Прошло уже более восьми лет со дня смерти друга и товарища Юры Щекочихина, оставившего заметный след в моей судьбе, да и, не побоюсь сказать, в истории современной России.Казалось бы, время должно сглаживать горечь утраты, притуплять чувства, но не получается: чем дальше идёшь по ухабистым дорогам нашей жизни, тем острее ощущаешь потерю Юры. Ему можно было довериться, получить сочувствие, совет и абсолютно бескорыстную помощь. Приводимые ниже зарисовки-истории я посвящаю светлой памяти Юрия Петровича Щекочихина.
История первая:
Лев прыгнул, или
Сань, ты ничего не понимаешь
На дворе 1988 год. Идёт полным ходом перестройка, кругом гласность, а моя тема по организованной преступности по-прежнему засекречена. Но дело в другом: за семь лет научной работы подготовлена масса документов, кое-какие изданы приказы, а кардинальных решений нет. Рэкет, убийства по найму, сходки воров в законе, бандитизм — взывали, требовали иных мер.
Куда бы я ни обращался — везде полный отлуп. Смотрели как на умалишённого.
И вот полковник милиции Медведев, с которым я работал в уголовном розыске, предложил мне познакомиться со Щекочихиным.
— Старина, если он не сможет, то и не рыпайся, никто не решится.
Познакомилась. Выпили. Я читал статьи Щекочихина, они действительно являлись «забойными» и по тем временам очень смелыми: критиковалась система борьбы с преступностью несовершеннолетних и не как-нибудь, с прицелом сугубо на недостатки милиции, а на социальные причины и недоработки властей.
...В отличие от своих статей Юрий вначале на меня большого впечатления не произвёл: рубаха распахнута на две пуговиц, стёртые добела джинсы и видавшие виды кроссовки. Вместо хоть какой-нибудь причёски — взлохмаченные волосы. Однако минут через десять у меня возникло ощущение, будто знал я Щекочихина давным-давно.
В тему он въехал быстро. Пошли к главному редактору и рассказали о нашей затее. Нельзя сказать, чтобы тот обрадовался:
— Пишите, может, и получится. Время сейчас такое, надо об этом говорить. Я же сделаю всё от меня зависящее.
Ну а дальше — дело техники. Взяв трёхлитровую банку пива (на улице стояла жара), мы расположились у меня дома в малюсенькой кухоньке, и я всё, что знал, рассказал, правда, соблюдая правила секретности (все цифры — только в процентах). Шутка ли, тема-то была под грифом «совершенно секретно».
Закончив беседу, Юра спросил, слегка заикаясь:
— Старик, вот ты убил льва в своё время. Скажи, если бы мафию сравнить со львом, то в каком положении этот хищник сейчас находится?
— Лев прыгнул, — не задумываясь, ответил я.
Вот так появилось это интервью, которое послужило лейтмотивом к созданию в СССР системной организации борьбы с организованной преступностью.
Материал вышел, нас поздравляли. Из него убрали лишь слова «конвойный полк милиции». Остальные, — «мафия», «рэкет» и т.п. — цензор пропустил, поскольку в справочнике их не имелось. Помог бюрократизм.
Проходит день, другой — никакой реакции. Я даже разозлился и обиделся, не знаю на кого. Вот ведь, и тут не сработало! Звоню Юре:
— Ну что, из пушки по воробьям!
— Старик, ты ничего не понимаешь. Подожди ещё день. В себя приходят, — весело ответил Щекочихин.
И правда. На третий забурлило: звонили отовсюду, возмущались, ко мне приехала инспекция по личному составу готовить материалы для увольнения из системы. В вину ставили разглашение некоторых сведений.
Как было потом, кто нас спас, как создавались подразделения, и как я был назначен на должность начальника — это уже тема другая.
История вторая:
Я не испугался, но если
журналиста тащат в кусты…
В советское время, в отличие от нашего, было железное правило: если о чём-то писалось в газете, то обязательно давалось указание либо возбудить уголовное дело, либо принять меры, либо наказать кого-то — в зависимости от поставленных в статье вопросов. Это нам помогало в решении многих проблем. Щекочихин был частым гостем в Управлении по борьбе с преступлениями несовершеннолетних, так как его начальник Фильченков частенько прибегал к помощи средств массовой информации.
Мы тоже развернули бурную деятельность в освещении многих вопросов, касающихся борьбы с организованной преступностью. Постоянными гостями были у нас Лариса Кислинская и Юра Щекочихин.
Писали они лихо, правду, не опасаясь ничего. Тогда ещё не убивали журналистов. Но вскоре прозвучал первый сигнал.
Как-то утром звонит Юра и взволнованным голосом просит о срочной встрече. Заказал ему пропуск.
Заходит он в кабинет и прямо с порога, как обычно немного заикаясь от волнения, кричит:
— Сань, вы что тут сидите?! Меня вчера чуть не убили!
— Да что случилось-то, — говорю, — расскажи толком, кто тебя чуть не убил?
Оказалось, Юра где-то «раскопал» сведения о противоправной деятельности братьев Квантришвили (оба впоследствии убиты в мафиозных разборках) и опубликовал их. Вечером около церкви на Воробьёвых горах, куда отчаянный журналист приехал на какой-то религиозный праздник, два братка-грузина затащили его в кусты и пригрозили убить, если он не прекратит клеймить их позором.
«Семью» эту мы знали неплохо, подходы к ним были, до «мокрых дел» они не доходили, и я, успокаивая Юру, сказал:
— Ты что, в самом деле испугался? Тебя просто решили припугнуть, и не более.
— Ты не понял, я не боюсь, но это беспредел. Если уже сейчас журналистов таскают в кусты, то что же дальше будет! — возмущался он.
С братьями мои ребята провели профилактическую беседу, ну а как позднее криминальный мира стал обращаться с журналистами, знают уже все.
История третья:
Ха! Это вы-то о правах человека?!
С того момента прошло более двенадцати лет. За эти годы Щекочихин был моим доверенным лицом на выборах в Верховный Совет, я успел поработать в КГБ, побывать в отставке и снова вернуться в милицию. Мы регулярно встречались, писали статьи. Характерно, что Юру вовсе не интересовала материальная часть бытия. И в квартире, и на писательской даче в Переделкине — всё скромно, царил творческий беспорядок, разве что стопка газет находилась в постоянной аккуратности. Юра никогда не брал денег за написанную им статью. Он принципиально не работал по заказу. Если бы жил по-другому, то не протянул бы и года.
Наступивший двухтысячный мы встречали вместе: я в должности председателя Комитета Государственной думы по безопасности, он в качестве моего заместителя от фракции «Яблоко». Комитет по составу сформировался достаточно сложным. Тогда в Думе работало много политических фракций и принятие согласованных решений по тому или иному законопроекту проходило нелегко.
Кому-то, может быть, покажется странным (тем, кто видел в нём возмутителя спокойствия), но именно Щекочихин помогал мне достигать консолидации депутатов. Его уважали. Юру
нельзя было подбить на голосование по
политическим мотивам. Он был абсолютно свободен даже от решений своей фракции, если видел пользу или вредоносность закона для общества. Голосовал «за» или «против», так, как подсказывала совесть.
Он часто бывал в зонах боевых действий в Чечне. Рискуя жизнью (ходил без бронежилета и обычно во весь рост на передовых позициях!), добывал материал не для сенсаций, а для информационного обеспечения аппарата нашего комитета. В то время 46-я бригада внутренних войск пребывала в плачевном состоянии и по снабжению и по личному составу. Юра очень переживал за молодых солдат и всё делал для того, чтобы им помочь. Охотно писал статьи и очерки в прессу МВД.
Одновременно с чеченской тематикой он, входя в состав Комиссии Государственной думы по борьбе с коррупцией, собирал документы по делам, причинившим государству большой экономический вред, всегда выступал инициатором их обсуждения на Комиссии или в Комитете.
Юрий Петрович трепетно относился к простым людям, даже готов был оправдывать какие-то их проступки, но весьма ненавидел чиновников-коррупционеров, работающих на свой карман. Они ему платили тем же. Да, это так, недолюбливала его власть в лице отдельных чиновников. До меня доходили слухи, что общаться со Щекочихиным, значит идти чуть ли не против государства. Под государством же понимались конкретные чиновники.
...«Три кита» — дело нашумевшее. Щекочихин не стоял в ряду разработчиков проводившейся комбинации, но его неоспоримая роль — в освещении процесса, предании гласности. Правда, его и детей пришлось охранять, ибо имелись оперативные данные о возможности угрозы.
Мало кто знает о том, как на нашем Комитете обсуждались действия Генеральной прокуратуры. Присутствовали руководители всех заинтересованных ведомств и два заместителя генерального прокурора. Они не могли ничего сказать вразумительного по поводу прекращения уголовного дела на «китов» и возбуждения другого — против добросовестных работников милиции и таможни.
Тогда один из замов заявил, что они так действовали, исходя из соблюдения прав человека (обыск был проведён с нарушениями закона).
— Ха! Это вы-то о правах человека, а кто делал неделю назад «маски-шоу» в киностудии НТВ? — не выдержав, вскричал Юрий.
В зале раздался дружный хохот. Правда, потом нам стало не до смеха.
История четвёртая:
Умер или убит?
Как-то утром в кабинет зашёл Юра. Он явно был чем-то очень расстроен.
— Слушай, Сань, что-то мне не хочется ехать в Чечню, какое-то нехорошее предчувствие.
— Ну и не езжай, — ответил я. — Предчувствия редко обманывают.
— Да нет, надо ехать, а то Явлинский подумает, будто я испугался.
— Юра, да брось ты, — говорю, — путь тогда он сам туда и едет.
В Чечню упрямый Щекочихин всё же уехал, а вернувшись домой, заболел. Первый диагноз — отравление, спустя несколько дней второй диагноз — сердечная недостаточность.
Расспрашивая потом детально о его пребывании в Чечне, я выяснил, что заболевание началось после того, как ему кто-то из окружения предложил бутылку холодной воды. Что повлияло: холодная вода или что-то другое? Не знаю…
Юра уже совсем поправился и как всегда пригласил меня на свой день рождения. Помню, стоял тёплый солнечный день, собралось много гостей. Именинник как всегда был весел, шутил, играл на гитаре, ничего не пил, опасался.
Прошло какое-то время, и мне сообщили, что Юру увезли в больницу, вроде как простудился. Я не придал этому значения, но когда дня через четыре или пять мне позвонил вдруг главный редактор «Новой газеты» Дмитрий Муратов, я испытал шок.
— Юра умирает, у него выпали волосы, по всему телу сошла кожа, что и от чего, никто не знает, — ошарашил меня Муратов.
Симптомы были похожи либо на последствия облучения, либо на воздействие какого-то неизвестного яда. Так я подумал тогда, припоминая свои скудные армейские познания в области ядерного и биологического оружия. Но кто, зачем? В голову лезли разные мысли. Вспомнил даже Кавелиди, отравленного фенолом вместе со своей секретаршей.
Проходит немного времени, снова звонит Муратов. Срывающимся голосом говорит о каком-то антидоте, просит связаться с министром здравоохранения Шевченко, который когда-то работал в закрытых лабораториях, и попросить его о помощи. Звоню министру, объясняю. Шевченко выслушал внимательно и ответил серьёзно, что тут что-то не то и он попытается оказать содействие, одновременно предупредил меня быть осторожным на фуршетах.
К несчастью, все уже было поздно, к вечеру того же дня Юры не стало.
Во время похорон в морге ко мне подошёл один милицейский генерал, отвёл в сторону и сообщил, что у Щекочихина нашли фенол.
— Какая доза? — спрашиваю.
— Не знаю, не сказали, но что это фенол — абсолютно точно.
О дозе я поинтересовался потому, что фенол может появиться в организме от лекарств, а также от разложившейся плоти.
После похорон Юры, по настоянию депутатов, я сделал запрос в Генеральную прокуратуру. Просил возбудить уголовное дело по факту смерти и провести процессуальные действия с целью установления истины. Мотив обращения простой: смерть странная, а лицо общественно значимое — возникает много вопросов.
В возбуждении уголовного дела мне отказали, так же, как это бывает, очевидно, с карманной кражей или кражей банки компота.
И вот тут… Внимание! Ко мне пришёл депутат А., в прошлом оперативный работник (они с Юрой из одной фракции) и попросил затребовать в прокуратуре материалы отказного дела. Он в чём-то сомневался. По его словам, Юра якобы собрал какие-то важные документы и сказал ему, что скоро они «грохнут» похлеще бомбы.
— А что в них? — спрашиваю.
— Он мне не рассказал, а тебя начал опасаться после назидания. Однако никаких материалов в сейфе и дома не нашли, — заключил депутат А.
Делаю ещё один запрос и вновь получаю отрицательный ответ.
На первый взгляд может показаться, что прокуратура что-то скрывала. Думаю, нет. Налицо обычная патриотично-чиновничья перестраховка. Разговоры о смерти журналиста, да ещё такого известного, никому были не нужны. Опять же — а вдруг убийство, а тут ещё некстати дело о «трёх китах», по которому прокуратура выставлена в неприглядном виде.
Прошло восемь лет, но мысль — убит или умер Юра, меня не покидает. Знаю, что впоследствии возбуждалось уголовное дело, проводились какие-то следственные действия. Результат снова отрицательный. Но почему тогда не допросили меня, других депутатов, которые работали со Щекочихиным, непонятно. А потому судить об объективности и достоверности сделанных следствием выводов мне трудно.
Одни считают, что смерть Юры связана с делом «трёх китов», другие — с Министерством атомной промышленности. Вначале я тоже так думал, но потом пришёл к иному выводу.
Сейчас никто уже не может сказать утвердительно, умер он от редкой болезни или его убили. Правда, редчайшая болезнь почему-то без каких-либо причин (ослабла иммунная система, перенесена операция) посетила именно Щекочихина и именно в момент звучания этих дел. В этой истории много мелких случайностей, которые, согласно диалектике, могут указывать дорогу закономерностям.
Если принять вывод о насильственной смерти, то возникает вопрос, кому это выгодно. Лицам из Минатома? Вряд ли. Даже если кто-то бы упёр атомную электростанцию и поставил у себя на даче, то это никого бы не удивило тогда. В этом деле всё протекало громко и прозрачно, убивать не выгодно.
«Трём китам»? Но это банальная контрабанда, коих десятки в нашей стране. Да, в ней замешаны чиновники средней руки, да, фиксировались взятки, но опять же, в деле присутствует логическое завершение, велось следствие, все фигуранты известны, их злоупотребления тоже. Если уж устранять кого-то, то выгоднее это сделать вначале пути, как, похоже, и поступили с некоторыми свидетелями.
Тогда кто? Если теоретически придерживаться версии убийства и учесть слова депутата А., то можно говорить о ком-то третьем, личность которого ещё не раскрыта, но кому намерения Щекочихина реально угрожали. Хотя это всего лишь мои субъективные умозаключения. Однако абсолютное большинство тех, с кем я общался (народная молва), убеждены, что Юрий ушёл из жизни не по своей воле. Я же юрист, привык опираться на факты, и те, которые приведены выше, позволяют мне пребывать в большом сомнении относительно обстоятельств смерти моего товарища. Думаю, придёт время, и мы узнаем правду.
Так всегда случалось в истории, так будет и впредь.
Александр ГУРОВ,
фото из сети Интернет
От редакции: Юрий Щекочихин был награждён медалью «Защитнику свободной России».