Красотка позирует далеко не всякому

Охраняется Лувр, охраняются его залы, но не отдельные художественные полотна. Работа Леонардо да Винчи «Мона Лиза» (написана около 1503 года), или как её ещё называют «Джоконда», заправлена в металлическую раму с пуленепробиваемым стеклом. Так что особых опасений возможного акта вандализма или хищения нет, однако к портрету специальный человек приставлен. Но он не охраняет, а только следит за тем, чтобы портрет не фотографировали. Вот так-то, красотка позирует далеко не всякому.

Эта ситуация напоминает ещё одну презабавную историю, связанную с «Моной Лизой». Случилась она ещё в советские времена, когда картина была доставлена в Москву океанским лайнером. Выставка проходила с большим успехом, народу — тьма. Счастливчики, добывшие билеты, всего несколько минут находились в зале и, не останавливаясь, по обозначенным цепочками ограждениям шли полукругом, осматривая полотно с различных ракурсов. Совсем иначе дело обстояло на вернисаже, то есть на закрытом просмотре, организованном для ведущих деятелей литературы, искусства и значительных партработников. Стояли этаким треугольником, сужающимся вершиной по мере приближения к полотну. В вершине треугольника, конечно, партийные боссы. В наступившей тишине кто-то из них не громко, но внятно произнёс: «Ну, я бы не сказал, что она мне понравилась». Не дав себе и двух секунд на размышление, стоявшая поодаль Фаина Раневская тут же заметила: «Эта дама так много веков и так многим людям нравится, что уже имеет право выбирать: на кого производить впечатление, а на кого — нет».

           

Телепатия

Длинный новогодний вечер. Полупьяный Иванов бродит по квартире. Потом вдруг ему страстно хочется позвонить отцу. Пошёл на кухню, взял половник и, прижав ручку к уху, сказал в него:

— Алло, папа?

В это время на другом конце города его отец, тоже полупьяный Иванов, слонялся по квартире и вдруг страстно захотел услышать голос сына. Он пошёл на кухню, взял половник и спросил:

— Алло, эт-т кто?

— Это я, папа!

— А-а, здравствуй-здравствуй, сынок!

— Как ты живёшь, папа?

— Я живу ничего, а ты как живёшь?

— Спасибо, тоже ничего…

— Тебе что, телефон поставили?

— Откуда ты взял? Нет, конечно. Какие деньжищи! А тебе что, уже поставили?

— Тоже нет… Не-ет!

— И не жди, у нас скоро не проведут…

— Да, у нас всё так. Ну ладно, с наступающим тебя, папа!

— И тебя с наступающим, сынок! До свидания! Не забывай нас с мамой, позванивай, хорошо?

— Хорошо! Будь здоров!

И оба одновременно повесили половники на место.

Олег ИВАНОВ

 

НАДЕВАЙТЕ ФРАК, МАЭСТРО!

Домработница композитора Сергея Танеева как-то заметила:

— Вы бы, Сергей Иванович, снова какой-нибудь концерт дали, а то лавровый лист кончается!

Оказалось, что рачительная хозяйка сушила лавровые венки, которые Танеев нередко получал от поклонников, и клала листья в суп, да ещё и соседям раздавала.

 

Ну какой ты вратарь…

Однажды на стадионе «Сталинец» шёл футбольный матч между московскими командами «Спартак» и ЦДСА. В воротах «Спартака» стоял знаменитый Анатолий Акимов. Надо сказать, знаменит он был по своей превосходной игре, но ещё больше славы ему добавила книга Льва Кассиля «Вратарь республики». Лев Абрамович, хотя и болел всю жизнь за московское «Динамо», а вот, поди ж ты, прообразом «вратаря республики» выбрал спартаковца. И все это знали.

Идёт игра. По правому краю к воротам «Спартака» прорывается Алексей Гринин и навешивает мяч на штрафную площадку. А там, в попытке его перехватить, защитник «Спартака» Василий Соколов срезает мяч в собственные ворота. Ошарашенный Акимов кричит защитнику:

— Вася, ты что, совсем?..

А Соколов повернулся к Акимову и говорит:

— Толя, ну какой ты «вратарь республики», если мяч от своего защитника взять не можешь?

 

Гроссмейстер, вам мат!

Было это в 1957 году. Миша Таль, которому в ту пору исполнился 21 год, отобрал шахматную корону у великого Михаила Ботвинника. Подуставшего после утомительного шахматного марафона 8-го чемпиона мира решено было отправить в подмосковный дом отдыха ЦК ВЛКСМ.

Через пару дней туда же на отдых прибыл руководящий работник Воронежского обкома комсомола Володя Листенгартен. Заядлый шахматист, обладатель первого шахматного разряда, он совсем недурно играл, привык к победам, держал себя за гроссмейстера и укладывал любителей, как говорится, штабелями.

В доме отдыха «цековцы» уже усвоили значимость молодого чемпиона мира, относились к нему вполне уважительно, а самое главное — соблюдали дистанцию, не досаждали предложениями сыграть партию-другую. Вороженец, ещё не ведавший с кем имеет дело, напротив, как только поутру увидел в парке молодого человека за столиком, в одиночестве разбиравшего какую-то не то партию, не то задачку, сразу же предложил: «Эй, паренёк, сыграем?» Таль согласился. Вороженец предупредил: «Только так: взялся за фигуру — ходи. И не перехаживай!» Таль согласился и с этим.

Первая партия вскоре пришла к безнадёжному окончанию для воронежца. Не привыкший к поражениям от пацанов, поменяв цвет фигур, любитель упёрся, что называется, рогом.

К этому времени у столика собралась довольно внушительная толпа болельщиков, молча наблюдавшая за ходом поединка. Исход второй партии был идентичен первой. А когда в третьей партии юный шахматист объявил неизбежный мат в три хода, обескураженный любитель пожал руку сопернику и, покровительственно похлопав его по плечу, похвалил: «Молодец, совсем неплохо играешь!» «Да, говорят…» — ответил под общий хохот Таль.

           

Наш Лёдя

В своё время Борис Брунов рассказывал, как в Одессе Леонида Осиповича Утёсова просто обожали и иначе как Лёдей не называли. «Наш Лёдя», — говорили одесситы.

И вот в один из приездов в Одессу к Леониду Осиповичу на улице подошёл какой-то одессит и сказал:

— Лёдя, у вас такой талантливый сын!

— Но позвольте, — изумился Утёсов, — у меня нет сыновей. У меня только дочь Эдит!

— Он мне будет рассказывать! — экспансивно воскликнул одессит.

 

Близкие люди

Александр Николаевич Вертинский любил рассказывать прекрасную историю о Льве Толстом. Когда в 1898 году готовились праздновать его семидесятилетие, были предложения провести торжества в Петербурге, но Лев Николаевич категорически настоял, чтобы юбилей проходил в Ясной Поляне.

И вот подготовили школу. Вымыли, вычистили, украсили цветами и поставили лавки для гостей.

Первые два ряда Софья Андреевна приказала оставить для особо почётных гостей, и два молодых человека с хризантемами в петлицах были поставлены охранять их от посягательств.

И вдруг незадолго до начала торжества в зал вошли крестьянки и, не обращая внимания на протесты распорядителей, расселись на этих местах.

Распорядители бросились к Софье Андреевне. Та воскликнула:

— Немедленно выведите их с этих мест. Сейчас приедут князь такой-то, граф такой-то! Наконец, если не станут слушать, скажите, что эти места оставлены для самых близких людей графа!

В ответ на это поднялась ещё не старая крестьянка в платочке и сказала:

— А мы и есть самые близкие люди. Ведь у каждой из нас от Льва Николаевича — дети.

Эдуард ПОПОВ