(Окончание. Начало в №№ 27-32)

 «Его пример другим наука»

Здание Московской конторы Государственного банка на Неглинной улице

22 октября 1876 года Император Александр II подписал именной указ, который 4 ноября был объявлен Сенату товарищем министра финансов: «По всеподданейшему докладу Министра Финансов /…/ Государь Император /…/ Высочайше повелеть соизволил: дальнейшее ведение всех дел и счетов по ликвидации Коммерческого Ссудного Банка и удовлетворение кредиторов остальным дивидендом, какой может оказаться по окончательной реализации всего имущества Банка, возложить на Московскую Контору Государственного Банка с присвоением оной всех тех прав и обязанностей, которые /…/ предоставлены были Ликвидационной Комиссии [,] и с отнесением потребных по ведению Конторою дел расходов на конкурсную массу ликвидируемого Банка; учреждённую же /…/ Ликвидационную Комиссию упразднить».

Практически в это же время коммерческие банки начинают запрашивать у министра финансов М.Х. Рейтерна право на внесение изменений в тексты своих уставов. Один за другим выходят Высочайшие указы «об изменении некоторых §§ Устава» целого ряда банков. Изменения довольно показательные — они касаются весьма деликатных моментов в процедуре выдачи кредитов, а также декларируют первоочерёдность требований банка по погашению задолженности: «ссуды выдаются лишь под залог имущества, свободного от всяких долгов, или с условием уплаты оных из назначенной к выдаче ссуды, или же по изъявлении кредиторами заёмщика согласия на выдачу ссуды с правом Банка на преимущественное перед их претензиями взыскание долга по ссуде, так, чтобы Банк имел, во всяком случае, преимущественное право взыскания с принятого им в залог имущества, на основании сего Устава».

Николай Устинович Арапов, генерал-лейтенант, московский обер-полицмейстер

Фёдор Михайлович Достоевский

Ф.М. Достоевский. Дневник писателя. 1876 г.

Иван Гаврилович Рыков

Это значит, что банкиры внимательно следили за «делом Струсберга» и сделали из него соответствующие выводы. Они явно опасались, что и их банкам повстречаются подобные пройдохи, которые предложат в обеспечение кредитов имущество или ценные бумаги, уже обременённые долгами. Банки выговаривали себе право занять первое место в очереди кредиторов, требующих возврата выданных сумм.

Император внял их просьбам. Только в октябре 1876 года подобные изменения были высочайше одобрены в уставах Санкт-Петербургско-Тульского поземельного банка, Бессарабско-Таврического земельного банка, Ярославско-Костромского земельного банка и других.

«Дело Струсберга», широко освещавшееся и обсуждавшееся в прессе, нашло отклик и в творчестве великого русского писателя Ф.М. Достоевского. В октябре 1876 года он публикует в своём «Дневнике писателя» очерк «Лучшие люди», в котором чётко фиксирует появление в российском обществе новой породы людей (Фёдор Михайлович определяет её как касту) — породы «золотого мешка», т. е. внезапно разбогатевших и при этом абсолютно беспринципных людей, поклоняющихся только барышу и ради него готовых переступить через всё, что было прежде свято, через обычаи, традиции и мораль, готовых преступить и законы, как божественные, так и человеческие. В своих выводах гениальный мыслитель опережает своё время — его слова и сейчас, полтора века спустя, звучат удивительно актуально. Позволим себе хоть и обширную, но показательную цитату, вчитаемся в слова мудреца — он умел видеть великое в малом, говоря о крахе «несчастного московского ссудного банка».

Ф.М. Достоевский пишет: «Теперешний биржевик нанимает для услуг своих литераторов, около него увивается адвокат: «эта юная школа изворотливости ума и засушения сердца, школа извращения всякого здравого чувства по мере надобности, школа всевозможных посягновений, бесстрашных и безнаказанных, постоянно и неустанно, по мере спроса и требования» — эта юная школа сильно уже попала в тон современному биржевику и запела ему хвалебную песнь. О, не подумайте, что я намекаю на «дело Струсберга»: адвокаты, провозгласившие в этом деле своих «попавшихся» клиентов идеалами людей, пропевшие им гимн как «лучшим людям всей Москвы» (именно в этом роде), — лишь дали маху. Они показали, что сами-то они — не только люди без малейших серьёзных убеждений, но даже без всякой выдержки и без чувства меры, и если и играют у нас роли «европейских талантов», то единственно на безрыбье. В самом деле, они, как дипломаты, запросили сколь возможно больше, чтоб добиться наибольшего minimum’а: «не только правы — святы!». Говорят, в публике раздалось даже однажды шиканье. Но адвокат прежде всего не дипломат; сравнение это не верно в самой сущности. Вернее, гораздо вернее было бы, указав на клиента, спросить по-евангельски: «Господа присяжные, кто из вас без греха?» О, я не против приговора говорю: приговор прав — и я преклоняюсь; он должен был быть произнесён хотя бы над одним только банком. Именно дело было такого характера, что осудить «общественною совестью» этот «попавшийся» несчастный московский ссудный банк — значило тут же осудить и все наши банки, и всю биржу, и всех биржевиков, хотя бы те ещё не попались, да ведь не всё ли равно? Кто без греха, без того же самого греха, ну-тка, по совести? Кто-то уж напечатал, что наказали их слабо. Оговорюсь, я не на Ляндау указываю: этот виноват действительно в чём-то необыкновенном, а я и разбирать-то этого не хочу, но Данила Шумахер, приговорённый «за мошенничество», ей-Богу, наказан ужасно. Взглянем в сердца свои: многие ли из нас не сделали бы того же самого? Вслух не надо признаваться, а так про себя бы только это подумать. Но да здравствует юстиция, мы их всё-таки упекли! «Вот, дескать, вам за наше биржевое и развращённое время, вот вам за то, что мы все эгоисты, за то, что мы таких подлых материальных понятий о счастье в жизни и о её наслаждениях, за наше сухое и предательское чувство самосохранения!». Нет, осудить хоть один банк полезно за наши собственные грехи…» И далее: «Но, Боже, куда я забрался? Неужели и я пишу «о деле Струсберга»? Довольно /…/».

Вроде бы и в самом деле довольно, но здесь надлежит отметить ещё одну проблему, которую выявил крах Московского Коммерческого ссудного банка. Проблема эта состояла в том, что в тогдашнем полицейском ведомстве не было соответствующей структуры, которая бы профессионально занималась расследованием экономических преступлений. Сейчас мы все понимаем, что преступления в экономической сфере имеют свою специфику, отличную от обычных уголовных преступлений, а это значит, что те, кто расследует такие дела, должны иметь соответствующую подготовку и знания, чтобы квалифицированно привлекать к ответственности тех, кто совершает преступления «без ножа и кастета».

Понимал ли это тогдашний московский обер-полицмейстер генерал-лейтенант Н.У. Арапов, занимавший эту должность с января 1866-го по октябрь 1878 года? Трудно сказать. Вероятно, перед его взором эта проблема ещё не открылась во всём её масштабе.

Как бы то ни было, но в императорской России подобная структура в полиции так и не появилась, хотя предпосылок к тому было достаточно. Например, практически одновременно с «делом Струсберга» разворачивалось не менее знаменитое впоследствии дело «Червонных валетов» (или «Клуба червонных валетов») — хитро организованной банды, занимавшейся похищениями «чужого имущества посредством выманивания, подложного составления документов, введения в обман» и т. п. Примерно в эти же годы в уездном городе Скопине Рязанской губернии директор местного банка И.Г. Рыков  устроил первую в России финансовую пирамиду. Знаменитый советский экономист академик С.Г. Струмилин, проживавший в Скопине, писал в своих воспоминаниях: «…город Скопин прославился на всю Россию только тем, что в нём очень крупно проворовался местный воротила Рыков. Он создал банк, обещал самые высокие проценты вкладчикам, собрав этой приманкой огромные деньги, и затем с треском «обанкротился» к ужасу своих клиентов, обобранных ловким банкротом».

Да и в первые годы Советской власти, особенно в период нэпа, молодая Рабоче-крестьянская милиция вынуждена была противостоять множившимся хозяйственным преступлениям, не имея в своём составе подразделений, специализирующихся на подобного рода правонарушениях.

Кардинальным образом ситуация поменялась лишь 16 марта 1937 года. В этот день с явной подачи И.В. Сталина приказом народного комиссара внутренних дел СССР Н.И. Ежова № 0018 в составе советской милиции были созданы отделы по борьбе с хищениями социалистической собственности и спекуляцией. ОБХСС — грозная структура, заставлявшая трепетать всех, кто покушался на народное добро. Со временем правопреемниками ОБХСС стали налоговая полиция (1993—2003), отделы по борьбе с экономическими преступлениями (ОБЭП), Департамент экономической безопасности и Главное управление экономической безопасности и противодействия коррупции (ГУ ЭБ и ПК).

Заканчивая разговор о «деле Струсберга», остаётся только пожелать тем, кто сегодня противостоит экономическим преступлениям, высокой раскрываемости и неиссякаемой энергии, так необходимой в их нелёгкой службе.

Александр ЛОМКИН,

кандидат экономических наук

доцент экономического факультета

МГУ им. М.В. Ломоносова,

фото и иллюстрации из открытых источников