(Продолжение. Начало в № 5.)

Апрель 1945­го. Освобождённые дети — узники Бухенвальда

Однако зачастую этих маленьких узников так же убивали, над ними так же издевались, их условия содержания в лагерях ничем не отличались от условий содержания взрослых. Возможно, эти дети, томившиеся за колючей проволокой, не вошли бы в зал германского Бундестага, не стали бы произносить речь в защиту умершего вдалеке от своей Германии в лагере для военнопленных в России от плохих условий содержания молодого немца, который не хотел воевать...

В семидесятые годы прошлого века я дважды бывал с группой туристов в ГДР, в том числе в городе Веймаре, мы жили в гостинице. По экскурсионной программе посещали лагерь смерти Бухенвальд (в переводе на русский — Буковый лес), слышали колокольный звон над Бухенвальдом. Увиденное пробудило во мне потребность найти ответ на вопрос: как можно было совершить все эти преступления? Свои впечатления не могу забыть до сих пор. Нам казалось, что это чёрно­белое кино, этого не могло быть. Но реальность заставляла верить правде войны и полагать, что теперь ничего подобного не произойдёт. Мы всё­таки очень доверчивые люди, с другой ментальностью. Запад совсем другой. Своего они ничего не отдадут, но чужое с удовольствием схапают, а россияне добрые — и накормят, и напоят, да ещё и в телегу гостинцев навалят доверху.

Жертвы концентрационного лагеря.

Приходилось мне бывать и на многострадальной ныне земле — Украине. В разных городах бывал, но Киев — этот солнечный, тёплый город — мне особенно нравился. В один из приездов узнал удивительную историю. Есть в Киеве район под названием Дарница. По легенде, сюда приходили люди к Днепру и дарили городу подарки. Сегодня это большой жилой район, а рядом растут сосны. Одна украинская учительница нашла в материалах Нюрнбергского процесса сведения о том, что в Дарнице фашисты держали в ужасных условиях советских военнопленных — комиссаров, политработников. Их связывали большими группами колючей проволокой так, что в таком состоянии выжить было невозможно. Вместе стояли и живые, и мёртвые. Судьба у них была одна — смерть! В советское время дарницкое районное руководство по просьбе учительницы провело обследование местности, и было установлено, что под небольшим слоем земли действительно были тела погибших. Решили поставить на этом месте памятный знак и пригласить людей, чтобы рассказать о трагедии. Пригласили артистку, которая символизировала Родину­мать, и когда эта женщина пошла сквозь строй людей, обливающихся горючими слезами, вышли несколько человек свидетелей этих событий. Мне рассказывал об этом секретарь Дарницкого райкома партии Украины.

Если бы дети из Уренгоя вместе со своей учительницей докопались до этого факта, а может быть, и приехали бы на место, поговорили бы со свидетелями, сравнили бы содержание красноармейцев, умирающих стоя, с военнопленным немецким солдатом, умершем вдали от своей родины, то возможно, этот Коля записался бы в отряд искателей, которые поднимают в местах боёв из воронок и окопов останки советских солдат и перезахоранивают их торжественно в братских могилах в подмосковных, воронежских, смоленских, великолукских лесах, и тогда слова наших детей в германской столице были бы другими. Ведь мы до сих пор не знаем, сколько солдат во время войны пропали без вести, а дома их всё ждут и надеются, что, может быть, в песнях или в сказках вернутся домой. Я уж не говорю о страшной трагедии Бабьего Яра, в Киеве, когда фашисты вместе с украинскими националистами расстреляли сто тысяч евреев, взрослых и детей!

В годы войны в стране погибло очень много молодых людей, которые должны были родить новые поколения, минимум 5—6 миллионов людей в год.

Геннадий ТОМИН, полковник милиции

(Продолжение следует.)