10 апреля под Смоленском в авиакатастрофе погибли президент Польши Лех Качиньский с супругой и 94 высокопоставленных военных, политических и религиозных деятеля этой страны. Останки последних были направлены в Москву, в Бюро судебно-медицинской экспертизы, расположенное в Тарном проезде Южного округа, где прошла процедура установления личностей погибших. В этой работе вместе с прокуратурой, МУРом, ЭКЦ ГУВД по г. Москве принимали участие сотрудники 5-й ОРЧ ОУР КМ УВД по ЮАО, специализирующиеся на розыске без вести пропавших, утративших связь с родственниками, и установлении личности неопознанных трупов. С 2007 года 5-ю ОРЧ ОУР КМ УВД по ЮАО г. Москвы возглавляет подполковник милиции Александр СКОРЛУПИН.

— Александр Сергеевич, какие задачи были тогда поставлены перед вашими сотрудниками?
— Главная — в кратчайшие сроки обеспечить качественное идентифицирование трупов. В Москву были доставлены останки 94 человек. Работа по их опознанию осуществлялась с соблюдением всех тонкостей законодательства. Проводилось фотографирование, составление композиционных портретов, дактилоскопирование, просматривались документы, личные вещи и так далее. При процедуре опознания оказывалась всесторонняя помощь их родственникам.
Также на нас была возложена задача обеспечения понятыми. Учитывая, что на Тарном проезде нет жилого сектора, понятых приходилось привозить, и для этой работы нам пришлось даже привлечь несколько сотрудников розыска «с земли». Хочу отметить, что население шло нам навстречу, несмотря на то, что это требовало от них затрат личного времени, да и сама процедура морально тяжела.
— Горячими были для вас эти дни?
— Работа велась трое суток, и все это время мы находились там безотлучно. Но сотрудники не роптали, понимали, что это политический вопрос. От того, насколько грамотно и квалифицированно мы сработаем, будет зависеть авторитет нашей страны. Там присутствовала представитель польского консульства, которая пояснила мне, что ее задача зафиксировать, как мы обращаемся с трупами — корректно или нет. Судя по отзывам польской стороны, которая осталась довольна действиями России, со своей задачей мы справились.
— Булгаков писал: «Человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус!». И при этом у него может не оказаться документов.
— К сожалению. По установлению личности трупа на сегодняшний день у нас в производстве 1 281 дело, 749 дел по розыску без вести пропавших и утративших связь с родственниками. Около 300 по поиску алиментщиков и госдолжников.
Разыскные дела — это лишь часть нашей работы. В течение первых 10 суток после подачи заявления или обнаружения неизвестного трупа сотрудниками осуществляется огромный объем оперативно-разыскных мероприятий. Если за этот период им удается решить задачу, то разыскное дело не заводится.
К примеру, был случай: муж вышел на часок попить во дворе пивка с друзьями и пропал. А через два дня пришел домой. На вопрос, где был, мужчина внятно ответить не смог, так как все это время был беспробудно пьян. Друзья же пояснили, что он с ними за компанию ездил в Питер.
Летом почти каждую пятницу мы получаем заявления от родителей о пропаже их чад. Как правило, вопреки возражениям взрослых подростки уезжают к друзьям на дачу. Находим, возвращаем в течение суток. Были случаи, когда подростки уезжали в Питер на белые ночи.
Учитывая, что штат 2-го отделения 7 человек, плюс 24 наших сотрудника, которые входят в состав криминальной милиции территориальных ОВД, нагрузка достаточно большая. Особенно в летний период, когда возрастают миграционные процессы. Сегодня речь идет о сокращении милиции, а у нас и сейчас людей не хватает.
— Наблюдается ли тенденция роста разыскных дел?
— По одним направлениям да, по другим нет. К примеру, количество разыскных дел по неопознанным трупам снижается. Это результат профилактической работы с лицами, относящимися к категории бомжей. Сегодня в территориальных ОВД отлажен механизм их учета и дактилоскопирования, что позволяет при обнаружении трупа бомжа в течение 10 дней устанавливать его личность.
Но растет число дел по лицам, утратившим связь с родственниками. Причина? Назначение даты окончания приватизации квартир. В 90-е годы заключалось много фиктивных браков с приезжими, чтобы обеспечить их столичной пропиской. Сегодня тянуть с приватизацией квартиры уже больше нельзя, а в ней прописан фиктивный муж или жена, а где находятся эти люди, их половины порой не знают. Чтобы развестись и выписать из квартиры, человека нужно найти. Вот москвичи и подают заявления на их розыск.
— Люди считают, что заявление о пропаже человека милиция принимает лишь спустя трое суток. Так ли это?
— Это утверждение уже стало общепринятым заблуждением и совершенно не соответствует действительности. Заявление принимается сразу же, как только появилось основание считать, что человек пропал. К примеру, ушел в магазин за хлебом и по прошествии 2—3 часов не вернулся.
Самое главное в этой ситуации — дать как можно больше, до мельчайших подробностей, примет пропавшего и, конечно же, его фото.
Но порой таких сведений мы вообще не получаем. В первую очередь это касается пропажи одиноко живущих граждан. Спохватившись через несколько дней, родственники, в лучшем случае пересмотрев весь его гардероб, могут предположительно сказать, каких вещей не хватает, а то и вообще не назовут ни одной.
Когда человек пропадает внезапно, без видимых причин, и у нас возникает подозрение, что он мог стать жертвой преступников, в этом случае мы тут же подключаем к его розыску сотрудников 1-й ОРЧ, занимающихся раскрытием убийств, и прокуратуры, с которыми решается вопрос о возбуждении уголовного дела.
Если пропадает одинокий пенсионер, в первую очередь отрабатываем версию: не стал ли он жертвой охотников за квартирами.
— На территории Южного округа находится 8 детских домов. Они прибавляют вам хлопот?
— Детдомовцы часто убегают. Но убегают и дети из семей. Я бы сказал, это особая категория детей, склонных к бродяжничеству. Иной раз искать их приходится по всей России.
— С какими организациями вы работаете в тесном контакте?
— Бюро регистрации несчастных случаев, «скорой помощью», больницами, моргами. Установить, где человек, если он находится в пределах Москвы, сегодня труда не составляет. Но если с ним что-то случилось в Московской области или другом российском регионе, тут уже не все так просто. Нет единой базы с Министерством здравоохранения. Информация идет очень долго, и нашим сотрудникам иногда приходится самим выезжать на место, где предположительно мог пропасть человек, и искать его по больницам и моргам. Летом часто пожилым людям делается плохо в электричках, их снимают на ближайшей станции и отвозят в местную больницу.
4 января этого года у нас на территории был обнаружен мужчина, который страдает потерей памяти и никаких сведений о себе сообщить не может, но откликается на имя Алеша. В настоящий момент он находится в 7-ой горбольнице. Врачи говорят, что он, скорее всего, сбежавший пациент психбольницы. Мы сразу же установили, что в Москве таких инцидентов не было. И теперь вынуждены отрабатывать психбольницы Московской области. Не найдем там, примемся за ближайшие области.
Прибегаем также к помощи СМИ. Размещаем фотографии, даем сведения о разыскиваемых. Так, благодаря передаче «Жди меня» дочь нашла свою мать, которая страдает потерей памяти. Дочь вышла с ней на улицу, отвлеклась на несколько минут, обернулась, а мать уже садится в маршрутку и уезжает. В Москве нам пропавшую обнаружить не удалось. Показали фото женщины в передаче «Жди меня», и ее опознал врач одной из больниц Московской области, в которой она находилась.
— А есть ли проблемы с законодательной базой?
— Есть. Сегодня деятельность по розыску без вести пропавших регламентируется приказом от 1993 года. В современных социальных условиях он утратил многие свои позиции. Необходима его адаптация к реалиям сегодняшнего дня.
К примеру, жена ищет мужа, уклоняющегося от уплаты алиментов. Она точно знает, что он живет во Владивостоке. Но по сегодняшнему положению она подает заявление о его розыске по месту своего жительства, то есть в Москве, и разыскные мероприятия проводить должны мы. То есть посылать своего сотрудника во Владивосток искать алиментщика. На наш взгляд, логичнее было бы, если бы разыскные дела заводились по предположительному месту жительства разыскиваемого. То есть жена подает заявление по месту своего жительства, а оно уже передается туда, где может находиться муж, и там его ищут.
— В прессе очень широко освещаются случаи, когда отцы или матери забирают своих детей, в том числе вывозят за границу. Подобное ЧП, например, произошло в семье Кристины Орбакайте. Вам приходится сталкиваться с такими ситуациями?
— Постоянно. Дети становятся разменной монетой при выяснении отношений между родителями. Если официально по суду ребенок не передан кому-то из родителей, то каждый из них имеет на него право. И если мать или отец забирают ребенка без согласия второй половины, к нам тут же поступает заявление с пугающей формулировкой: «Похитили ребенка…». Позже выясняется, что он с отцом или матерью. Так мы получили заявление от гражданки Мисюк, в котором утверждалось, что ее сына похитил его отец с целью увезти на свою родину в Армению. Находим отца в Москве, выясняется, у него даже мысли не было увозить куда-то ребенка, он просто взял его, чтобы пообщаться.
А вот другая семейная история. У гражданина Горякина проснулись отцовские чувства, и он подал заявление о розыске бывшей жены с их трехлетней дочерью. Женщину с малышкой нашли в Смоленской области, где она бомжевала с новым возлюбленным. Проживали они в заброшенном доме, спали на полу на старых матрасах, которые им отдала проводница поезда. Сейчас девочка находится у родственников матери, отец через суд решает вопрос о передаче дочери ему на воспитание.
— Александр Сергеевич, какие еще интересные истории были в вашей практике?
— Например, жена отказывается признавать труп мужа. Мужчина был задержан за незаконное хранение оружия и отпущен под подписку о невыезде, после чего скрылся. Вскоре был обнаружен на улице труп неизвестного мужчины, скончавшегося от сердечного приступа. По одежде стопроцентное совпадение с тем, что находится в розыске. Фотопортретное исследование дает заключение, что это одно и то же лицо. А жена заявляет —  не он и все. Какую цель она преследует, мы понять не можем.
Неординарный случай: женщину похоронили, как мужчину. Ее сестра обратилась к нам с заявлением. В ходе оперативно-разыскных мероприятий наши сотрудники вышли на одну даму, показали ей фото пропавшей и поинтересовались, не знает ли она, где сия особа. А та в ответ: что вы мне голову морочите, это мой гражданский муж, неделю назад я его похоронила. Вызываем участкового, тот утверждает, что собственными глазами видел труп мужчины, лежащий в квартире на полу в трусах, позже получил заключение эксперта, что смерть наступила от сердечной недостаточности, и за отсутствием криминала сдал документы в архив. Поднимаем документы, и выясняется: участковый прочитал заключение эксперта да не все, а там написано, что при осмотре трупа обнаружено, что он принадлежит женщине, с прикрепленным искусственным мужским достоинством. И родная сестра, и та женщина, с которой сожительствовала умершая, этим известием были шокированы.
— Утверждают, что были факты, когда инопланетяне похищали людей… Потом некоторых возвращали. Вы верите в это?
— В инопланетян не верю. В жизни все прозаичней и обязательно присутствует человеческий фактор. Из общего количества разыскных дел у нас около 30-ти по бесследно пропавшим. Убежден, что они стали жертвой преступников, которые надежно спрятали трупы.
Часто мы сталкиваемся с ситуацией, когда люди подают заявление о пропаже родственника. Мы его находим, а он обращается к нам с письменной просьбой: «Моим родственникам ни в коем случае не сообщать, где я нахожусь…». И мы обязаны ее выполнить, так как это касается соблюдения прав человека.

Беседовала Татьяна СМИРНОВА,
фото пресс-службы УВД по ЮАО