Без вранья, без амбиций и позы
К 85-летию газеты «Петровка, 38»
Не солгу и не побоюсь сказать, что Михаил Александрович Ульянов был очень даже наш — милицейский. Вовсе не потому, что он дебютировал в кино как режиссер в чисто милицейском фильме «Самый последний день», да и роль в том же фильме участкового Ковалева сыграл как никто другой до него. И после него вряд ли кому удастся. В кинематографе еще бесконечно много будет хороших сыщиков, следователей и участковых. Но Ковалева — никогда!
И вовсе не поэтому я считаю (да и не только я) Ульянова «очень нашим». Как бы это объяснить? Ведь не из-за Мухтара Никулин был любимцем всей милиции. Вернее, не только из-за роли лейтенанта милиции Глазычева. Хотя сам по себе выбор темы фильма и роли говорит о многом.Вскоре после выхода на экраны фильма «Самый последний день» (1973) мне довелось вести вечер встречи Михаила Ульянова с коллективом РУВД. Теперь уже и не упомню какого именно. (Вот оно непростительное пренебрежение советом Юлиана Семенова: «Записывай! Ведь на золоте сидишь. Дневники веди. Факт будешь помнить долго, а детализация, которая иногда не менее важна чем факт, улетучивается».)
Что значит вести вечер? Записки к Михаилу Александровичу, вопросы по залу собирать. Формировать их в однотипные, то есть помогать гостю. Больше всего вопросов было о фильме «Самый последний день», поскольку это было совсем свежо. Хотя за спиной у актера были «Председатель», Дмитрий Карамазов («Братья Карамазовы»), но маршала Жукова еще не было. Всем было интересно, откуда актер набрался такой достоверности, такого понимания милицейской доли без вранья, без амбиций, без позы. И Михаил Александрович очень попросту, по-свойски объяснял, что ничего не ведал о жизни участкового. Ну что можно знать, если он видит своего участкового очень изредка, вечно куда-то топающего в своих запыленных кирзовых. «Здравствуйте, Михаил Александрович!» — «Здравствуй, солдат!» И только-то. Поговорить им обоим некогда.
А тут время съемок подходит, фильм впереди. Вот и упросил Ульянов местное милицейское начальство поставить его на недельку-другую в дежурную часть отделения, чтобы абсолютно как все другие милиционеры выполнять любую, в том числе самую грязную (пьянь, наркоманы, дебоширы), милицейскую работу. Да в сапоги и гимнастерку врасти.
Помню, Ульянов говорил собравшимся на этот вечер: «Ребята, не замыкайтесь на своей грязной и неблагодарной работе. Это же чудовищная неизбежность профессиональной деформации. Что же посоветовать? В театр хоть изредка, но непременно ходите, на природу выезжайте». Это я записывал тогда же. Если покопаться в старых подшивках, то встреча эта отыщется.
Зал забрасывал Ульянова вопросами, я же задал всего один. Если честно, то он был домашней заготовкой: «Мне бы хотелось думать, что после такой тяжеленной роли в «Самом последнем дне» вы вообще ничего целый месяц не могли играть». Ульянов ответил, что вовсе нет — за спиной «Щукинское», ежедневные роли в театре. Профессионал каждый день проживает на сцене очередную жизнь. А вот играть так, как играет Шукшин, — не дай Бог! Таких три-четыре роли, как в «Калине красной», можно и с жизнью расстаться. Василий Макарович по специальности сценарист, а как он играет, у актеров называется «на крови».
Общался ли Ульянов с нашей газетой «На боевом посту»? А кто с ней не общался? По традиции в праздничные номера, особенно 10 ноября — в День милиции, интервью всегда дают артисты театра, эстрады и кино. Ульянов безоговорочно шел на интервью для нашей газеты. И когда был рядовым начинающим артистом, и когда стал великим артистом и общественным деятелем. Но не думаю, что он всем вот так трафил, не думаю. Он на вопрошающего репортера как-то по особенному, с прищуром, взглянет (я не раз наблюдал) — и, кажется, уже решил, стоит ли порох тратить. А уж если решился на общение, то с ним было просто и легко. Он и приветствия, и пожелания для милиции в нашу газету писал, и автографы давал (храню как самую дорогую память), а когда у меня, как на грех, не оказалось фотоаппарата под рукой, сказал: «Подождите несколько минут, я у себя в столе что-нибудь подберу». Эту фотографию, им самим выбранную, сегодня к материалу и прилагаю. Он знал, что милиция в своей многотрудной повседневности нуждается в его добром слове, его понимании нашей службы.Ульянов — наш театр, наше кино, наш век, наша эпоха. Он был огромным. Я был на его родине — Таре, малюсеньком порту на Иртыше. Жителей — четвертушка моей московской Матвеевки. Рядом с Тарой, в селе Верхние Уки Большеуковского района Омской области начиналась моя биография механизатора сельского хозяйства. В 1955 году до Верхних Уков еще и электрификация не дошла — при свечах да лучинах. Туда не ходят поезда, лишь теплоходы. А зимой — по зимнику. В Таре и театра-то нет. Однако основан городишко в 1594 году. Уважать надо! Какие же там древние корни произрастают, какие сибирские характеры заложены, если дали такого великого человека!
Эдуард ПОПОВ