(Окончание. Начало в № 29)

Место взрыва

Самолет Штауффенберга приземлился на дальнем военном аэродроме в 15.30, но тут оказалось, что шофёр за ним не прибыл. Когда Хафтен позвонил на Бендлерштрассе, Ольбрихт его спросил, погиб ли Гитлер? Получив утвердительный ответ, он отправился к генералу Фромму за разрешением ввести план «Валькирия» в действие.

Но Фромма что-то насторожило, и он позвонил в Растенбург фельдмаршалу Вильгельму Кейтелю (который в мае 1945 года подпишет пакт о безоговорочной капитуляции), и Кейтель подтвердил, что покушение было, но Гитлер жив.

Именно в это время в кабинет Фромма вошли Ольбрехт, Штауффенберг и Хафтен. Фромм объявил им, что «Валькирия» Германии больше не нужна! На что Штауффенберг взорвался:

— Кейтель лжёт! Гитлер мёртв, я это видел, я ведь сам подложил бомбу! Но все равно поздно! «Валькирия» уже введена в действие!

— По чьему приказу?

— По нашему! — ответил Ольбрихт.

Музей тюрьмы Плетцензее

Бледный от гнева, а больше напуганный за свою судьбу Фромм приказал Штауффенбергу застрелиться, а Ольбрихту немедленно отдать приказ о приостановке плана «Валькирия». Вместо этого они разоружили Фромма и посадили под арест в его собственном кабинете.

Обратного пути у заговорщиков не было — и в 17.30, пятью часами позже, чем следовало по плану, телексы ОКХ начали отстукивать приказы «Валькирии» военным штабам. Но поскольку в списках плана «Валькирия», утверждённого самим Гитлером, Растенбург фигурировал главной строчкой и никто не догадался его вычеркнуть, Гитлер был одним из первых, кто узнал о планах заговорщиков от них самих…

Через час германское радио начало передавать сообщение о покушении и его провале, вместе с решениями об ответных действиях.

Тем временем на Бендлерштрассе начали собираться ведущие участники заговора. Генерал Людвиг Бек, бывший долголетний начальник генерального штаба вермахта, намечаемый заговорщиками на пост главы нового государства, фельдмаршал Эрвин фон Вицлебен, которому предполагалось занять пост командующего вооружёнными силами, генерал Эрих Хепнер, намечаемый преемником Фромма, граф Хельдорф, Готфрид Бисмарк и другие, посвящённые в план «Валькирия». Многие ушли разочарованные и возмущённые, все встревоженные, так как видели, что царит полная неразбериха, и никто толком не знает, что надо делать.

Кадр из фильма «Операция «Валькирия»

Бек и Штауффенберг продолжали настаивать на том, чтобы военные штабы не последовали примеру Берлина, но безуспешно.

Инициатива заговорщиков гасла в самом Берлине. Танки из Крампница пришли и ушли, главная радиостанция была взята и оставлена, гвардейский батальон бросился занимать правительственные здания, но остановился на полпути.

Курсанты Крампницского военного бронетанкового училища были одной из тех частей, что должны были захватить Берлин. Когда пришло извещение с Бендлерштрассе, что Гитлер мёртв, убит эсэсовцами, и в действие вступает план «Валькирия», они двинулись в Берлин и заняли там предписанные позиции. Но когда их командир (не посвящённый в цель заговора) узнал, что Гитлер жив и что некоторые офицерские круги предприняли попытку путча, он собрал свои танки и отвёл их обратно в казармы.

Спас положение гитлеровцев только Геббельс, который из высшего руководства рейха в тот день один находился в Берлине.

Суд над фон Хасселем

Когда майор Отто Ремер, много раз награждённый командир гвардейского батальона, пришёл арестовывать Геббельса по приказу коменданта города, генерал-лейтенанта фон Хазе, Геббельс соединил его лично с Гитлером в Растенбурге.

Разъярённый Гитлер сразу произвёл Ремера в полковники и приказал немедленно отправиться на Бендлерштрассе и навести там порядок.

Но пока гвардейцы Ремера прибыли на место, верные Гитлеру офицеры уже захватили здание, освободили Фромма и арестовали заговорщиков. Генералу Беку было разрешено застрелиться, но после двух неудачных попыток его прикончил унтер-офицер. Ольбрихт, его начальник штаба, полковник Мерц фон Квирнхайм, Штауффенберг и его адъютант Хафтен после фарсового военно-полевого суда были выведены во двор и расстреляны при свете фар.

Тяжело раненный в потасовке Штауффенберг нашёл в себе силы крикнуть: «Да здравствует наша святая Германия!»

Казнённых заговорщиков сначала похоронили на кладбище, но на следующий день по приказу Гитлера их тела эксгумировали, сорвали с них форму и ордена, кремировали и прах развеяли по ветру.

Тюрьма Моабит

Гитлер выступил по радио 21 июля в час ночи. Он заявил, что маленькая клика глупых офицеров, не имеющая ничего общего с германскими вооружённым силами и тем более с немецким народом, организовала заговор с целью его устранения и одновременно свергнуть верховное командование вооружёнными силами. Бомба, подложенная полковником фон Штауффенбергом (это единственное имя, которое он назвал), взорвалась в двух метрах от него и серьёзно ранила преданных сотрудников, одного смертельно.

Сам он остался цел и невредим, если не считать незначительных царапин и ожогов. Он рассматривает это как подтверждение воли провидения, чтобы он продолжал дело всей своей жизни — борьбу за величие Германии.

Затем следовали распоряжения по восстановлению порядка в стране.

За считанные дни после неудавшегося переворота были арестованы не только жена и дети Штауффенберга, но также его мать, тёща, двоюродные братья, дядья, тётки, все их мужья, жёны и дети.

Обращаясь к нацистским гауляйтерам в Позене 3 августа 1944 года, Гиммлер так «оправдал» эти расправы: «Пусть никто не говорит нам, что это большевизм. Нет, это не большевизм. Это древний германский обычай… Когда человека объявляли вне закона, то говорили: этот человек предатель, у него дурная кровь, в ней живёт предательство, она будет вытравлена. И вся семья, включая самых дальних родственников, истреблялась. Мы разделаемся с Штауффенбергами вплоть до самых дальних родственников».

Вот так Гиммлер объявил идеологию новой волны террора в Германии, которая продолжалась вплоть до самой кончины рейха и её главарей в мае 1945 года.

Но если первая волна террора была направлена против членов Рот Фронта, рабочего движения, затем против евреев и «скрытых врагов рейха», то после покушения на Гитлера в 1944 году фашистская машина смерти начала перемалывать всех, кто недавно считались его верными соратниками, но теперь утратили доверие.

Неважно, были ли они на самом деле участниками заговора, — в подвалах гестапо они оказывались только потому, что МОГЛИ ими стать. Или при удаче путча отрешились бы от «великих идей арийского превосходства».

Гитлер неистовствовал. Последний заговор привёл его в такое бешенство, что он утратил здравый смысл.

Арестованных не только жестоко били, но и изуверски пытали. Чаще всего применяли завинчивание пальцев, средневековые поножи с шипами и дыбы.

К чести заговорщиков, сломались не все. Этим можно объяснить, что некоторые из них дождались конца войны, а в гестапо так и не узнали многие подробности подготовки заговора. Мой собеседник также относился к числу тех, кто смог выстоять в этом аду.

Вся верхушка гитлеровской власти попала под подозрение. Большинство старалось скрыться, чтобы не подвергать опасности свои семьи. Например, сотрудник министерства иностранных дел фон Хассел вместе с графом Шуленбергом упоминались в списке заговорщиков в качестве возможных претендентов на пост министра иностранных дел в новом правительстве. После провала переворота Хассел несколько дней бродил по улицам Берлина, потом, отчаявшись, вернулся в своё бюро при министерстве и стал дожидаться ареста…

Арестованы были сотрудники министерства иностранных дел Адам Тротт и Готфрид Бисмарк. По словам собеседника, принимались все меры, чтобы их спасти. Одна из сотрудниц министерства, имевшая большие связи, рискуя своей безопасностью, ходила по кабинетам командования СС, пытаясь выяснить, что им угрожает. Адъютант Гиммлера сообщил ей, что «эти мерзавцы поплатятся головой». Однажды, во время посещения резиденции Гиммлера, она на лестнице увидела фон Хассела. Он был в смирительной рубашке, рука его была на привязи. В другой раз она наткнулась на самого Адама Тротта. Он был в наручниках, должно быть, его вели на допрос. Он её узнал, но посмотрел сквозь неё. Вид у него был не от мира сего. Стало ясно, что они после пыток. Во время случайных встреч они не подавали вида, что знакомы.

Влиятельные сотрудники министерства пытались уговорить Гиммлера сохранить жизнь Адаму Тротту, который в случае победы союзников мог использовать свои международные связи. Гиммлер вроде бы согласился, но, когда он доложил об этом Гитлеру, с фюрером чуть не случился приступ эпилепсии. Он топал в ярости ногами и с пеной на губах кричал: «Их там, в министерстве, всех надо повесить, там одни предатели!»

11 августа 1944 года министерство иностранных дел было оповещено, что Тротта приговорили на заседании «народного суда» к смертной казни. Но вскоре Мартина Бормана известили, что, поскольку Тротт многое не сказал, приговор в исполнение не привели, чтобы осуждённого можно было использовать для выяснения дальнейших обстоятельств.

Любопытно, что под ударом оказалась верхушка вермахта. Фельдмаршала Роммеля, одного из самых любимых генералов Гитлера, операции которого в Северной Африке европейские военные штабы до сих пор считают идеальными для изучения, заговорщики много раз пытались уговорить вступить в их ряды. Роммель не соглашался, хотя и не раскрывал их планы. После высадки союзников в Нормандии он направил Гитлеру ультиматум с требованием немедленно прекратить военные действия против коалиции, чтобы перегруппировать войска против Красной армии.

Во время возвращения с нормандского фронта в Берлин его автомобиль обстреляли, и Роммель оказался в госпитале с тяжёлыми ранениями. Пока он выздоравливал, гестапо узнало о его знакомстве с заговорщиками, и ультиматум Гитлеру стали рассматривать как часть запланированного предательства. 14 октября 1944 года он, в свою очередь, получил другой ультиматум: или он должен покончить с собой, или его ожидает арест вместе с семьёй. Один из главных героев фашистского рейха принял яд.

Не помогла трусость в день переворота и генералу Фромму, пытавшемуся доказать свою преданность фюреру. Его арестовали на следующий день. Много месяцев Фромм провёл в тюрьме, его подвергли чудовищным пыткам. В марте 1945 года, перед самым концом фашистской Германии его расстреляли.

В заговоре участвовали многие высшие офицеры на Западе, начиная с вошедшего в историю фашистской Германии главнокомандующего западным фронтом фельдмаршала Ханса фон Клюгге и военного губернатора Франции генерала Хейнриха фон Штюльпнагеля.

20 июля в 18.30 генерал Бек позвонил Штюльпнагелю с Бендлерштрассе: «Вы с нами»? «Конечно!» — ответил тот. После чего без единого выстрела 1200 важнейших руководителей СС и гестапо во главе с представителем Гиммлера во Франции группенфюрером Карлом-Альбрехтом Обергом были взяты под стражу. Но когда ночью стало известно, что Гитлер живой и путч в Берлине потерпел неудачу, окружение Клюгге стало настаивать, чтобы он не останавливался и заключил перемирие с союзниками. Но Клюгге струсил и отдал распоряжение освободить всех задержанных. К полуночи путч в Париже завершился. Штюльпнагеля вызвали в Берлин. Зная, что его там ожидает, он по дороге велел шофёру остановить машину. Раздался выстрел, и шофёр нашел Штюльппнагеля ослеплённым, но ещё живым, с пистолетом в руке. Несмотря на ранение, его заставили предстать перед «народным судом», и 20 августа вместе с другими участниками «французского путча» он был повешен.

Не помогла робость и самому Клюгге. Хотя он был прославленным военным начальником в Германии, особо ценимым Гитлером, едва подтвердились его связи с заговорщиками, как сразу же последовало отстранение от командования и отзыв в Германию. Понимая, что его там ждёт «народный суд» и виселица, 17 августа 1944 года он застрелился.

В Вене, как и в Париже, захват всех учреждений военными прошёл успешно. Но когда спустя несколько часов местное командование узнало, что план «Валькирия» — это прикрытие для свержения нацистского режима, оно перепугалось и добровольно сдалось эсэсовцам и гестапо.

Вообще, недочёты плана «Валькирия» привели к тому, что призывы заговорщиков к восстанию не были единодушно встречены на территории Германии, в оккупированных странах и в рядах вооружённых сил. После войны, как говорил мой собеседник, те, кто чудом уцелел в смерче расправ, поняли весь трагизм ошибок плана «Валькирия». Из-за его непродуманности до конца и поспешной подготовки.

Помрачение Гитлера внушало опасение верхушке рейха, что повальное уничтожение генералитета может обезглавить вермахт в самый ответственный период войны.

Уже 24 июля Мартин Борман, обращаясь к гауляйтерам, предупредил, что Гитлер не желает, чтобы высказывания по поводу неудавшегося переворота превратились в тотальное гонение всего офицерского корпуса. Следует изобразить дело таким образом, что покушение — всего лишь изолированный акт, а не широкий заговор.

Со своей стороны, фашистский генералитет принял все меры, чтобы вывести из-под удара вооружённые силы. 4 августа специальный суд чести, возглавляемый фельдмаршалом Гердом фон Рундшдедтом, лишил мундира всех военнослужащих, подозреваемых в заговоре, отдав их тем самым в руки палачей. Но это мало помогло. Аресты продолжались без конца, безграничная мстительность и болезненная подозрительность Гитлера жаждали новых и новых жертв.

Руководство «народным судом» фюрер возложил на доктора Роланда Фрайслера, человека беспринципного и циничного. (Самое интересное, что Фрайслер в Первую мировую войну угодил в русский плен, попал в Сибирь, где его обратили в марксистскую веру!)

20 января 1942 года он принял участие в роковом Ванизейском совещании, которое открыло путь к «окончательному решению еврейского вопроса».

Гитлер лично разработал порядок ведения заседаний «народного суда». Главное, чтобы там не давали произносить долгие речи. Но с этим умело справится доктор Фрайслер. Он наш «Вышинский»! Так объяснял Гитлер назначение Фрайслера.

Поскольку у арестованных были отобраны брючные ремни, Фрайслер насмехался над ними, глядя, как они были вынуждены поддерживать брюки. По сигналу Фрайслера включали скрытые камеры, и Фрайслер начинал визгливо поносить подсудимых, чтобы произвести эффект на зрителей и самого Гитлера, которому немедленно доставляли киноплёнки с процесса. Его вульгарные насмешки шокировали даже министра юстиции доктора Тирака, и он пожаловался Мартину Борману, что поведение Фрайслера весьма сомнительно и наносит ущерб «серьёзности этого важного акта».

Первоначально Геббельс предполагал показывать весь процесс в еженедельных кинохрониках. Но первый показ вызвал такое неприятие даже у избранной нацистской аудитории, что идею тут же отставили. Сохранилась только одна копия киносъёмки в Восточной Германии. Её лишь однажды показали по западногерманскому телевидению в 1979 году ошеломлённым зрителям.

Вначале замешанных в покушении содержали в подвалах штаб-квартиры гестапо на Принц-Альбрехтштрассе. Но по мере увеличения их числа переместили заключённых в тюрьму Моабит на Лертерштрассе, откуда привозили в гестапо на допросы.

Казни происходили в тюрьме Плетцензее, недалеко от Лертерштрассе. Поскольку в Германии не было виселиц, обычно казнили путем отсечения головы, то в одной из камер к железной балке под потолком прикрепили обычные крючья для подвешивания мясных туш. Камеру освещали софитами. На казнях присутствовали главный прокурор рейха, охранники, два кинооператора и палач с двумя помощниками.

Для зрителей на столе стояла бутылка коньяка. Гитлер распорядился заменить верёвку фортепианной струной, чтобы смерть наступала не от перелома шеи, а от медленного удушья. Перед повешением им делали прививки сердечных стимуляторов, чтобы агония длилась как можно дольше. Некоторые бились в металлической петле по двадцать минут. Всё это время стрекотали камеры, а палач отпускал непристойные шутки. Потом плёнку доставляли Гитлеру, который злорадствовал, глядя на мучения своих жертв.

В 1944 году в связи с заговором были казнены 5754 человека, в 1945 году — ещё 5684 человека. Из них реальных заговорщиков, участников событий, всего около 200 человек. В их числе 21 генерал, 33 полковника и подполковника, 2 посла, 7 дипломатов высшего ранга, 3 государственных секретаря, начальник уголовной полиции, ряд высших полицейских чиновников, губернаторов провинций и крупных гражданских чиновников.

Детей заговорщиков насчитывалось около пятидесяти, среди них были и грудные. По плану гитлеровцы должны были перебить их родителей, старших братьев и сестёр, а остальных раздать в эсэсовские семьи, чтобы воспитать в нацистском духе. Но Красная армия была уже на пороге Берлина, и малышей определили по самым дальним интернатам Германии, откуда их родственники долгое время отыскивали после войны.

— Вот видите, — закончил долгий рассказ собеседник, — далеко не всё было так твердокаменно в рейхе, как это представлялось.

Но почему же решительность у немцев проявилась тогда, когда с востока подул ветер поражения? Ведь до этого немцы благодушествовали и наслаждались комфортом от награбленного богатства в Европе и в других странах.

Собеседник помолчал — это философский вопрос, который история задавала себе много раз, но ответа на него так и не нашла…

P.S. По приезде в Москву я сдал в международное управление Госкомиздата на Пушкинской площади служебный, синий, паспорт, а в кассу — остатки неизрасходованных немецких марок. В Германии мне некогда было гулять по «центрумам».

Кассирша, принимая деньги, посмотрела на меня с живым интересом. Ну не мог же я ей объяснить, что из Германии я привез нечто более дорогое, чем то, что там продаётся за марки…

Эрик КОТЛЯР, фото из открытых источников