Гость нашей редакции — заслуженный юрист России, доктор юридических наук, профессор кафедры уголовного права и криминологии Южного федерального университета, почётный сотрудник МВД России, писатель, полковник милиции
Данил КОРЕЦКИЙ.

–Данил Аркадьевич, знаю, что у вас издано 49 художественных произведений, более 250 научных статей и монографий. Среди собственных книг есть любимая?

— У нас десять пальцев на руках. Это всё равно как спросить, какой из них любимый.

— Тем не менее предположу, что наибольшим успехом пользуется ваш «Антикиллер». Особенно после его экранизации.

— Смотря в какой среде, у какой публики. Если в целом, по тиражам — да. Но это для массового читателя. А, например, для интеллектуалов-членов команды Знатоков ближе были «Пешка в большой игре», «Секретные поручения». Насчёт экранизации — первый фильм удачный, второй куда хуже. А «Антикиллер 3» уже ни имеет отношения к моей книге.

— А какой он — ваш герой, если говорить об оперативнике? Какие качества для сыщика считаете важнейшими? Развитый интеллект или охотничьи качества, типа волевого настроя, физподготовки и т.д.?

— Охотничьи качества важнее. Но не столько перечисленные вами, сколько понимание психологии, умение общаться в разных средах, в частности, умение обзавестись действующим «подсобным аппаратом».

— Поставим вопрос иначе: Жеглов или Шарапов? В плане подхода каждого из них к работе сыщика.

— Вопрос надуманный. Шарапов такой, каким он показан в кино, — персонаж нежизнеспособный. Впрочем, и «книжный» Шарапов — тоже не тот человек, который по мысли авторов мог командовать взводом в штрафбате и ходил в тыл врага, где резал глотки фрицам. По своему поведению это скорее юноша, который вышел из библиотеки, набравшись книжных истин. Ни один, ни другой Шарапов в послевоенном уголовном розыске работать бы не смог. В отличие от Жеглова. Вот тот — на своём месте. И Высоцкий очень убедительно это показал.

— Ну а как вам другие фильмы на эту тему?

— Не знаю, какой вкус я продемонстрирую вашему читателю, но скажу, что мне понравился сериал «Бригада». Фильм явно недооценённый. Он — не про криминал, вернее не столько про него, сколько про передел власти и собственности в 90-е.

— Вообще в «милицейско-полицейском» боевике, а именно так определяю жанр, в котором вы пишите, — драйв и динамика важнее игры ума?

— Если начистоту, в настоящем следствии и розыске «игре ума» места мало. Интуиция, привычка к определённым правильным действиям, умение разговорить человека, как учил тот же Жеглов, скрупулезно собрать и задокументировать материалы — вот что ставится во главу угла в реальной работе, а значит, и в правдивых книгах.

— От художественной литературы давайте перейдём к реальной жизни. Например, как вы относитесь к декриминализации семейных побоев, законодательно утверждённых Думой?

— Знаете, чем характеризуется развитое демократическое общество? В нём любое правонарушение — брошенный окурок, плевок — тут же наказывается. А мы, наоборот, малозначительные (с точки зрения закона) деяния хотим декриминализировать. Дескать, давайте сосредоточимся на «высших ценностях» — борьбе с убийствами, терроризмом. А между тем борьба с терроризмом начинается именно с борьбы с плевками, то есть с приведения общества к состоянию уважения закона.

В своё время по бытовой преступности я защищал кандидатскую диссертацию. Там такая картина. Во первых, практика этих самых побоев длится долго. Обычно от полугода до нескольких лет. При этом и окружающие, и потерпевшая (чаще всё-таки бьют жену, а не наоборот), и сам правонарушитель, и полиция — все относятся к этому как к делу внутрисемейному, мол, нечего в него лезть. Отношение посторонних к этим побоям этакое сочувственно-примирительное. Но вот когда на фоне бездеятельности окружающих случается убийство, то будьте уверены — оно происходит из-за того, что у данной антисоциальной личности закрепился рефлекс на агрессивное поведение. Безнаказанно побил раз, два… Три — убил из ружья. И тут же отношение окружающих меняется. Полиция — на дыбы! Убийство, срочно принимаем меры! Соседи, которые раньше уклонялись, теперь дают показания. Потому что понимают: преступник в ближайшие годы уже ничего не сделает, не отомстит.

Я ещё году в 85-м писал, что резерв борьбы с бытовыми убийствами кроется в наказании лиц, впервые проявляющих агрессию. Вместо этого у нас отменили уголовное преследование: «Давайте, ребята, не стесняйтесь, ничего вам за это не будет, дело-то — семейное». Ну и не мне вам, специалистам, рассказывать, как составлять административки. По семейным конфликтам это хлопотно, административки полно и на улице.

И вот вам итог: через несколько недель было опубликовано, что, например, в Екатеринбурге количество выездов на бытовые происшествия резко увеличилось.

— А в целом видите ли вы положительные изменения в правоохранительной структуре?

— Давайте вспомним, что послужило основанием для реформ. Справедливо посчитали, что патрульно-постовая служба ведётся формами и методами, характерными для 30—50-х годов, уголовно-процессуальная деятельность находится на низком уровне, сроки расследования систематически и безосновательно нарушаются, прекращение уголовных дел превышает разумные пределы. Оперативно-разыскная работа слаба, отсутствует реально действующий аппарат, низок уровень реализации материалов, полученных оперативным путём, и так далее, и тому подобное.

Положили это в основание реформы? Исправили? Сократили кадры — это да. Но вы лучше меня знаете, в каком направлении… По моему мнению, в то время сокращать надо было службы с контрольно-надзирающими функциями, передавая штатные единицы «на землю».

— И всё же — о чём-нибудь позитивном?

— Позитив уже в том, что полиция работает, резонансные преступления раскрываются. Тут и там сотрудники то детей из пожара вытащили, то людей из упавшей в реку машины спасли, то совсем юный милиционер отдал свою одежду замерзающим людям, получив при этом серьёзные обморожения... Только я всё думаю: а кто так безобразно организовывал спасательную операцию? И почему отрицательные персонажи остались в тени?

Беседовал Алим ДЖИГАНШИН