатайством перед Императорами России о присвоении филёрам титулов, денежном вознаграждении за работу по борьбе с ворами. Сами воры часто прибегали к услугам младшего криминального сословия (жарг. — босота) для выявления филёров, выходящих из административных зданий, полицейских участков, дабы знать их в лицо. В сыскной полиции была заведена специальная картотека на задержанных и осуждённых карманников. Каждый сыскарь, как и вор, специализировался на своём участке. Это было обусловлено более грамотным подходом к делу, детальному изучению криминальной обстановки.
На филёрскую службу принимали представителей запасных нижних чинов, преимущественно унтер-офицеров в возрасте не старше 30 лет. Причём к кандидатам предъявляли чрезвычайно высокие требования. В Инструкции Департамента полиции по организации наружного наблюдения указывалось: необходимо, чтобы филёр был «политически и нравственно благонадёжен, твёрдым в своих убеждениях, честным, смелым, ловким, трезвым, развитым, сообразительным, правдивым, откровенным, но не болтливым, дисциплинированным, выдержанным, уживчивым, крепкого здоровья, с хорошими зрением, слухом и памятью, с такой внешностью, которая позволяла бы ему не выделяться из толпы». Любопытно, что чрезмерная нежность к родным считалась качеством, не совместимым с филёрской службой.
Пришёл век XX вместе со всеми потрясениями. Так, 6 марта 1917 года Временным правительством в Приангарье были амнистированы многие преступники, и значительную их часть составляли карманные воры, которые получили прозвище «птенцы Керенского».
С построением социализма под воздействием социально-экономических факторов и, безусловно, благодаря активизации работы набирающих силу подразделений уголовного розыска, стали распадаться наиболее устойчивые и опасные преступные сообщества, ликвидироваться возможные притоны и «малины». Такие эпицентры криминала, как московские Хитров и Сенной рынок, Марьина роща остались лишь на страницах книг.
В конце Великой Отечественной Войны и особенно в первые послевоенные годы уровень карманных краж резко возрос, ведь подобные условия питали уголовную среду. Однако былого размаха 20—30-х годов достичь всё же не удалось.
Менялись условия, а воры приспосабливались к ним, но основа не менялась. Какие изменения грядут в XXI веке? Станут ли пластиковые карты невольным средством снижения этой категории злодеев, покажет время. А пока редакция газеты «Петровка, 38» напоминает: от «татьбы али кражи» прежде всего спасёт бдительность.
Подготовила Александра ТУРЧАНИНОВА,
рисунки Николая РАЧКОВА