Хотите —

буду от мяса бешеный

— и, как небо, меняя тона —

хотите —

буду безукоризненно нежный,

не мужчина, а — облако в штанах!

Владимир Маяковский

На первый взгляд кажется, что театр исчерпал все возможные способы разговора с классикой. Десятилетиями режиссёры пытались приручить Маяковского — то облачали его в авангардные коробки, то погружали в туманы психологизма. И всё равно он ускользал. Слишком громкий, резкий, живой. Но в «Маяковском» под режиссурой Алексея Франдетти звук, наконец, догнал поэта.

Спектакль приурочили к 130-летию со дня рождения Владимира Маяковского, но вместо музейной хрестоматии зрители получили живой, дерзкий организм, созданный на стыке поколений и жанров. В работе над ним объединились драматург Ника Симонова, сценографы, работающие с современными технологиями, и, неожиданно, Баста с его музыкальным лейблом Gazgolder. Им удалось построить звуковую машину времени, в которой стихи Маяковского ритмически сливаются с рэпом так естественно, будто поэт и сам всегда читал свои тексты под бит. Премьера превратилась в акт театральной смелости: Ленком фактически заявил, что готов говорить о классике не с академической осторожностью, а языком улицы, не теряя при этом ни точности эпохи, ни глубины образов.

Личность Маяковского, которого сыграл бесподобный Игорь Коняхин, настолько же сложна и неординарна, как и время, в котором он жил, и начинать повествование его истории с рассказа о любви кажется закономерным. Любви, как известно, все возрасты покорны. И в ней, как и в творчестве, Маяковский весьма преуспел.

Роман поэта с Лилей Брик (Наталья Инькова) давно стал частью культурного наследия — о нём говорят не меньше, чем о поэзии Маяковского. Лиля — женщина-магнит, неудержимая стихия, способная и окрылить, и заставить плясать под заданный ритм. Она с лёгкостью и без тени смущения уводит Маяковского у своей сестры Эльзы (Сафия Яруллина), сразу же ставя поэту условие, что все свои произведения он отныне должен посвящать только ей. Нужно ли говорить, что условие было принято и нарушено лишь однажды в пользу другой возлюбленной — Татьяны Яковлевой. И если Маяковский снедаем любовной страстью, то чувство Брик ближе к тщеславию — ей определённо импонирует быть музой талантливого поэта, но и материальный расчёт даже в этом вопросе не чужд. Лилечке под стать законный муж Осип Брик (Александр Горелов), который сразу смекнул, что на издании произведений Маяковского можно неплохо заработать.

Дух времени пробивается сквозь ткань любовного сюжета событиями и историческими персонажами. Максим Горький в исполнении Виктора Ракова предстаёт признанным мэтром литературы нового времени, чьё слово может возвысить или погубить молодой талант. Корней Чуковский (Иван Агапов) рецензирует «Облако в штанах» и пытается интриговать против дерзкого поэта, но благоразумно отступает перед его мощью, а впоследствии обращается к нему за поддержкой, без всякого коварства и скверного умысла признаёт, что увидел в нём талант.

Сценография мюзикла строится на принципе трансформируемого пространства. Металлические каркасы, подвижные мостки и вертикальные конструкции формируют многоуровневую среду, в которой действие развивается без привязки к конкретным интерьерным деталям. Одно и то же пространство последовательно становится улицей, трибуной, залом для выступлений или пространством внутреннего конфликта героя. Образы персонажей выражены через контрастные костюмы: массовые сцены выстраиваются в единый цветовой строй, буквально ощутимый коллективный образ эпохи, тогда как главные герои маркируются отдельными акцентами — линией силуэта, цветом или фактурой ткани. Это подчёркивает ключевой художественный принцип постановки: индивидуальное в противостоянии массовому. В сумме художественные решения спектакля выстроены на основе функциональной условности: минимум описательности — максимум выразительных средств, работающих на ощущение времени и характера героя.

Вдохновенная сцена рэп-баттла между Маяковским и Есениным в спектакле выстроена как демонстрация двух поэтических систем, сведённых в единую музыкально-драматическую форму. Режиссура сознательно уводит эпизод от пародии. Авторы используют жанровую оболочку баттла не ради эффекта, а как инструмент для столкновения темпов, интонаций и мировоззрений. Музыкальный рисунок опирается на резкую смену ритмов: тяжёлые, рубленные партии — за Маяковским, плавные, с певучими переливами — за Есениным. Такое распределение не копирует исторические голоса поэтов, а передаёт динамику их литературных стратегий. Напор против лиричности, прямолинейность против мягкой образности.

Музыкальная ткань финала лишена острых ритмических всплесков, характерных для предыдущих сцен. Она сужается до монотонной эмоциональной линии, подчёркивающей исчерпанность внутренних ресурсов персонажа. В этой тишине, где слышны лишь отдельные ударные акценты, слово снова становится главным действующим лицом — фразы героя звучат как отчёт, как попытка подвести итог собственной жизни, а не обратиться к публике.

Сцена смерти показана без прямой натуралистики. Момент выстрела заменён резким световым разрывом: фронтальный белый луч поглощает фигуру актёра, а задний план затемняется до полной чёрной пустоты. Такой визуальный жест трактует смерть не как физический акт, а как исчезновение голоса — мгновенное обрывание ритма, который определял всю постановку.

И когда опустится занавес, в зрительном зале останется ощущение прикосновения к человеку, который прожил жизнь так громко, что оглох от собственного эха. Маяковский снова уходит — стремительно, резко, будто боится опоздать туда, где продолжается его недописанная строчка. И всё, что остаётся нам, — хранить его по-своему: в сердцах, словах, в коротких огненных вспышках, которые он оставил в каждом, кто хотя бы раз услышал его всерьёз. Уже не в первый раз выражаем благодарность театру Ленком за предоставленную правоохранителям Москвы возможность прикоснуться к прекрасному. Спасибо!

Анастасия РУКОСУЕВА, фото из открытых источников