(Продолжение. Начало в № 36.)

Генерал-лейтенант милиции, доктор юридических наук, профессор Александр Иванович Гуров в своём выступлении на занятиях Школы оперативного мастерства рассказал о том, как выстраивалась система борьбы с организованной преступностью. 

— Начнём с того, что вообще предшествовало самой идее существования борьбы с организованной преступностью. В 70-е годы об этом никто ничего не думал, поскольку всё это было на Западе. Но вдруг стали появляться группы, и контингент этих групп был нам совсем незнакомым, это ни спецконтингент, ни подучётный элемент, а люди ранее не судимые, с высшим и незаконченным высшим образованием. И вот именно потому они и не попадали в поле зрения Уголовного розыска.

Игорь Иванович Карпец, это уникальный был человек, уникальный учёный и, я бы сказал, уникальный начальник Уголовного розыска, первым обратил на это внимание. Потом, в 1982 году, когда я перешёл из Уголовного розыска страны в МВД, мы запланировали тему, она называлась «Организация и тактика раскрытия преступлений, совершённых организованными преступными группами». Это сразу же встретило противодействие. Какие ещё «организованные»? Но поскольку в 39-й статье термин «организованная» был, нам позволили в таком виде оставить название.

В первые годы мы по крупицам собирали информацию, изучали личности преступников.

Обобщив первые 25 групп, мы столкнулись с новой для нас проблемой. Во-первых, группы были не просто организованы, они имели лидеров, сетевую структуру, то есть несколько уже взаимосвязанных подразделений в группе. Люди эти были — 25% с высшим и незаконченным высшим образованием, очень много спортсменов, и каждый третий имел коррумпированные связи, в основном среди работников милиции, низших звеньев прокуратуры, до судейских чиновников, верховной власти, конечно, было ещё далеко. Вот в 1983—1984 годах были такие показатели. Когда мы доложили ситуацию в Управление уголовного розыска МВД, там как-то на это особо не обратили внимания.

Потом мы вышли на воров в законе. Когда пошла переписка между ворами в законе, которые обвиняли друг друга в том, что в 50-е годы кто-то скурвился, а кто-то остался жив, начались бунты в колониях. Мы это изучили, доложили и в 1985 году подготовили методические рекомендации по обстановке в исправительно-трудовых учреждениях.

И вот в 1985 году — командировка в Узбекистан, меня туда направляют, я тогда майором был. Приезжаю. Министр внутренних дел республики Ибрагимов, его заместитель Дидоренко (назначенец из Украины), потрясающий опер в ранге генерал-майора, и Юрий Белов из уголовного розыска мне сразу сказали: «Разберись, что тут происходит». Я стал изучать материалы, и у меня волосы зашевелились на голове. Я вижу Чикаго 30-х годов и недоумеваю, почему до меня никто не видел, что город разделён на четыре части. В одной — мусульманская группа, в другой — Гафур, в третьей — Нарик Каграманян, убиенный потом вор в законе. Странно, выбрасывают свидетелей из окон, то есть совершаются заказные убийства, похищения. И рождается мысль по этой ситуации составить две справки. Справка первая называлась «О результатах изучения 103 организованных групп и выявленных формах организованной преступности», впервые, кстати, был употреблён термин «организованная преступность». А вторую справку за подписью министра Ибрагимова направили в ЦК КПСС, назвав её «О состоянии оперативной обстановки в Узбекской ССР». Мы оставили всё то же самое, только первую страницу поменяли, написали там раскрытие, состояние и т.д. Ибрагимов подписал, и эти справки пошли в Москву.

После этих справок был крупный скандал, 70 человек вместе с заместителем генерального прокурора поехали нас перепроверять и убедились, что там им ещё экономическую часть преступности не дали. Убедившись, сделали вывод, что существует-таки организованная преступность.

Там я впервые обнаружил наших московских воров в законе Багдасаряна и Толю Черкаса, они уже покойные, и никак я не мог понять, что они там делают. А страна уже тогда была разделена на зоны между ворами в законе. После этого в самом Узбекистане было создано подразделение в составе 25 человек.

Настал момент, когда мы уже ничего сделать не можем, ни практики нет, ни учёбы. Все понимают, что надо что-то делать, потому что это 1985 год, появились кооперативы, стал легализоваться теневой бизнес, и 60% ранее судимых — в кооперативе. Отчего бы это? Уже в 1988—1989 годах брожения пошли и в политике, отдельные эксцессы, суверенитет наций потихоньку уже начинал проявляться, а в экономике была жуткая теневая сфера. Появился рэкет, причём во всех его проявлениях, рэкетировали дачников, рэкетировали кого только можно, появился киднеппинг. В последующем, буквально в 1990—1991 годы в Москве Владимир Рушайло освобождал до 300 заложников в год, среди них было много детей. Надо было что-то делать. Но куда бы мы ни обращались, ходили в ЦК, писали, подключали средства массовой информации, никто не соглашался.

Мы встретились с главным редактором «Литературной газеты» Александром Чаковским, и журналист Юрий Щекочихин взялся за это дело. Я ему дал интервью, оно называлось «Лев прыгнул». То есть организованная преступность прыгнула. Эта статья появилась, там был весь расклад, были определения, в общем, всё, что можно, естественно, в процентах, поскольку могли возбудить уголовное дело, если бы я назвал какую-нибудь цифру.

Три дня стояла тишина, мы были разочарованны, на четвёртый день пошёл шум. Например, на имя министра внутренних дел секретарь крайкома Чёрный из Хабаровского края (на территории которого действовала преступная группировка «Общаг» во главе с Васиным по кличке Джем) написал, что Гуров и Щекочихин допустили политический просчёт. Край весь возмущён, возмущены рецидивисты и т.д. М.С. Горбачёв дал команду разобраться. Стали разбираться, приезжал подполковник из Инспекции по личному составу, начинал просто тебя прессовать, как в 1937 году, я в этом убедился. А потом была создана группа чекистов и перед ними поставили задачу дезавуировать статью. Но группа разделилась на две категории, одна сказала — на самом-то деле, за что милиционеров-то прессовать, вторая сказала — нет, это против Советской власти. В общем, кончилось всё благополучно. Был издан Указ, он назывался «О мерах борьбы с опасным проявлением групповой преступности». То есть, есть некая групповая преступность, а в ней уже существует организованная. Центральный комитет партии ушёл от проблемы, но, тем не менее, в самом тексте приказа указывалось, что преступность уже растёт, теневая экономика составляет 120 млрд рублей, растёт и недовольство населения.

К 1988 году ситуация сложилась критическая, надо было что-то делать. И тогда приказом министра внутренних дел создаётся подразделение по борьбе с организованными преступными группами из 52 человек. Это фактически был отдел Московского уголовного розыска. Они только что карманников не ловили, тремя квартирными ворами занимались. Ни концепции не было, ни стратегии, ни понятия вообще, так, кость, брошенная народу. Мол, вот мы реагируем! На местах было ещё 1200 человек.

И вот меня вызывает министр Бакатин, устроил мне разборку: что вы пишете, болтаете, а дел от вас нет. На что я сказал: мы вам писали справки, но, к сожалению, никто их не читал. Он вызывает замминистра Демидова: «Где эти справки? Под сукном? Работать надо, а мы привыкли, ждём, пока гром не грянет». В общем, он предложил мне две должности на выбор: помощник и начальник управления. А я был тогда начальником научно-исследовательского отдела. Никогда не был крупным руководителем. Согласился на должность начальника управления. И когда пришёл, увидел, что работает отдел МУРа по имущественным преступлениям.

Разработали концепцию, в общем, наладили более или менее работу. Но никто нас всерьёз не воспринимал. И мы сами себя ещё не воспринимали — чем мы должны заниматься, чем действительно отличаться от уголовного розыска, от ОБХСС. Было очень тяжело найти себя, чтобы нас признал уголовный розыск, чтобы нас признал министр. Он всё время говорил: «Гуров, вот ручка и лист бумаги — это ваше оружие. Вы должны мне давать докладные записки, я должен в ЦК докладывать об оперативной обстановке».

Но ситуация в стране в корне менялась, и надо было что-то делать. Предстоял II Съезд народных депутатов. Мы стали готовить знакомых депутатов, готовить выступающих, чтобы они поставили вопрос об организованной преступности. И на съезде приняли постановление об усилении борьбы с организованной преступностью. Это был толчок, поворот, это прозвучало, это уже была политика.

Мы попытались объединить эти 1200 человек с единым подчинением в одну структуру. Потому что преступные группы были очень серьёзными: по 50—100 человек, с межрегиональными связями в шести-семи республиках, с зарубежными связями в Германии, Австрии, Венгрии. И у нас сил не хватало: у нас было всего 52 человека. Надо было создавать два отдела — международный и регионов.

В общем, мне нужны были люди из МУРа, мне нужны были люди из угрозыска Московской области. А там, как при крепостном праве, всё равно не отпускают. Поэтому я приходил к министру, давал список, он утверждал, и их к нам направляли. Так мы создали отдел «Регион», Международный отдел. И работа пошла.

Но этого мало, надо было создавать систему борьбы с организованной преступностью. К тому времени начинал рушиться Советский Союз. Поэтому Уголовный розыск страны, БХСС и другие подразделения стали терять свою связь с подразделениями. На Таджикистан, Узбекистан и Киргизию уже не обращали внимания. Создав политические элиты, они уже начинали постепенно отходить. И вот появился указ президента об усилении борьбы с организованной преступностью, о создании системы, формировании подразделений по борьбе с организованной преступностью, коррупцией и наркобизнесом. Штат 2400 человек. Михаил Сергеевич взял и подписал.

Тогда же были созданы 10 подразделений на местах.

Так начинали борьбу с организованной преступностью. Первое — это анализ ситуации. Никто толком не знал, сколько в стране существует групп. Когда изучили статистику, то их оказалось, например, 100 тысяч. Мы выявили, что в этих группах прошёл процесс сращивания, установили время, когда они срастились, когда воры в законе собирались на сходку в городе Краснодаре. И вот в те времена произошло объединение блатной преступности, как я её называю, и экономической преступностью. У нас была полная статистика воров в законе. Затем мы начали работать по афёрам в кредитно-финансовой сфере. Например, выявили московскую преступную группу «Лабиринт», расхитившую крупную сумму денег путём создания лжекооператива.

Это была одна из функций нашего подразделения, которая всех устраивала. КГБ нам помогал. Другая бригада официально была в командировке. Так мы работали в Узбекистане, Киргизии, в других областях, куда выезжали. Работа длилась от 8 месяцев до года, тут торопливость не нужна, да и не получалось.

Основной принцип был — локализация и полное разложение группировки.

В Москве тогда ликвидировали уникальную группу в составе 50 человек по подделке документов. Когда в Мюнхене собрались эксперты по этой группе, и я в ней был, то американцы не смогли определить доллары, и только в Банке Америки определили, поддельный это денежный знак или нет. Делалось все в Москве и в филиале на Украине.

В 1990 году по материалам наших 82 сотрудников было возбуждено 103 уголовных дела, 150 человек привлекли к уголовной ответственности, всех осудили. 7500 авторитетов и тех, кто примыкает к ворам в законе, поставили на учёт. Вели работу по группе «Лабиринт», лжекооперативам «Теур», «Тайфун», «Камолия», зарубежным преступным связям с американскими, итальянскими фирмами, связям с бандитскими формированиями, поставщиками оружия, выявили коррумпированные связи, различные финансовые махинации в банковской системе Сбербанка, Московском управлении Сбербанка, Москворецком отделении Сбербанка, коммерческом Инструмбанке, кооперативных банках «Центросоюз», «Лонос», «Партнёр». Работали по амурской преступной группировке в составе 62 активных участников, занимавшихся рэкетом, по игорному бизнесу, связанному с группировками Москвы, с представителями Северного Кавказа. География преступной деятельности впечатляла: Омская, Тюменская, Новосибирская, Томская области, Краснодарский, Алтайский края, республики Литовская, Латвийская, Эстонская, Армянская, Казахская... И так приятно потом было читать: группа локализована, то есть, прекратила своё существование. Вот так строилась работа.

Потом уже, когда Михаил Константинович Егоров стал заместителем министра, он продолжил все наши задумки. Были созданы подразделения с вертикальным подчинением. И эти подразделения работали во всю мощь.

Они стали угрозой для местной власти. И сильной угрозой. Представьте себе подразделение в Тамбовской области, ни прокуратуре не подчиняется, никому. Связаны только с Генеральной прокуратурой. Кому это понравится? Поэтому делалось всё для того, чтобы децентрализовать. И децентрализовали. Кремль атаковывали губернаторы, прокуроры, стали говорить о том, что эти подразделения коррумпировались, они бог знает чем занимаются, то есть сами стали бандитскими. Конечно, такие случаи профессиональной деформации были, что уж там говорить. Там, скажем, 2—3 человека погрязли. Но, тем не менее, сначала децентрализовали, а потом ликвидировали. А ведь за это время погибли 300 человек. Вдумайтесь, самые большие боевые потери были среди этих подразделений, тогда были ещё созданы СОБРы. Причём гибли не только в Чечне и Дагестане, это одна треть, а две трети — от руки преступников в городах и весях нашей страны гибли наши люди. 40 Героев России из этих подразделений. Они в прямом смысле слова спасли Россию просто от расхищения.

В мою бытность мы предотвратили аферу в 1 миллиард рублей. Нам никто не поверил, пришлось в Госбанке брать подтверждение, что это мы предотвратили сделку с фальшивыми векселями на 1 миллиард.

И вот сейчас куда мы пришли, что будет дальше?

Система организованной преступности сформировалась. Действительно, всё тихо и практически никого не убивают, нет перестрелок, сходок особо таких нет. А зачем убивать, когда всё распределено? Всё поделено, как в том фильме: «Не надо, всё украдено до нас». Так и здесь. В этом нет никакой надобности. Когда убили Деда Хасана, меня атаковывали корреспонденты: что теперь будет! Да ничего совершенно не будет. Всё будет тихо, может, где-то кого-то шлёпнут, найдут в подъезде одного, только и всего. Потому что произошла полная легализация организованной преступности, она ушла в бизнес, она ушла во власть и сама ведёт борьбу с отморозками. То же самое было и в Америке, она вошла в мировую глобальную систему организованной преступности. По данным зарубежных экспертов, в 140 странах мира наши люди из бывшего Советского Союза действуют. Я не буду причислять их к России, поскольку виноваты все, а Россия почему-то должна за всех отвечать. Там и украинские, и грузинские, и прочие, я их называю, интернациональные криминальные элементы. В 140 странах завершён раздел территории специализации: кто-то занимается машинами, кто-то недвижимостью, кто-то живым товаром, кто-то наркотрафиком, то есть всё уже специализировано. Формирование этнических групп (тогда это только начиналось) сегодня идёт полным ходом. Но самое опасное в том, что этнические группы с Кавказа, Дальнего Востока или Стамбула, формируются по принципу землячества. Здесь в борьбу вмешиваются и политические, и национальные факторы, это очень серьёзные международные сферы.

Я считаю, что у нас в России давным-давно действует транснациональная организованная преступность. Но только почему-то мы настолько богаты, настолько, видимо, нас не волнует, я имею в виду прежде всего власть, что у нас действует, по моим прикидкам, свыше 150 таких этнических преступных группировок. Имеются в виду азербайджанские, грузинские, молдавские, украинские преступные бандитские группировки. Это раньше мы были в единой семье братских республик. А сейчас — это иностранные государства, и Россия для них Клондайк. Я даже не беру дальнее зарубежье: сегодня активно действуют афганские преступные группировки, китайские триады. Мы ничего особо не знаем о них. Лишь на Дальнем Востоке оперативники более или менее знают ситуацию. Но эти триады ставят целью не только совершение преступлений экономического, криминального характера, но в дальнейшем — осваивания Дальнего Востока.

Сегодня активно распространяется организованная преступность в серии кредитно-денежных государственных отношений. Вот мы кричим о борьбе с коррупцией. Арестовали тут какого-то бизнесмена; отпустят, безусловно. Что делать в этих условиях? Создавать новые по типу подразделения, как раньше? Увы, нет, нельзя. Возможный ответ — созданные в Москве отделы по этнической преступности — это и есть прототип будущих подразделений по борьбе с международной организованной преступностью.

В заключение Александр Иванович Гуров поздравил всех сотрудников с Днём создания уголовного розыска и пожелал здоровья, благополучия, удачи и семейного счастья.

Сергей ВОЛОГОДСКИЙ,

фото автора и УМВД России
по Костромской области