Вообще-то Сима, бывший механик, ныне бомж с трёхлетним стажем, и раньше считал себя везучим. А теперь и вовсе: без единого документа, хотя бы липового, запросто ушёл из Сургута и без копейки дотянул до Тюмени. С тремя пересадками, ни разу не засветившись и не попав в лапы ментов, добрался до Москвы. Спасибо студентам за приют да за стройотрядовскую спецовку. И вот она — столица. Рассказать сургутовским бичам — не поверили бы.

В первый свой столичный день за вполне сносную оплату Сима устроился уборщиком в игровой салон возле Садового кольца. На полу не должно быть ни обёртки жвачки, ни соринки, да ещё надо сбегать за соком и пивом для гостей хороших — вот и вся работа. Сиди себе в подсобке, слушай, как стучат бильярдные шары, и жди, когда понадобишься.

В сытости и тепле — что ещё надо? Разве мог он, северный бич, мечтать о лучшей участи?

Смена в салоне — сутки, потом двое суток отдых. Бригадир сразу предупредил: в зале игротеки не ошиваться, к клиентам не приставать. Всё свободное время Сима проводил в пивбаре или на пляже в Серебряном бору, наслаждаясь московским на редкость ласковым летом и вольной столичной жизнью.

Какой бы ни был жаркий июнь, а ночами зябко. И хотя ненадёжный, но всё же под крышей, нашёл он себе ночлег в двух пролётах электрички по Киевской железной дороге, в голубятне рядом с платформой. С наступлением темноты Сима вскарабкивался на голубятню, через чердачный верхний лаз спускался вниз и располагался на хозяйской койке с одеялом и подушкой. Беспокойно на чужой лежанке, всласть не поваляешься, с рассветом надо драпать, чтобы хозяин не застукал и не вздул как следует, приняв за вора-голубятника.

Хозяин пришёл прошлой ночью, да не один, а с дамой. Пока он гремел ключами, Сима по внутреннему лазу вмиг перебрался на верхотурье, к голубям, а потом битых два часа слушал стенания хозяйской койки.

Пролетели две недели. И не мечтать бы Симе о счастливых переменах, да, видно, попал в струю — уж если везёт, так везёт.

Двое мужчин, с которых всё и началось, пришли в игротеку в самом конце смены, пригласили на пару слов.

— Николай Николаевич, — представился тот, который был постарше, одетый в ладный чесучовый костюм.

Второй, коренастый крепыш в майке, джинсах и «адидасах», лишь кивнул, протянул руку, но не назвался.

Сима назвал себя, холодея, и вяло ответил на рукопожатия.

— Значит, Серафимом именуетесь, — дружелюбно улыбнулся Николай Николаевич. — Хорошее имя. Слышал, что нуждаетесь в надёжной крыше и приличной работе.

— Да я вроде бы при деле, — робко заметил Сима.

— Ну, это смотря что считать делом, — задумчиво протянул Николай Николаевич. — Я предлагаю вам поработать сторожем на даче. Даже, пожалуй, не сторожем, а мажордомом на приличной вилле. Приёмы, дружеские вечерники, костры и мангалы, шашлычок под добрую водочку, отменные вина и коньяки. Короче, всему этому великолепию нужен хозяин и преданный надёжный человек. Я полагаю, вас такая жизнь устроит.

— Но почему же вы выбираете именно меня? — спросил Сима, соображая, что тут без чьей-то наводки из игротеки не обошлось.

— Да потому что мне человек нужен, как я уже заметил, надёжный.

Николай Николаевич поманил Симу к себе поближе и, понизив голос, спросил:

— Так и будете ходить в этих, как там по-вашему, бичах, а по-московски — бомжах? Или бывший интеллигентный человек вернёт утраченное статус-кво? Я располагаю информацией, что за вами есть кое-какие хвосты. Через годок старательной и прилежной работы мы их отрежем, выправив совершенно чистые документы. Да, я забыл сказать, что оклад у вас будет десятикратный против нынешнего. Питание, экипировка и даже девушки — само собой. При такой компенсации за, в общем-то, непыльную работу вы не будете бегать в поисках лучших мест. Мне нужен человек постоянный.

— Когда же приступать?

— А вот сегодня, сейчас.

— Но мне нужно предупредить бригадира, получить расчёт.

— Не стоит беспокоиться, это сделают за вас. Прошу на выход, к машине.

Всю недолгую дорогу в шикарном тёмно-вишнёвом «Мерседесе» Сима размышлял о возможном подвохе, скажем, какой-нибудь насмешке. Но оказалось, что никакого подвоха нет. Дача — почти дворец с мансардой, аркадной колоннадой, бассейном. Всё это утопало и терялось в глубине березняков и дубрав.

«Ну, этот Николай Николаевич, должно быть, фигура с масштабом», — подумал Сима, но расспрашивать постеснялся.

К работе он приступил не сразу. Сначала они долго парились в баньке вместе со вторым знакомцем Симы. Этот крепыш со странной кличкой Лошак оказался превосходным компаньоном и балагуром. Он долго и старательно драил мочалкой новоиспечённого мажордома, потом, завернувшись в простыни, они тянули из огромных тёмного стекла кружек потрясающе вкусное пиво, закусывая бутербродами с балыком.

После бани какой-то плешивый человечек стриг и брил Симу. А когда он надел предложенные ему рубашку с галстуком, костюм и туфли, то самым чудесным образом бомж превратился в импозантного мажордома.

Симе отвели комнату в хозяйственном строении, трижды в день приглашали к столу, где людей только и было, что Лошак, плешивый парикмахер да приходящая кухарка. Николай Николаевич большей частью был в разъездах и появлялся, как правило, к ужину.

Наставником Симы стал Лошак. Он учил остро, как бритву, затачивать косу, косить траву, мыть «Мерседес» без мочалок и тряпок, чтобы, не дай бог, не попортить полировку. Иногда Николай Николаевич и Лошак куда-то исчезали. При этом Лошак строго предупреждал Симу, чтобы он за забор и носа не высовывал.

Раза два Николай Николаевич привозил к ужину какого-то шпингалета неопределённого возраста в старомодном, но дорогом костюмчике и туфлях на высоких каблуках. Вероятно, за маленький рост и наполеоновский профиль он называл его то Бонапартом, то Боней.

За ужином Бонапарт плохо ел, но с удовольствием и профессионально забрасывал рюмки. Впрочем, Николай Николаевич останавливал его уже после второй-третьей, напоминая о каком-то предстоящем выходе.

— Боня, — говорил он строго, — не сметь! Завтра хорошие деньги на кругу. А ну-ка, покажите мне ручки. Вытянуть пальчики, вытянуть. Не дрожат? Ну, то-то. И чтобы завтра — ни грамма. Слышите меня? Вы наши правила знаете: игру сломал — топай в туалет, вынимай ремень из штанов и делай петлю.

После ужина вся троица удалялась в большую залу, где стоял бильярдный стол. Вообще-то Симе не позволялось быть в бильярдной при гостях, и, помогая кухарке убирать посуду, он лишь слышал обрывки разговора сквозь редкие удары шаров.

— Боня, миленький, — балагурил Николай Николаевич, — ну кто вас учил так бить? Это не клапштос, сопли какие-то. Клапштос на коротком расстоянии лёгок, как воздушный поцелуй. Но и на дальнем шар встаёт намертво.

— Встаёт, встаёт, дорогой Николай Николаевич, у меня через весь стол встаёт. Да не при ваших киях.

Николай Николаевич сердито бросал Лошаку:

— Я же просил после каждой игры кии переклеивать.

Потом расставлял шары в известном ему порядке и предлагал Бонапарту:

— А вот здесь идёт оттяжечка. Ну-ка, быстренько оба шара в средние лузы.

И после удара удовлетворённо аплодировал сияющему Бонапарту:

— Слава Богу, кое-что мы ещё можем.

Через неделю после вселения Симы на даче случился приём гостей. Лошак накануне объявил, что предстоит большая работёнка, Симе следует помогать в посудомоечной, не высовываясь и не попадая на глаза гостям. Специально приглашённые повара еду готовили с вечера, утром официанты накрывали столы в большой зале.

Николай Николаевич лично руководил сервировкой и давал указания: «Шабли подавать к устрицам. Устрицы подо льдом. Шашлык после купания, к 16 часам, и с мангалов не снимать. Шампанское к десерту и непременно держать час подо
льдом».

Мельком и через занавеску Сима видел, как понаехало десятка три иномарок, из которых выходили шикарные девицы и их кавалеры. Потом сквозь многоголосие гостей слышал обрывки фраз, произносимые тосты, новости из жизни этой явно солидной и богатой публики. Кто-то объявил, что братья — владельцы ресторана «Эль Гаучо» — обзавелись новой винной картой. Чей-то баритон сообщил, что в Москву из Реймса приезжает сам Пьер Тэтэнжэ и даст ужин в «Национале». Женский голос привёл историческую справку, что в своё время сам Пётр Великий посетил Реймс и в сердце Шампани провёл полчаса, из них 15 минут в доме виноделов Тэтэнжэ, что комментариев не требует.

Тут все разом заговорили о достоинствах французских вин и, прежде всего, шампанских. Вышел спор о том, какое шампанское лучше. Спор унял Николай Николаевич:

— У каждого из шампанских вин собственный имидж, стиль и кредо. Одним нравится аристократично-консервативный «Рюинар», другие обожают аристократично-нервическую «Вдову Клико». Лично я предпочитаю высокопоставленный «Крюг».

Все с ним согласились.

— Но, господа, — продолжал Николай Николаевич, — это далеко не всё, что определяет уровень наслаждения от вина. Привязанность привязанностью, но важно не только то, с чем, но и как принимать. Обратите внимание на нынешнюю сервировку: бокалы для вина различной формы. От формы бокала зависит, например, направление винного потока в нужные зоны вкусовых рецепторов во рту. Например, «сладкая зона» языка расположена на его кончике, «горькая» — в задней части, «кислая» и «солёная» — посередине. Форма бокала вынуждает нас так держать голову, чтобы мы могли пить из него с максимальным комфортом. Широкие, открытые бокалы заставляют делать небольшие глотки, в то время как из узкого бокала придётся пить запрокидывая голову. Таким образом, вино попадает в различные вкусовые зоны. Знатоки различают десятки форм бокалов разного объёма, что позволяет получать несравнимые ощущения.

Такое сообщение Николая Николаевича гости встретили аплодисментами и одобрительными возгласами: «Браво, браво!»

Через пару недель Сима понял смысл своего участия в дачной жизни. Во всяком случае, Лошак все недоумения снял. Как-то Сима спросил:

— Николай Николаевич, он что же — бильярдный тренер?

— Можно считать, что тренер, — отвечал Лошак, — он всем нам тренер. Заслуженный. Ты же наслышан о тех, кто богатеньких трясёт и денежки перераспределяет, добиваясь полной гармонии и социальной справедливости. Этим и занимаемся — Николай Николаевич и я.

Симу это сообщение не удивило. Не испугало и предложение Лошака иногда помогать в праведном деле. Он лишь спросил:

— Я должен вышибать деньги?

Лошак рассмеялся:

— Ну какой из тебя вышибала? Посмотри на себя в зеркало. Помогай хотя бы блефовать или производить сильное впечатление. Как? Очень просто. К примеру, завтра к нам пожалуют с визитом, а точнее говоря, мы привезём двух джентльменов. Эти два денежных мешка торгуются с нами по поводу одной сделки. Перед визитом, а на твоём языке — «стрелкой», мы тебя закопаем в землю по плечи, то есть сделаем из тебя мученика. Голова, торчащая из земли, не только производит сильное впечатление, но и наводит на мысль, что такая судьба и им не заказана. Твоя роль простая: ни с чем не соглашаться, гордо отвергая всё, что бы тебе ни предлагали. За миллионера ты вполне сойдешь: не зря тебя откармливали и марафетили. А после визита душ примешь — и вся недолга.

На следующий день Николай Николаевич демонстрировал двум джентльменам мученика:

— Полюбуйтесь на этого жмота. Денег куча. Заработаны, мягко выражаясь, не совсем праведным путём, а поделиться не хочет. Так миллионеры себя не ведут.

Николай Николаевич пытался напоить Симу водой из кружки, но Сима воды не принял, отвечать не стал, а в знак презрения даже глаза прикрыл.

— Ну, что же, что же, — деланно повздыхал Николай Николаевич, — сиди себе, голубчик.

И повернулся прочь.

— Молодец, — хвалил потом Симу Лошак, — роль сыграл отлично. Денька через два психологический сеанс повторим.

— А кто они, эти двое? — поинтересовался Сима, не очень надеясь на откровенность.

Но Лошак отвечал охотно:

— Деньги собирают на зелёном сукне, те же жокеи, но в бильярде. В своём роде артисты, позже сам убедишься. И при хороших деньгах.

— И с какой стати они с ними расстанутся?

— Все не берём — предлагаем лишь поделиться, притом по справедливости: взамен им будет обеспечена надёжная охрана. Но без впечатляющего спектакля никак нельзя. Должны же они усвоить, что мы ребята серьёзные и крутые. Не пойдут на сделку — окажутся в твоём положении, под розовым кустом.

— А много ли с них трясёте?

— Да уж никак не меньше трёх десятков «лимонов», иначе спектакль не стоило затевать. Каждая такая сделка, Серафим, это и твоя премия. Как только баранов острижём, так шерсть и поделим. Теперь уразумел?

Через день опять ждали гостей от зелёного сукна. Сима разжигал в мангале уголья. Лошак доводил до кондиции температуру в баньке. А когда час подошёл, Лошак прикопал Симу в готовую яму, слегка утрамбовал землю вокруг плеч и даже припорошил сухой землицей.

— Ну, Симон, твой выход на сцену. Помни: всё отвергать, ни с чем не соглашаться. Можешь даже плеваться.

Стиснутый тяжёлой землей, Сима прислушивался к звукам, доносившимся со стороны дачи. Вот как будто скрипнули тормоза и дважды глухо хлопнули дверцы автомашины. Послышались голоса, среди них выделялся баритон Николая Николаевича. Потянуло дымком и шашлыками. Потом включали музыку, доносился звон посуды, говор то стихал, то набирал силу.

Ужасно медленно тянулось время. Сима чувствовал, что у него немеют ноги.

Он не мог хоть раз вздохнуть полной грудью. Симе казалось, что он задыхается, ему отчаянно захотелось рвануться, выбраться из этого живого погребения. Он решил, что больше на такое не согласится ни за какие деньги.

Хозяева и гости появились неожиданно. Раскрасневшиеся от жратвы и выпивки, они вдруг выросли перед Симой.

— Ну, кавказский пленник, надумал что-либо дельное?

Николай Николаевич легонько коснулся носком ботинка подбородка Симы и насмешливо продолжал:

— Или ещё недельку подумаешь, а? Не слышу умных речей, мыслитель.

— Уйди, сука, — глухо отозвался Сима и плюнул перед собою, как учил Лошак.

— Значит, случай клинический, — подвёл итог Николай Николаевич и обратился к Лошаку:

— По-моему, он в нашей компании более не нуждается.

— Ну и делов-то, — равнодушно отозвался Лошак. Неожиданно он взял в руки косу, приставленную к копёшке накошенной травы, двинулся к Симе и широко от плеча сделал замах.

Сима в ужасе хотел закрыться руками, но лишь дёрнулся. Он даже не вскрикнул. В пронзительной синеве над его головой ярко вспыхнуло горячее солнце, а в ушах отчаянно прозвучало: «Господи, за что?» Ещё раз ослепительной молнией сверкнул солнечный отблеск на тонком и выгнутом жале косы, и стало темно.

Несколько раз перевернувшись, голова скатилась под розовый куст, а из места, где она только что плюнула в Николая Николаевича, ударил тёмный фонтан и тут же стал угасать.

Лошак тупым краем косы придвинул голову к оплывшему обрубку шеи, аккуратно поставил косу на место, зацепил охапку травы, накрыл ею то, что вот только было Симой, и повернулся к оцепеневшим гостям.

— Я полагаю, контракт состоялся?