Много лет назад министр внутренних дел СССР Н.А. Щёлоков, к которому обратились деятели кино с просьбой рассказать о самой необычной службе милиции, предложил им сделать фильм об ОРО. «А что это такое?» — спросили министра. — «Если сравнивать с опасным уголовным розыском, он происходит в тишине, — улыбнулся министр. — Сделаете фильм, тогда узнаете, что это такое».
И вскоре страна увидела кинокартину «Это случилось в милиции».
Кто же сегодня работает в оперативно-разыскной службе? Хочется, чтобы вы, дорогие читатели, узнали о руководителе 5-й ОРЧ УР УВД по ЗАО подполковнике полиции Екатерине Михайловне Хесиной. Мы попросили старшего офицера полиции рассказать о своей работе.
ОТ «ТРУДНЫХ» РЕБЯТ В «ТРУДНУЮ» СЛУЖБУ
— Родилась и выросла я здесь, в Кунцеве, — вспоминает Екатерина Михайловна. — По окончании школы поступила в педагогическое училище, затем в профильный вуз. Начала работать учителем в начальных классах, а в качестве общественной нагрузки мне поручили заниматься с «трудными» подростками. Таким образом оказалась тесно связанной с милицией.
В 1989 году меня пригласили на должность инспектора ИДН в 121-е отделение. Наставником была капитан милиции Римма Симонова — лучший детский работник района, она многому меня научила. В результате я, школьный учитель, вроде познавшая многое о «трудных» ребятах, оказавшись в форме младшего лейтенанта милиции, по-новому стала открывать для себя этот мир. Носилась с сотрудниками по крышам, чердакам, подвалам, притонам, где подростки свивали свои биваки, жили, прячась от родителей.
С одним из них таких сорванцов по кличке Шкет мне пришлось заниматься вплотную. Мальчишка родился в тюрьме. Мать-воровка, и он — маленького росточка, светленький, глаза голубые, взор ясный — воришка уникальный. Сидит напротив тебя за столом, ты и глазом не успеешь моргнуть, как его пальцы-буравчики мгновенно что-нибудь да стянут! Таскал он всё, что мог. Украдёт, ясным взглядом посмотрит на тебя, и только когда заставишь выложить спрятанное, начинает со вздохом вынимать из карманов добычу.
Я его однажды попросила: покажи, как ты открываешь замки. Он взял мою заколку, легонько повернул ею в запертом ящике стола и открыл его. Но самое поразительное случилось, когда в паспортный стол нашего 121-го отделения милиции приехал иностранец, поставил машину на территории «советской полиции» и отправился по своим делам. Мой хлопчик Шкет, оказавшийся в тот момент в том дворе от нечего делать подошёл к иномарке и проволочкой открыл запертую дверь машины, взял коробочку с долларами и устремился на улицу. Совершенно не зная цену валюте, подходил к старушкам, инвалидам, протягивал им купюры, приговаривая: «Берите, это вам помощь от милиции». И следовал дальше. Удивлённые люди, осчастливленные Шкетом, с вопросами, где можно обменять валюту, потянулись в милицию. А тут иностранец хватился пропажи. ЧП! Начальник понял, что к чему, и на меня накинулся: изолируй своего Шкета! Да и мать его нас буквально «за горло» взяла: «Помогите! Всё из дома вынес!»
Что делать? Думали-думали и придумали отправить Шкета на обследование и лечение в психиатрическую больницу. Мать принарядила его. Сидит Шкет в отделении. Приезжают медики забирать моего подопечного: «Где больной?», — спрашивают. Я указываю на симпатичного подростка. Врачи в изумлении, решили поговорить с ним о школьной программе. Тут он блеснул своими знаниями. Мальчишка-то любознательный был. Врач посмотрел на нас и говорит: «Этого парня лечить не от чего. У него мозги работают лучше, чем у многих из нас, взрослых. Вы уж тут как-нибудь без меня разберитесь». И остался Шкет с его клептоманией на моей инспекторской шее. А тут праздники новогодние. Мы с мужем в санаторий собираемся. В общем начальник рапорт на отпуск мне подписал только после того, как я пообещала Шкета с собой в санаторий взять. Так и отдыхали без отрыва от службы.
МОЙ ПРИХОД В ОУР
— В начале 90-х попасть женщине в уголовный розыск было всё равно, что на флот: во всяком случае, в нашем Кунцевском РУВД начальство непреодолимой стеной стояло на пути представителей прекрасного пола. Но у меня был один шанс пробиться. Работая несколько лет в ИДН, я участвовала в рейдах с ребятами из угрозыска, была с ними и на операциях, когда присутствие женщины обязательно (например, требовалось пройти в помещение, где находились пьяные женщины, провести обыск задержанных женщин и просто выступить первой, чтобы снять напряжение наэлектризованной до предела обстановки). И вот после родов я в 1993 году пришла в ОУР и запросилась в опергруппу. Начальник — ни в какую. Тогда, говорю, возьму законные три года и стану ребёнка воспитывать. Он тут же вспомнил о свободной должности в ОРО. «Но учти, — говорит, — там трупы, преступники. Два-три месяца поработаешь, а там видно будет, что с тобой делать». Пошла. И… застряла на 20 лет.
Учил меня начальник отдела Анатолий Головлёв, но в некоторых случаях приходилось доходить до всего самой. Возможно, какие-то мои приёмы, методы поначалу воспринимались критически, но большинство в результате сработало психологически точно.
В Рузском районе скрывалась одна женщина, убившая мать и сына. Её искали долго, много раз выезжали по нужному адресу, но никак не могли выявить эту негодяйку. Мой начальник вызвал меня: «Задание тебе такое: берёшь с собой в напарницы девочку из группы по без вести пропавшим, двух оперативников — и двигайте на эту точку. Проверьте, что там и как, а потом отпишете мне рапорт. Вдруг повезёт».
Приехали на место, опросили старушек, конечно. Удостоверений не совали и милицией не представлялись. Придумали байку о нашем бабьем житье-бытье. И нам повезло: одна из соседок подтвердила, что разыскиваемая находится дома, в квартире, только дверь никому не открывает. Поскольку подозреваемая в убийстве, по версии начальства, беспробудная пьяница, мы решили играть свою роль по её «сюжету»: взяли водки в местном магазине, закуски никакой и... вскоре затянули песню «Ой, мороз, мороз...» на лестничной площадке возле окошка. Наши коллеги не вмешивались, сидели в машине и ждали, чем дело кончится. Одна соседка вышла, мы попросили её в бутылку воды налить. Так ещё час-другой провели. Вдруг дверь в трущобу раскрывается, высовываются три хмельные женские рожи:
— Эй вы, бабьё, чего тут раскудахтались на весь двор, заходите, вместе пить-гулять будем.
Входим. Три пьяных бабёнки, среди которых и наша разыскиваемая фея. Уселись за стол, уставленный бутылками. Познакомились, и тут хозяйка задаёт главный вопрос: «Откуда вас, горластых, принесло, кто такие будете»? Я свою напарницу незаметно подталкиваю к двери: там наши парни стоят, ждут, когда их впустят, а сама спокойно отвечаю:
— Я за тобой, Антонина, из самой Москвы. Контора моя МУРом зовётся. Понятно?
— Ах, ты!.. — заорала она, но бутылку схватить не успела, перехватили её руку.
А когда стали разбираться с остальными, то выяснилось, что одна из выпивох разыскивается Владимирским ОУР за другое тяжкое преступление. Вот так два дела сразу мы и вытянули.
Наверное, кое-кто поинтересуется: что, мол, без водки в оперативных делах никак нельзя обойтись? Скажу так: без спиртного только алкаш обойтись не может. Оперативная ситуация ставит сыщика в разные положения, и выход из них можно найти, вовсе не прибегая к стакану.
ДОЧЕНЬКА ПРОПАЛА!
— В наш отдел прибежала убитая горем женщина: пропала ее дочь 35 лет. Женщину успокоили, и она достаточно аргументировано объяснила, почему считает, что дочь убили. Незадолго до случившегося мать легла на операцию из-за болезни сердца. Боясь, что уже не вернётся в этот мир, перевела через нотариуса на дочь завещание на обе квартиры и дачу. Операция завершилась успешно, но… Исчезли дочь и деньги. Ясно, что её убили.
Сотрудницы 5-й ОРЧ, аккуратно расспрашивая заявительницу, установили, что у её дочери есть знакомый, уроженец Молдовы. С большим трудом удалось выяснить его адрес и встретиться. Вот тут и началось нечто странное. Едва сотрудники московской полиции заводят весьма тактичный разговор о молодой женщине и просят молдаванина сообщить, где она сейчас находится, он возмущается, кричит, что ничего о ней не знает. Успел даже настрочить жалобу министру внутренних дел о нарушении его конституционных прав.
— В чём Вы видите эти нарушения? — спрашиваю его. — Я прошу Вас об одном: приведите ко мне Марину (назову её так). Пусть она напишет, что претензий у неё к Вам никаких нет, и мы закроем дело.
Молдаванин артачится, оскорбляет, но в итоге признаётся: Марина находится в Кишинёве. Он сам отвёз её туда, у них любовь большая, и она ждёт от него ребенка. Мой заместитель, подполковник полиции Лианна Сергеевна Ревякова, в итоге вышла на Марину. Та стала убеждать офицера прекратить розыск, так как у неё всё в порядке: она хорошо устроена в Кишинёве, сейчас на шестом месяце беременности, и у неё жизнь сложится благополучно.
— Хорошо, Марина, я рада за тебя, — соглашалась моя коллега, — но, чтобы закрыть дело, ты обязана придти в местную полицию с паспортом и своим заявлением о прекращении нашего розыска. И вот ещё что… Запиши мой телефон. Если тебе потребуется моя помощь, непременно позвони, — предложила напоследок офицер Ревякова, словно предчувствуя беду.
Спустя короткое время молдаванин вступил в права собственника на квартиры и дачу. А ещё через день-два зазвонил телефон Лианны Ревяковой: «Спасибо, что Вы разрешили позвонить. Кроме Вас мне помочь теперь некому». Беременную женщину выгнали из дома в Кишиневе, и она без средств скиталась по городу. Сотрудники 5-й ОРЧ уголовного розыска УВД по ЗАО помогли Марине вернуться домой, в Москву.
Сейчас решается вопрос о возбуждении уголовного дела по факту мошенничества.
ДУРАКИ
НЕ ПЕРЕВОДЯТСЯ
Возможно, сказанное в подзаголовке, обидно и жестоко по отношению к нашим согражданам, но другого слова о некоторых и не скажешь. Дело в том, что многие пропавшие лица — одинокие старики или пьяницы. Вокруг них вьются «сердобольные» заботливые люди, которые готовы предложить им за московскую квартиру любые блага в Подмосковье или на юге. Те, кто поверил, сгинул в болотах по дороге в рай земной; других чаша сия миновала, но и горем своим судьба не обошла — одни теперь бомжуют, другие…
Вспоминается такой случай. Позвонила нам женщина и с волнением сообщила, что пропал её родственник, горький пьяница. Проверили адрес и насторожились. В последнее время там постоянно крутится незнакомка, старательно обхаживает одинокого мужчину. Такое не редкость: пожилых вдовцов стараются к себе приворожить, чтобы потом их квартиру себе присвоить, авантюристки из других областей или ближнего зарубежья. Часто вокруг стариков крутятся даже молоденькие девушки.
На сей раз возле москвича оказалась гостья с Алтая. Самого его дома не заставали, она же старательно избегала встреч с полицией. Когда всё-таки нашли, она в достаточно грубой форме заявила, что взаимоотношения между ней и москвичом — их личное дело, полиции не касаются. Сообщила, что хозяин квартиры в настоящее время отдыхает на Алтае и никто не имеет права соваться в его внутренний мир. Как он решит распорядиться своей дальнейшей судьбой, так и будет.
Понимая, что москвич находится в весьма опасной ситуации, мы выставили запреты на продажу его имущества.
Фурия поняла, что москвича представить живого и невредимого ей придётся-таки и привезла к нам в УВД «пропавшего» — типично пьянствующую личность с прожилками на лице. Он стал требовать, что бы мы прекратили третировать его пассию. А мы, проверяя его исчезновение, установили, что на Алтай уезжал мужчина вовсе не на поезде и не самолётом: возили его на автомашине. Можно предположить, в каком он пребывал состоянии. Теперь он упорствовал, отказывался идти на контакт:
— Это моя жизнь, моя квартира, что хочу, то и делаю.
Я сидела перед опустившимся человеком несколько часов и убеждала: безрезультатно. Потом не выдержала:
— Ты понимаешь, что тебя просто убьют!
Он не захотел слушать и ушёл. А я через несколько дней оформила отпуск. По возвращении услышала от своего заместителя:
— Тот москвич, который на Алтай прокатился, скончался. Отравление этиловым спиртом, диагноз — сердечно-сосудистая недостаточность.
Ну что ж, так пишут врачи, если не находят истинной причины. Эта смерть сомнительна. Наш потерпевший ушёл на тот свет, хотя бы зная, что его делом займутся мои коллеги из соседнего отдела.