Судебная реформа Александра II явилась комплексом мер для совершенствования системы судопроизводства, который предусматривал формирование более современной, обновлённой судебной системы в России. Эта реформа разрабатывалась с 1861 по 1863 год. А как выглядел дореформенный полицейский суд?

Все мелкие дела, которые в соответствии с реформой подлежали ведению мировых судей, до реформы попросту разрешались полицией. И это был поистине суд скорый. О предварительном заключении по мелким делам тогда не было и речи.

Человека, совершившего буйство, бесчинство или затеявшего на улице драку, постовой городовой, по тогдашней терминологии — будочник, доставлял прямо с места происшествия в квартал, если это было время присутственное, то есть утром — от 9 до 12 часов, или вечером — от 6 до 12.

Если же проступок совершался в неприсутственное время, то до наступления такового буяна сажали в будку и затем уже в урочное время вели в квартал.

Таким образом, хотя в принципе и не существовало предварительного заключения, но фактически, в виде задержания виновного в будке, оно применялось, но не свыше 6 часов днём или 9 часов ночью, если проступок совершался после полуночи.

Когда виновного приводили в квартал, где в присутственное время всегда дежурил или сам квартальный или его помощник, тогда именовавшийся комиссаром, туда же приглашался и участковый добросовестный. Этот добросовестный обыкновенно избирался обывателями квартала из своей среды на определённый срок, и его обязанностью было присутствие в качестве добросовестного свидетеля при каждом разбирательстве в квартале как по мелким, так и по всем крупным делам. Без его подписи полицейские протоколы были недействительными.

Если оправдания обвиняемого заслуживали уважения или проступок его был ничтожен, то судья ограничивался двумя-тремя оплеухами и строгим внушением обвиняемому «впредь держать ухо востро», и затем он отпускался с миром. Довольные таким «благополучным» исходом, и свидетели и провинившийся уходили из квартала, а блюститель порядка, городовой, спешил получить с оправданного магарыч за причинённое ему, городовому, беспокойство. Всё судебное производство заканчивалось в час или два.

Если же вина обвиняемого требовала возмездия, то дежурный приговаривал его к наказанию розгами, назначая от 10 до 20 розог. Тут же составлялась записка (приговор). И если суд состоялся до 12 часов дня, то городовой, то есть обвинитель, вёл осуждённого в часть, где ежедневно от 12 до 16 часов дня производились экзекуции, розгами пороли в соответствии с запиской.

Экзекуторами выступали служители пожарной части. Получив назначенное ему количество розог, обвиняемый расписывался и, как отбывший наказание, отпускался на все четыре стороны.

Эта процедура — суд и наказание — занимала не более двух-трёх часов. Только в тех случаях, когда суд происходил вечером, наказание отбывалось на следующее утро, а в ожидании его обвиняемый проводил ночь в кутузке (так назывались тогда арестантские камеры при частных полицейских домах). Но и в этих случаях весь процесс заканчивался в 12, но не более 14 часов.

Несколько иначе обстояло дело с мелкими кражами: тут виновного, пойманного на месте преступления, не тащили в квартал, а городовой был уполномочен тотчас же куском мела нарисовать круг на спине вора, а в кругу обозначить крест и, дав ему метлу из ближайшей будки, заставить его мести мостовую у места совершения преступления.

Вокруг этого подметальщика обыкновенно собиралась толпа, подначивая и подшучивая над мелким воришкой, нередко доводя его до слёз. Никому и в голову не приходило, что это позорнейшее издевательство над человеческой личностью, а наоборот, каждый полагал, что человек, покусившийся на чужое добро, должен пережить публичный срам за своё деяние.

Таких подметальщиков скапливалось особенно много в праздничные дни, когда обыватели толпами осаждали торговые заведения. Тогда в толпе шныряли воры — мужчины и женщины, иногда шикарно одетые. И вот эти-то франты и шикарные дамы с мётлами в руках и крестами, намеленными на спинах дорогих бурнусов, под которыми они прятали украденный товар, особенно вызывали остроты и шутки простолюдинов. Вокруг них устраивалось целое гулянье. И это всенародное позорище обыкновенно длилось до сумерек, с наступлением которых воров, если их в одном месте оказывалось несколько, связывали вместе одной верёвкой, за конец которой держался городовой и вёл их в часть. Там они ночевали в кутузках, а наутро им снова давали мётлы, и продолжалась уборка улиц и площадей. По окончании этой работы они заносились в списки мелких воров и отпускались по домом.

И это был действительно скорый суд. Не удивительно поэтому, что когда в 1866 году стали вводить мировых судей, то в первое время своего существования они старались не затягивать судопроизводства, но народу они казались «канительными».

Что касается более крупных преступлений, то следствие даже по очень важным из них тоже в большинстве случаев проводилось некоторыми из квартальных надзирателей, числившихся исполняющими должность судебных следователей.

Следствия эти проводились довольно примитивным способом. В каждом квартале среди обывателей были, конечно, люди подозрительные. Среди них по обыкновению намечался человек поспособнее, ему давались кое-какие поблажки, а он за это платил услугами по сыску.

Обычно такой агент, вращаясь в ночлежках, всегда был хорошо осведомлён, где совершено преступление, кем совершено и куда сбыта добыча.

Когда появлялась необходимость что-либо разыскать, его призывали в квартал на совет, и если сам он не был заинтересован в сокрытии этого преступления, то он иногда прямо, иногда намёками наводил полицию на след.

Такому агенту верили безусловно. Если он говорил «не знаю», его уже больше не расспрашивали — значит он не может или не хочет сказать. Если же он подсказывал место, куда увезли ворованное, полиция тотчас отправлялась туда. Иногда при таком способе розыска происходили самые неожиданные инциденты. Но это уже другая тема, и мы её изложим в одном из следующих номеров нашей газеты.

Подготовил Эдуард ПОПОВ (по воспоминаниям летописца позапрошлого века Елены Козлининой)