С 1933 по 1938 год Московский уголовный розыск Управления Рабоче-крестьянской милиции возглавлял Виктор Овчинников, 1898 года рождения.

Из анкеты специального назначения работника НКВД мы узнаём, что он родился в Ярославле «в семье служащего, по происхождению из мещан». В малолетнем возрасте остался без матери. По его собственному выражению, отец распихал своих детей по родственникам, а сам отправился на заработки в Баку.

ОВЧИННИКОВ ВИКТОР ПЕТРОВИЧ Начальник МУРа в 1933—1938 гг.

В результате ребёнок оказывается в доме сестры отца — Клеопатры Овчинниковой, учительницы одной из женских гимназий Ярославля. На содержание сына отец ежемесячно высылал сестре 10 рублей. Таким образом, большую часть своего детства Овчинников провёл в Ярославле. Там он поступает в начальное 3-классное училище, затем — в Торговую школу, которую не окончил, уйдя из третьего класса. Причины ухода он не объясняет. Лишь констатирует, что уехал в Петербург к проживающему там брату Владимиру, работавшему чертёжником.

Здесь он поступает на курсы бухгалтеров и одновременно на работу в Сибирский торговый банк, вначале мальчиком, затем — конторщиком, помощником бухгалтера.

В годы Первой мировой войны, в возрасте 17 лет, добровольцем уходит в армию. После нескольких месяцев обучения в запасном полку направляется на фронт в 66-й Бутырский полк. В его составе участвует в боевых действиях в районе г. Двинска.

В июле 1917 года за отказ от выполнения приказа тогдашнего военного министра А. Керенского «воевать до победного конца» был арестован и содержался в Двинской тюрьме. Работавшая при тюрьме военная комиссия объявляет, что за отказ выполнить приказ министра он приговаривается к 8 годам каторжных работ.

Однако из тюрьмы его освобождают революционно настроенные солдаты. Вместе с другими содержащимися там рядовыми военнослужащими он возвращается в строй и до ноября 1917 года находится в армии.

После революции Овчинников, как имеющий бухгалтерскую подготовку, откомандировывается в Народный банк Петрограда, где назначается в отдел распределения и членом комиссии по борьбе с саботажем банковских служащих.

Уже в декабре того же года названная комиссия сливается с ВЧК, и с 1918 года Овчинников работает в ней комиссаром президиума, следователем, уполномоченным, помощником начальника отдела в ударной группе по борьбе с бандитизмом.

В том же 1918 году Виктор Петрович вступает в партию.

Участники оперативной группы (слева направо): Тыльнер Георгий Фёдорович, Колбаев Дмитрий Сергеевич, Свитнев Иван Александрович

С первых дней работы в ВЧК он добросовестно впитывает в себя накопленный коллегами опыт борьбы с контрреволюцией и общеуголовной преступностью.

В материалах личного дела В.П. Овчинникова, до того, как он был назначен начальником Московского уголовного розыска, обнаруживается ряд несовпадений и даже противоречий.

Так, он указывает, что с 1921 по 1923 год по мобилизации ЦК ВКП(б) работал в Ташкенте. В то же время в его заявлении в уголовный отдел Московской чрезвычайной комиссии на имя старшего комиссара Шимановского указывается, что с декабря 1917 по май 1919 года Политотделом РВСР был направлен в 1-ю армию Труда, откуда по приказу Уральского округа № 6425 откомандирован в Центр как специалист-бухгалтер. Судя по датам на этом заявлении, оно было рассмотрено разными должностными лицами 27—29 мая 1920 года, и с рекомендацией Шимановского, знающего Овчинникова с 1914 года как честного и хорошего работника, он восстанавливается в Московской ЧК в должности комиссара спекулятивного отдела.

Таким образом, получается, что после восстановления в Московской ЧК Овчинников прерывает службу в ЧК и по решению партии направляется в Ташкент. А возможно, он, выполняя поручение партии, продолжал службу в ЧК.

Что стоит за этим? Небрежность или неточность в написании им автобиографии? Либо что-то иное? С полной достоверностью судить сейчас об этом трудно. Но можно уверенно утверждать, что впоследствии отмеченные неточности и противоречия окажутся для него роковыми, как, впрочем, и рекомендация Шимановского при его восстановлении на работе в МЧК.

Пожелтевшие от времени хрупкие листы личных дел Овчинникова свидетельствуют: он прожил короткую, яркую, насыщенную сложнейшими событиями жизнь. Волею судеб оказавшись в рядах Рабоче-крестьянской милиции, он с 1933 по 1938 год в звании старшего майора милиции возглавлял Московский уголовный розыск.

Одновременно занимал должность заместителя начальника Управления Рабоче-крестьянской милиции г. Москвы.

К этому времени он уже имел за плечами не только определённый жизненный опыт, но и приобретённый им в ВЧК опыт оперативной и следственной работы.

До назначения на должность начальника уголовного розыска он дважды (в 1923 и 1932 годах) был награждён знаком «Почётный чекист», в 1925-м — золотыми часами, в 1927-м — боевым оружием — пистолетом «Маузер» с надписью: «За беспощадную борьбу с контрреволюцией». Столь высокие награды того времени свидетельствуют о боевых заслугах Овчинникова в борьбе с контрреволюцией и преступностью.

В 1918 году Овчинников участвовал в подавлении левоэсеровского мятежа в Москве, ликвидации восстания анархистов в Брянске, в Москве арестовывал главарей мятежа и восстания — Попова, братьев Бобровых, Чёрного и других. Как в ВЧК, так и в уголовном розыске он активно борется с бандитами, лично принимает участие в ликвидации банды, возглавляемой Мишкой Курносым, численностью 70 человек, которая длительное время орудовала в Москве и Калининской области. На её счету было более 20 вооружённых ограблений.

При его личном участии ликвидирована банда Гаврилова по кличке Землянчик, совершившая 15 вооружённых ограблений кооперативов в Москве и Твери с убийствами работников милиции. Руководил ликвидацией бандитской группы во главе с Насибулиным, численностью 80 человек. Эта банда нападала на кооперативы, почты, поезда в Москве и Горьковской области, совершив более 100 преступлений, в том числе с убийствами работников милиции. Лично расследовал громкое дело банды Панаретова, численностью 100 человек, совершившей 500 вооружённых нападений.

В 1933—1937 годах под руководством Овчинникова ликвидировано 210 бандитских и воровских групп в Москве и Московской области. Всего по этим делам было привлечено к уголовной ответственности и осуждено несколько сотен преступников.

Преступления этого периода отличает исключительная общественная опасность. Достаточно заметить, что при бандитских нападениях совершались убийства, в том числе сотрудников НКВД и милиции, террористические акты, нападения на поезда, церкви, кражи со взломом. Ряд таких преступлений сопровождался особой жестокостью и цинизмом.

Любой сотрудник уголовного розыска знает, сколько усилий, здоровья и нервов стоит за раскрытием только одного преступления.

Так что в уголовном розыске Виктор Овчинников трудился не за страх, а за совесть. И не случайно в аттестациях в период его работы в уголовном розыске мы, как и ранее, находим: «Розыскную работу знает хорошо... Инициативен, настойчив в проведении тех или иных мероприятий оперативного характера. Принимал личное участие в ликвидации целого ряда бандитских групп, участвовал в перестрелках с ними».

По каждой из таких аттестаций следует один и тот же вывод: «Вполне соответствует занимаемой должности».

В ряду многих раскрытых им лично преступлений особое место занимает убийство делегата Чрезвычайного VIII Всесоюзного съезда Советов М.В. Прониной, совершённое в г. Мелекессе (ныне Димитровград).

Это дело заслуживает особого внимания. В стране продолжалась «охота на ведьм». Сталину и его окружению мерещились «заговорщики», «террористы», «шпионы» и прочие «враги народа».

Услужливый нарком внутренних дел того периода Ежов доложил об убийстве Сталину. Розыск преступников не давал положительных результатов. Негодующий по этому поводу Ежов требовал активизации расследования. «Вы, по-моему, ещё не осознали в полной мере политического значения этой гнусной акции. Ищите убийц среди троцкистов и зиновьевцев», — выговаривал он начальнику краевого управления НКВД Леонюку.

В этой непростой ситуации возглавить розыск убийц было поручено Овчинникову.

В состав оперативной группы были включены опытные сыщики: Филипп Безруков, Дмитрий Колбаев, Виталий Реутов, Георгий Тыльнер, Николай Осипов, Алексей Ефимов, Иван Свитнев, эксперт Иван Челядко.

Преступление было раскрыто за трое суток. Как было установлено, убийство М.В. Прониной совершила группа местных грабителей и хулиганов во главе с Розовым и Федотовым.

Руководству НКВД Куйбышевского края скрепя сердце пришлось освободить из-под ареста всех задержанных за это преступление местных троцкистов.

Овчинников и его коллеги смогли доказать их непричастность к убийству, не пошли на поводу у тех, кому в этом деле позарез был нужен троцкистско-зиновьевский след.

И как утверждают некоторые авторы, «Ежов и его приближённые не простили Овчинникову, что в мелекесском деле тот не пошёл на сделку с совестью и не обратился в их веру, сорвав далеко идущие планы».

Самоотверженная работа В.П. Овчинникова в Московском уголовном розыске не осталась не замеченной руководством.

В январе 1935 года начальник Управления Рабоче-крестьянской милиции г. Москвы Вуль в рапорте-представлении на имя заместителя народного комиссара внутренних дел СССР «за долголетнюю и безупречную службу в органах ВЧК-ОГПУ и РКМ, за самоотверженную борьбу с контрреволюцией и преступностью, за активное участие в операциях по очистке г. Москвы, за образцовую постановку работы в отделе, проявленную энергию и инициативу в борьбе с преступностью» ходатайствует о награждении Овчинникова знаком «Почётный милиционер». А в 1937 году начальник МУРа награждается орденом Красной Звезды.

В то же время в личном деле Овчинникова среди прочих его заслуг указывается, что «в 1937 году провёл колоссальную работу по изъятию с территории Москвы СОЭ (социально опасные элементы), было арестовано 24 662 чел. Кроме того, во исполнение приказа наркома № 00447 изъято и представлено на особую тройку 552 чел.». (Речь, видимо, идёт о приказе, регламентирующем порядок представления материалов на рассмотрение особого совещания, более известного как «тройка».)

Правда, в основном, это были уголовники, но попадались и те, кто шёл по 58 статье Уголовного кодекса. Так что Овчинникову не удалось избежать соучастия в политических репрессиях.

Казалось, человек всего себя отдавал делу борьбы с преступностью, имел безукоризненные аттестации, не подвергался взысканиям. Ну и дайте ему возможность трудиться на благо Отечества.

Ан нет. 13 февраля 1938 года начальник Комендантского отдела УРКМ, фамилия которого написана неразборчиво, предлагает Овчинникову в дополнение к его анкетным данным «дать более подробные сведения на указанные ниже вопросы».

Таких вопросов оказалось восемь. Кто, кроме начальника Комендантского отдела и его начальства, знал подлинные мотивы, побудившие их сформулировать? Что стояло за этим? Зависть, ненависть? Подлость? Страх? Стремление спасти свою шкуру за счёт других? На эти вопросы теперь невозможно дать ответы.

Овчинников на трёх страницах машинописного текста добросовестно отвечает на простые, как ему казалось, вопросы чиновника. И только последующие события покажут нам заложенный в них зловещий, жуткий смысл.

В итоге 26 мая 1938 года усилиями Особой инспекции Главного управления Рабоче-крестьянской милиции НКВД СССР, в лице майора Нагорного, появляется на свет документ, содержание которого буквально ужасает.

Из него мы узнаём, что «в мае 1920 года Овчинников по рекомендации ныне разоблачённого польского шпиона Шимановского Иосифа, б. начальника отдела связи УРКМ г. Москвы был принят на работу в МЧК. В 1921 году по мобилизации ЦК ВКП(б) был направлен в Ташкент на хозяйственную работу по линии Наркомпрода. В 1923 году Овчинников вновь принят на работу в органы ОГПУ и работал всё время под руководством Вуля».

Овчинников действительно работал под руководством Вуля в должности помощника начальника ударной группы оперотдела по борьбе с бандитизмом до 1930 года, затем — в должности помощника начальника Московского уголовного розыска, а с 1933 года — в качестве начальника МУРа и заместителя начальника Управления Рабоче-крестьянской милиции г. Москвы.

Так что работа Овчинникова под руководством «врага народа» Вуля уже рассматривалась как криминал.

Из этой же справки явствует, что в 1918 году Овчинников, будучи на хозяйственной работе в Брянской ГубЧК, за должностные преступления был арестован и уволен. Это обстоятельство в личном деле Овчинникова не отражено (архивно-следственное дело).

Также не отражено, чем занимался Овчинников с мая 1919 по май 1920 года.

В той же справке со ссылкой на данные историко-революционного архива указывается, что «в приказе по 66 пехотному Бутырскому полку от 23.04.1917 г. Овчинников (без указания инициалов. — В.Б.) значится в списках дезертиров 3-го пехотного полка, прибывших на пополнение, и зачислен в 7-ю роту. В ведомости того же полка от 05.07.1917 г. значится рядовой Овчинников Виктор, прибывший от дивизионного командира из-под ареста. В алфавите того же полка значится Овчинников Виктор, 7-й роты командированным в школу прапорщиков. Из описей убывших офицеров в разные части из офицерского б-на значится под № 13 прапорщик Овчинников, аттестат № 2137».

По материалам же личного дела (без указания инициалов. — В.Б.) Овчинников значится старшим унтер-офицером.

Казалось бы, свой арест за невыполнение приказа Керенского Овчинников не скрывает с самого начала своей работы в ЧК и милиции. А в связи с этим ему могли быть приклеены ярлыки дезертира, арестанта и др. В конце концов, почему дезертир направляется в школу прапорщиков? Подобный «компромат», на наш взгляд, лишён какой бы то ни было логики. Гораздо важнее, что человек действительно воевал.

Из инкриминируемых Овчинникову деяний особенно зловеще сегодня звучит следующее.

По показаниям «ныне разоблачённого польского шпиона Шимановского Иосифа, видно, что брат Овчинникова Владимир женат на сестре Шимановского и проживает в Польше.

В 1922 году Шимановский вместе с Овчинниковым Виктором Петровичем на польской границе имели встречу с женой Овчинникова, где и передали ей: Овчинников — 30 долларов, и Шимановский 30 рублей золотом (архивно-следственное дело на Шимановского И.И.)». И далее в том же духе.

В ноябре 1937 года Можайским оперпунктом милиции была арестована шпионская вредительская группа Найдёнова и Питкевич (японская шпионка).

Как показал начальник оперпункта ж.д. милиции Локтионов, ещё в октябре того же года к нему приезжал работник московской милиции якобы от имени Овчинникова и требовал передачи материалов на Найдёнова и других в ОУР УРКМ г. Москвы, в чём присланному работнику милиции было отказано, так как имелись указания на связь Овчинникова с Найдёновым.

Шпионы, шпионы... Кругом одни шпионы. Польские, японские. И кто ещё знает чьи?

Как добывались доказательства так называемых шпионских действий репрессированных в те годы людей, сейчас широко известно. Точно так же по сей день неизвестно, да и непонятно, в чём заключалась шпионская деятельность самого В.П. Овчинникова. Во всяком случае, для нормально мыслящего человека это тайна, покрытая мраком.

Однако для больного воображения — иначе не скажешь — людей, расследовавших «шпионскую деятельность» известного в то время начальника МУРа, приведённого выше оказалось достаточно.

И вот следующий эпизод обвинения.

«В 1936 году был арестован вор-взломщик несгораемых шкафов Першин, который, как потом было установлено, был в Польше — работал в штабе Савенкова и в 1927 году был переброшен латвийской разведкой в СССР. По окончании следствия дело Першина было рассмотрено спецколлегией Мосгорсуда; он был приговорён к расстрелу, а впоследствии по неизвестным причинам расстрел ему заменили 10 годами».

Вот ещё одна «шпионская» связь Овчинникова. Интересно бы узнать только, в какой должности вор-взломщик состоял при штабе Савенкова.

Из дальнейшего содержания «документа» видно, что «перед отъездом Вуля в Саратов Овчинников 10 марта 1937 года телеграммой вызывал в Москву в распоряжение ОУР Першина, дал ему возможность жить в Москве без прописки и оказывал материальную помощь из секретных сумм».

С этим эпизодом обвинения, кажется, всё ясно. Ибо любой оперативный работник знает, кому из находящихся в распоряжении ОУР лиц оказывается материальная помощь из таких средств.

Далее Овчинникову приписывается покровительство и нахождение в «близких отношениях»: с Стрельбицким, поляком по национальности, сыном бывшего подполковника царской армии, шофёром Управления Рабоче-крестьянской милиции (при этом стыдливо умалчивается, что подполковник с 1919 по 1924 год участвовал в Гражданской войне в Туркестане на стороне Красной Армии); с бывшим секретарём уголовного розыска Алтунжи (на момент подготовки справки якобы осуждённой на 10 лет), дочерью контрреволюционера, якобы имевшего связь с немецким фашистом Сагировым, бежавшим в Германию; с бывшими сотрудниками царской сыскной полиции Федотовым, Бедновским-Куликовским, которых Овчинников принял на работу в уголовный розыск; сожительство с киноактрисой (фамилия не указывается. — В.Б.), муж которой, уголовный преступник Гуридзе, нелегально(?) получивший заграничный паспорт, при попытке бегства за границу был арестован; с Соловьёвым Иваном Фёдоровичем (он же Тихомир Пётр Викторович), сыном бывшего фабриканта, пытавшимся скрыться за границу (расстрелян).

Сегодня трудно понять, не менее трудно комментировать и ещё более сложно представить смысл последних из перечисленных пяти пунктов обвинения.

Судите сами. «Покровительство» шофёру, отец которого служил в царской армии, а затем участвовал в Гражданской войне; «близкие отношения», надо полагать, с бывшим секретарём уголовного розыска, дочерью контрреволюционера, якобы имевшего связь с немецким фашистом Сагировым. Приём на работу бывших сотрудников царской полиции и проч. и проч.

А каким образом можно было «нелегально» получить загранпаспорт? Но этого бреда оказалось достаточно, чтобы учинить расправу.

Вывод по этой справке, вероятнее всего и положенный в основу обвинения В.П. Овчинникова, ужасающе прост: «Считаю необходимым материалы на Овчинникова передать в 6-й отдел ГУГБ НКВД СССР тов. Морозову». И дата составления справки — 26 мая 1938 года.

27 августа 1938 года приказом НКВД СССР № 1949 В.П. Овчинников из органов милиции уволен.

За этим последовали арест и расстрел.

Двадцать лет спустя семье В.П. Овчинникова оформляется пенсия в связи с его реабилитацией.

Судьбы людские... Что значили они для правителей, кого из них волновали? Как запросто ломали их жестокой рукой, без оглядки отправлявшей на эшафот отнюдь не худших своих сограждан, чтобы через некоторое время самим последовать той же дорогой. Во имя чего? Зачем?

Чудовищно. Необратимо. Но так было. И хотя сегодня это трудно понять, не помнить об этом нельзя.

Владимир БОНДАРЕНКО, генерал-лейтенант КГБ СССР в отставке, бывший начальник Секретариата КГБ СССР времён Бакатина,

коллаж Николая РАЧКОВА