К нам обратился почтенный человек — известный банкир и с волнением сообщил, что средь бела дня на его офис, находящийся в центре города, было совершено разбойное нападение. Его единственный семнадцатилетний сын Александр, только что поступивший в институт, в момент нападения находился в кабинете отца и был похищен бандитами.

После обстоятельного разговора с банкиром создалось впечатление, что у него не было явных врагов, проблем в семье и на работе, бизнес его был совершенно легален. Одним словом, банкир был известным, уважаемым в городе человеком. Он затруднялся припомнить человека или какой-либо случай, которые могли бы послужить причиной случившемуся.

— Вспомните, может, в последнее время с вами произошло какое-нибудь незначительное событие, из-за чего кто­то нервничал или выражал недовольство, обиду? — спрашиваю я банкира.

Опустив голову, он задумался, потом неожиданно посмотрел на меня.

— Вы армянин?

— Как видите.

— Вы знаете, мы дружим с одной симпатичной семьей московских армян. Муж отставной офицер, его жена Седа недавно попросила посодействовать ей в получении банковского кредита. Я поинтересовался и выяснил, что законным путем это сделать невозможно, и, объяснив суть дела, был вынужден отказать, от чего Седа немного разнервничалась, хотя наши отношения от этого не испортились. И это единственный случай, который я могу припомнить.

Рассказ банкира меня заинтересовал. Я подумал, что эту женщину стоит проверить.

— А она знает о случившемся?

— Пока нет.

Я попросил банкира позвонить Седе и все рассказать ей. По второй линии я внимательно слушал их беседу, и меня насторожила реакция Седы на услышанное. В ее монотонном аханье звучали фальшивые нотки.

Получив разрешение, поставили на прослушивание телефон Седы. Буквально на следующий день она позвонила кому­то и сказала, что клиент встревожен и находится в полном отчаянии.

— Ничего, пусть поволнуется. Дозреет, потом поговорим, — самодовольно отвечал пока еще не известный нам собеседник женщины.

После нескольких телефонных разговоров нам удалось выяснить, что сообщник Седы — член действующей в Москве довольно влиятельной дагестанской группировки, в составе которой были известные боксеры, борцы, даже чемпионы России и мира.

Прошло почти две недели, похитители не предъявляли никаких требований банкиру. И это становилось опасным. Я обратился к нашему руководству с предложением провести необычную операцию — попытаться спровоцировать преступников, дав им понять, что в дело вмешалась некая третья сила.

Был составлен план. И вот я, представившись человеком из криминального мира по имени Артур, звоню Седе и, используя воровской лексикон, довожу до ее сведения, что знаю, кто является «идеологом» и организатором похищения, знаю исполнителей, и если юношу не освободят без каких-либо условий, последствия для них будут пагубными.

Видимо, я неплохо вошел в образ, мои коллеги даже пошутили, что из меня получился бы хороший вор. Естественно, Седа пришла в замешательство, тут же сообщила о разговоре дагестанцам, а те этот факт восприняли со всей серьезностью. Вскоре мы получили сведения, что дагестанцы по всему воровскому миру города лихорадочно разыскивают загадочного армянского бандита по имени Артур. Они не сомневались, что человек, знавший в подробностях их дело, все знает и о них самих, он если не вор в законе, то криминальный авторитет, иначе не решился бы вести себя так нагло. После упорных поисков они остановились на кандидатуре одного вора-армянина, уроженца Москвы, который сидел в тюрьме по обвинению в убийстве. При этом братья-мусульмане были настолько уверены в могуществе объявившейся стороны, что считали возможным его временное освобождение из тюрьмы для выяснения дел с ними и получения выкупа. Сами они планировали получить выкуп в два с половиной миллиона долларов. Но велико было их разочарование и беспокойство, когда они узнали от своих «агентов» в тюрьме, что этот Артур не при делах. Кстати, на этом фоне участились посещения Седой гостиницы «Москва», где она встречалась с армянскими ворами в законе и криминальными авторитетами. Естественно, безрезультатно.

Однако за эти несколько дней хорошие результаты принесли наши оперативно­разыскные мероприятия. Нам удалось выяснить адреса некоторых членов группировки, но мы никак не могли выйти на след их главаря. Он сам звонил Седе с мобильного телефона, но в начале 1990­х годов у нас еще не было технических возможностей вычислить реального владельца телефона.

Мой очередной звонок Седе был «воровским» и самым крутым. Фактически я предъявил ультиматум: или они освобождают юношу, или считают себя трупами. Результат превзошел все ожидания. Нужно было слышать телефонный разговор объятой ужасом женщины с главарем банды.

— Умоляю, послушай,— увещевала она,— этот Артур совершенно неуправляем, он способен на все, нужно с ним встретиться, найти общий язык.

— Что ты предлагаешь?

— Часть запланированного выкупа отдать ему. Нужно что-то решать, я боюсь.

Но тут дагестанец вышел из себя:

— Кто он такой, чтоб я делился с ним процентами! Не беспокойся, мы примем меры.

На следующий день дверь квартиры банкира изрешетили автоматной очередью, стало ясно, что дагестанцы нервничают и прибегают к крайним мерам устрашения. Однако этот обстрел переполнил и чашу нашего терпения. Тем более что мы наконец получили сведения о месте пребывания главаря: он жил с вдовой одного убитого вора в законе в ее квартире.

Медлить было нельзя. В полночь, когда в доме никого не было, с бойцами отряда быстрого реагирования мы проникли в эту квартиру и… опешили. В те годы в Москве можно было пересчитать по пальцам такие роскошные квартиры — двухэтажные апартаменты, обставленные самой дорогой мебелью.

Мы набрались терпения и стали ждать. К пяти часам утра оперативники снизу сообщили, что возле подъезда остановилась шикарная машина «Мерседес­600», видимо, наш «кадр». Вскоре действительно открылась дверь квартиры, и ребята из спецотряда встретили хозяев и проводили ко мне.

— Ахмед, — тут же обратился я к нему, — где мальчик?

— Какой мальчик, о ком вы?

— Александр, которого вы с помощью Седы похитили.

Ахмед в упор посмотрел на меня.

— Похоже, Артур это вы?

— Да это я. В последний раз спрашиваю: где ребенок?

Непререкаемый тон моего вопроса, а также наглая «воровская» манера убедили дагестанца, что с нами не стоит шутить. Чувствую, он совершенно не реагирует на бойцов в форме и снаряжении. Видимо, легенда о моем «могуществе» продолжала действовать, и Ахмед решил, что я и члены моей ОПГ подкупили милиционеров с целью обеспечить нашу безопасность. Наконец он смягчился.

— Ладно, я сейчас позвоню, и заложника отпустят.

— Нет, — категорично отказываюсь я, — мы вместе с тобой поедем и сами освободим ребенка. Если я увижу на нем синяки, то знай: каждый из них обойдется тебе в сто тысяч долларов.

По правде говоря, я не думал, что мою угрозу он воспримет так серьезно. Ахмед побледнел и испуганно замямлил:

— Я на ухе ребенка случайно оставил царапину. Во сколько мне это станет?

Я ждал, что кто­нибудь из наших бойцов хмыкнет, видя, как кровожадный бандит мгновенно превращается в испуганного барана. Но, слава богу, все сдержались, а после операции это обсуждали и от души смеялись.

Разрабатывая наши действия, мы подготовили оперативную сумку­дипломат, полный вышедших из обращения советских денег, сверху на этих пачках лежали настоящие доллары. Чтобы полностью огорошить обалдевшего бандита, я обратился к одному из оперативников (предполагаемому сооб­щнику).

— Дима, дай сюда дипломат. Ты по­благодарил ребят из спецотряда?

— Артур, я уже выплатил сто пятьдесят тысяч долларов.

— Ничего, менты хорошо поработали, прибавь еще тысяч пятьсот. Нужно было видеть лицо дагестанца с выпученными глазами, когда Дмитрий открыл дипломат.

У Ахмеда не было выбора. Преступники — храбрецы, когда действуют против слабого. А столкнувшись с силой, не важно какого характера, они ради спасения собственной шкуры, как говорится, продадут родную мать.

В сопровождении Ахмеда мы отправились в квартиру, где его помощники держали сына банкира. По дороге бандит все время спра­шивал:

— Артур, ты ведь не убьешь моих ребят?

— Нужны мне твои головорезы… Нужно освободить пацана, — бурчал я.

— Все будет хорошо, только ребят не трогайте.

Чувствую, он больше заботится о себе, чем о них.

В полночь подъехали к указанному Ахмедом дому. Мы знали, что пятеро бандитов, охраняющих юношу, вооружены. Решается судьба невинного пленника, и от правильности наших действий зависит его жизнь.

Поднялись на указанный этаж. Перед нами стояла единственная задача: так обескуражить бандитов, чтобы они не успели применить оружие и нанести вред пленнику. Я спросил ребят из спец­отряда:

— Можете одним ударом выломать дверь?

— Вопросов нет, товарищ подполковник.

Молча встали перед дверью квартиры. Бойцы, быстро заняв надлежащие позиции, при помощи отработанной технологии в момент выломали дверь и ворвались внутрь. Стрельбой холостыми патронами и устрашающими выкриками действительно привели в замешательство бандитов, повалили их на пол лицом вниз и приставили автоматы к затылкам. А я в темноте стал искать пленника и вскоре обнаружил в одной из комнат прикованным к батарее отопления. Когда я в целях безопасности — кто знает, от бандитов всего можно ожидать — обнял его, паренек в ужасе закричал.

— Дядя, не убивай меня!

— Не бойся, сынок, — успокаивал его, — я сотрудник милиции, сейчас ты поговоришь с отцом.

Набираю номер телефона банкира, докладываю, что Александр спасен, жив-здоров, и передаю ему трубку. На обоих концах телефонной линии слышны только мужские всхлипывания.

По долгу службы много раз я сталкивался с самыми отвратительными человеческими поступками, подлостью, жестокостью, коварством, но никогда не мог сдержать своих чувств, когда жертвой их становились дети.

На следующий день арестовали Седу. Она упрямо не хотела открывать дверь своей квартиры. В тот же день Ахмед, увидев меня у следователя, возмущенно спросил:

— Артур, разве братва так поступает?

— Подонок, — не сдержался я. — Какая я тебе братва! Я — подполковник милиции.

И показал свое служебное удостоверение.

— Таких удостоверений на Арбате нава­лом, — с пренебрежением хмыкнул Ахмед.

Так он и остался при своем, думая, что я криминальный авторитет.

 

 

 

В России различные слои общества, социальные группы по-разному отреагировали на процесс демократизации страны. Хотя и горько об этом говорить, но преступный мир проявил в этом отношении большую гибкость и изворотливость. Кем были, например, воры в законе во времена коммунистов? С точки зрения сегодняшнего дня они скорее подпадают под категорию бомжей. Они воровали — их сажали, затем освобождали. Они снова воровали, их вновь сажали. Никакой альтернативы. А сегодня имеешь дело с очень богатым человеком, почтенным бизнесменом, уважаемым благотворителем и меценатом, даже общественным деятелем. Вот эти последние своим «статусом» наносят огромный нравственный вред тому национальному сообществу, которое они пытаются представлять. С одним из таких «деятелей» мне пришлось столкнуться по долгу службы. Любое воспоминание, связанное с этим делом, вызывает во мне горечь, неприязнь и даже брезгливость.

Вспоминая эту историю, я не пытаюсь приписать себе какие-то необыкновенные профессиональные заслуги. Отнюдь. Я хочу раскрыть преступную, антинародную сущность этого человека и его единомышленников, которые под прикрытием красивых слов совершают всевозможные преступления, зачастую направленные против своего народа. И каждый раз, видя этого человека, я думал: как может этот преступник, лгун, мошенник, демагог, подстрекатель считать себя лидером определенной части многочисленной диаспоры и бессовестно претендовать на высочайший государственный пост в Армении — видимо, и в первую очередь для того, чтобы покрыть свои огромные долги.

Мы расследовали дело, связанное с крупными махинациями в одном известном банке, где ежедневный доход членов преступной группы составлял сто тысяч долларов. Во время ареста их главаря мы изъяли у него миллион долларов. Он отказался от них, сказав, что это не его деньги, а принадлежат они известному армянскому бизнесмену Сержу Джилавяну. Последнего пригласили в наше управление, и я впервые лицом к лицу встретился с этим человеком, который параллельно с бизнесом энергично занимался в Москве национально­общественной деятельностью.

Джилавян подтвердил, что этот миллион действительно принадлежит ему, он выиграл деньги в казино, тому есть свидетели и соответствующая справка. Безусловно, в других обстоятельствах он, может быть, остался вне поля нашего внимания, но в этот раз мы расследовали крупное финансовое преступление. И когда появился человек и заявил, что эти деньги его, естественно, он не мог не вызвать у нас определенного интереса. Наше руководство дало распоряжение собрать информацию о Джилавяне. Вот что выяснилось: не закончив даже средней школы в Армении, он оказался в Узбекистане и проявил себя удачливым подпольным «цеховиком». Но местным правоохранительным органам это не понравилось, и Джилавяна приговорили к трем годам лишения свободы. Выйдя из тюрьмы, он продолжил свое дело уже как кооператор и, собрав начальный капитал для большого бизнеса, объявился в Москве. В созданный Джилавяном в столице разветвленный концерн входило около пятидесяти структур, и в деятельности каждой использовались незаконные действия, махинации, мошенничество.

Главари местных армянских группировок фактически принимали его как неофициального лидера.

С другой стороны, Джилавян с большой энергией принялся за общественную деятельность, основал армянские организации, привлек именитых людей, арендовал дорогостоящие дворцы и особняки в престижных районах города, окружил себя известными людьми — армянами и представителями других национальностей.

Разумеется, нас больше всего интересовало «первое лицо». Любая национально-общественная организация может быстро лишиться авторитета, даже из-за нескольких недостойных ее представителей. А вот арендованные Джилавяном роскошные дома буквально кишели хорошо знакомыми нам ворами в законе, криминальными авторитетами, всевозможными сомнительными личностями без определенных занятий.

В те дни наши сотрудники приостановили деятельность одной армянской преступной группы, обосновавшейся в бывшем правительственном доме отдыха в Подмосковье. Бандиты оттуда отправлялись в Москву на грабежи и разбои и, благополучно возвращаясь, вели разгульную жизнь. Мы арестовали нескольких криминальных авторитетов. И что оказалось самым странным — резиденцию для преступников арендовал лично Джилавян.

После этого случая армянская криминальная община Москвы подняла шумиху, обвиняя во всем… меня. Будто в Управлении по борьбе с организованной преступностью объявился один непримиримый мент Восканян, который не дает им покоя. И вот армянские воры в законе, представители криминального бизнеса организовали воровскую сходку в одном из ресторанов Москвы, на которой, конечно, не мог ни присутствовать самый влиятельный их «коллега» Джилавян. Представители криминального мира, естественно, не знали, что сборище это проходит под контролем ФСК. Прозвучало предложение «купить» или убить Восканяна, причем не важно как: задушить, зарезать, отравить, но при этом используя связи «армянского туза» Джилавяна. Последний был очень принципиален: если Восканян так уж мешает, то надо его уничтожить, и обещал подключить своих влиятельных знакомых.

Вскоре подобные сведения были получены и в МВД. Наше руководство, серьезно обсудив возможность реальной попытки убийства, взяло меня и членов моей семьи под особую защиту.

Если бандиты хотели избавиться от меня, они, конечно, имели на то причины. А вот почему из Армении, да еще по поручению правительства, прибыла целая группа убийц с целью ликвидировать Джилавяна, было непонятно. На всех своих многочисленных пресс­конференциях Джилавян заявлял об этом. Было ясно, что он, утвердившись в роли влиятельного предводителя армянской диаспоры, вступил во второй этап, стремясь захватить пост руководителя армянского государства. И факт организованного на него «покушения» в сущности стал его первым шагом в деле подрыва авторитета армянского руководства на пути к достижению своей цели.

Чтобы избежать лишних разговоров, я не вмешивался в это дело, но был в курсе всех подробностей. Все, мягко говоря, вызывало недоумение. Группа «убийц», добравшись до Москвы, сразу же обратилась к некоему криминальному авторитету и сообщила о цели своего приезда. Он посоветовал им донести потенциальной жертве — самому Джилавяну. После встречи с Джилавяном группа со всем оружием сдалась милиции. Их поддельная московская прописка в паспортах была сделана до такой степени неграмотно, что непроизвольно думаешь: подобная акция на государственном уровне не могла быть так примитивно организована. Или другой факт: руководитель преступной группы некий Тавризов — близкий друг Джилавяна, и нам это было известно.

Фиксировались телефонные переговоры «убийц», и в них было немало курьезного.

Один из членов банды звонит Тавризову:

— Послушай, долго ты нас будешь держать без копейки, сидим тут «Приму» курим. Использовали нас и не хотите ничего давать!?

— Я сам без денег, Джилавян подкинул немного, но больше не хочет давать.

— Тогда мы пойдем, куда следует и расскажем, что это он организовал свое покушение.

— Ну хорошо, хорошо! Потерпите еще немного, все будет как надо.

Тавризову звонят из Еревана:

— Послушай, что это за дело вы взялись? Разве не знаете: если тут хорошо копнут, то вы обеими ногами вляпаетесь в грязь.

— А я при чем, что ты кричишь, будто не знаешь, что все организовал Джилавян?

Кстати, Тавризов жил в одной из московских квартир Джилавяна.

Но самым интересным было высказывание одного из бандитов, согласившегося сотрудничать с нами:

— Да, они воюют за власть, а мы деньги делаем. Что тут плохого?

Нам было известно, что Тавризов занимается торговлей оружием, в свое время он украл его в Карабахе и какими-то путями перебросил в Москву. Когда мы в одном гараже обнаружили часть этого оружия и спросили, где остальное, Тавризов безмятежно ответил: у Джилавяна. Однако без подготовки не пойдешь к этому провокатору и шантажисту. Но именно тогда наш дежурный доложил, что был получен анонимный звонок, неизвестный сообщил адрес, где содержались двое заложников. Оказалось, это было логово Джилавяна. Взяв с собой корреспондентов английской газеты «Гардиен», которые находились в Москве и изучали, как русские полицейские борются с организованной преступностью, мы отправились по указанному адресу. Но опоздали, заложников освободили. Находившиеся там повара и официанты подтвердили, что три дня кормили пленников. Обыскав дворец, мы обнаружили автоматы, пистолеты, гранаты, патроны.

Вечером к себе в особняк явился Джилавян и, увидев меня, закричал:

— Ты выполняешь поручение Левона и Вано?

Кстати, мне не приходилось встречаться с президентом Армении Левоном Тер-Петросяном, а с министром МВД Вано Сирадегяном я познакомился лишь по завершении этого дела, через год, когда по долгу службы был в Ереване, при этом он даже словом не обмолвился о Джилавяне.

Как только Джилавян увидел найденное оружие, тут же перешел на армянский язык: помоги, спаси, как мне быть, чтобы не опозориться как национальному лидеру. Уверял, будто все это оружие они отняли у убийц, посланных из Еревана (видимо, забыл, что они добровольно сдались милиции).

На следующий день «лидер» созвал пресс­конференцию и во всеуслышание объявил, что первое лицо Армении, видя в нем опасного противника, хочет его уничтожить, а поручили это дело сотруднику МВД России Восканяну.

Кому только он не писал писем, начиная с президента России и заканчивая Лужковым. Даже «выяснилось», что я якобы знал об этом оружии и он меня неоднократно предупреждал, просил забрать его. И это еще не все: на него было совершено еще одно покушение в Центральном доме литераторов, но его телохранители якобы успели вовремя обезоружить преступников. И вновь он сообщал мне об оружии, но столкнулся все с тем же преступным безразличием.

Следующую попытку оклеветать меня Джилавян предпринял с помощью все того же Тавризова. Но последний уже начал сотрудничать с нашими оперативниками и обратился ко мне с просьбой о встрече. По его словам, преступники якобы собираются при содействии какого­то генерала состряпать против меня уголовное дело и опозорить.

Хорошо зная «доброжелательных» бандитов этого типа, я взял на встречу небольшое записывающее устройство, чтобы зафиксировать на пленку весь наш разговор. Чувствовал, что мой собеседник нервничает.

— Джилавян достал меня, просит, чтобы я нашел ему оружие. Не можешь дать мне пистолет? Я передам ему, а ты поймаешь его на месте преступления. И тебе будет хорошо, и мне.

— Но откуда я возьму оружие? — возражаю ему. — Конфискованное — зафиксировано, я не могу вторично сдать то же самое оружие.

Через несколько дней в одной из телепередач, явно заказной, восхваляющей Джилавяна, показали мастерски смонтированную «версию» моей беседы с Тавризовым, из которой следовало, что я пытался подбросить оружие Джилавяну и затем арестовать его. Вот, мол, смотрите, какими грязными методами работают сотрудники милиции.

Меня вызвали к вышестоящему начальству и потребовали объяснений. Я предъявил им свою запись. С большим трудом мне предоставили возможность выступить с опровержением в одной из передач на криминальную тему.

Наконец, наше руководство утомили все эти несуразицы, шантаж, подлоги, и Следственное управление дало указание арестовать этого авантюриста. Но что получалось? Вскоре должен был состояться армянский съезд международного масштаба, а его лидер уже третий день сидел в следственном изоляторе. Во избежание негативной реакции общественности Джилавяну была дана возможность провести это мероприятие. Затем ему было предъявлено обвинение. Но он исчез.

Свет в московской квартире «лидера» зажегся лишь спустя восемь месяцев. Когда бойцы спецотряда быстрого реагирования потребовали открыть дверь, никакой реакции не последовало. Прибыли представители районной милиции, но, узнав, с кем предстоит иметь дело, отказались содействовать нам, мотивируя свой отказ тем, что надоело сталкиваться с этим скандалистом. Бойцы были вынуждены пробить дыру в стене. Джилавян принял меня как «родного».

— Ах, мой дорогой Гарник Агабекович, ну сказал бы, что это ты… А я уж думал — бандиты!

Но вскоре вновь был в своей стихии:

— В этом дипломате было сорок тысяч долларов! — кричал он. —Твои сотрудники украли их!

Смотрю на дипломат, на нем пыли толщиной с палец.

— В таком случае, гражданин Джилавян, сделаем личный досмотр.

— Нет, ладно, не стоит.

Он был настоящим хамелеоном.

При обыске в карманах мы обнаружили несколько билетов на самолеты на разные числа и в разные страны. Но самым неожиданным был паспорт моряка (якобы сотрудника научно-исследовательского судна), который давал ему возможность без визы въезжать в любую страну.

Национального «лидера» судили за незаконное хранение оружия и осудили к трем годам лишения свободы. Впоследствии «лучший из армян», «президент всеобщего армянства» (по язвительному выражению российских газет) улизнул в Англию, но, прельстившись своим любимым делом — «отмыванием» криминальных денег, вновь оказался в тюрьме, правда, на сей раз в более комфортной.

 

 

 

В моем служебном кабинете зазвонил телефон.

— Товарищ подполковник, я бывший сотрудник Федеральной службы контрразведки, сейчас работаю в службе безопасности одного из московских банков. На директора нашего банка готовится покушение, и сейчас в главном офисе находится молодой человек, который готов предоставить информацию по данному делу. Прошу вас помочь предотвратить убийство.

Я встретился с бывшим чекистом и понял, что он не на шутку обеспокоен. Скорее всего, эта тревога передалась ему от банкира, который, запаниковав, заперся с семьей дома и даже не выходит на работу. С большим трудом нам удалось уговорить финансиста дать согласие на разговор с информатором.

И вот молодой человек по имени Николай прибыл в московское Управление по борьбе с организованной преступностью. Ему двадцать семь лет, одет очень просто и манерами подтверждает свое провинциальное происхождение. К тому же он немного смущен, видимо, впервые имеет дело с милицией. Из его рассказа следует, что работал он на одном из предприятий Кургана, а когда предприятие обанкротилось, занялся частным бизнесом. Поначалу ему улыбнулась удача, но успешная деятельность фирмы привлекла внимание тамошней братвы — членов организованной преступной группировки. В конце концов бандиты отняли у Николая весь бизнес.

— Но если бы они удовлетворились только этим, — в отчаянии сказал он. — Главарю банды удалось деньгами и угрозами присвоить и то единственно дорогое, что у меня осталось — жену.

Утешить его было трудно.

— Где вы поселились в Москве? — поинтересовался я.

— В общежитии у друга.

— Кто у вас остался в Кургане?

— Родители… Давно не видел.

— Если хотите, можете позвонить и поговорить с ними.

Трубку взял отец Николая. Судя по разговору мужчин, создавалось впечатление, что парень не врет.

Бандиты приперли его основательно, чтобы возвратить часть денег, предложили убить банкира. Какая роль в истории с покушением отводилась именно Николаю до конца не было ясно. Он сообщил, что для получения более обстоятельных распоряжений через два дня в одном из московских казино он должен встретиться с преступным авторитетом по кличке Гвоздь.

Всю имеющуюся информацию мы доложили руководству и стали разрабатывать план действий по предотвращению преступления и аресту членов преступной группы. С сотрудниками, участвующими в операции, было проведено совещание. Личный состав был поделен на несколько групп, наделенных соответствующими предписаниями. Начальник управления взял дело под личный контроль.

Когда план был готов, он вызвал меня доложить о схеме проведения операции.

— Людей хватит? — по окончании моего доклада спросил генерал.

— Неплохо бы усилить группу внешнего наблюдения и привлечь бойцов спецотряда быстрого реагирования.

— Этот вопрос мы решим. Что еще?

— Нет полной уверенности в том, что это не провокация со стороны преступных сил. Слишком уж сомнительная личность этот Николай, — выразил я свои сомнения.

— Ладно, начинайте операцию, по ходу разберемся, — решил генерал.

Проинструктировав Николая, снабдив его миниатюрным подслушивающим устрой­ством и выдав пятьсот долларов на расходы, мы отправились на запланированную встречу.

Сначала все шло по плану. Николай встретился с членами бандгруппы, но в тот момент, когда вроде бы началась их беседа, подслушивающее устройство внезапно отключилось. В нашей практике подобное случалось, но тут, как назло, в самый неподходящий момент… Молчание длилось почти двадцать минут, после чего связь восстановилась, и мы почти два часа слушали какие-то пустые разговоры. Когда Николай вышел, потребовали у него объяснений. Он сказал, что встреча состоялась, бандиты приказали ему завтра в одиннадцать часов прибыть на ВВЦ к фонтану «Дружба народов», куда придет и их представитель. Он должен передать Николаю винтовку с оптическим прицелом и объяснить дальнейшие действия.

На следующий день была суббота, и Центр напоминал настоящий муравейник. Бесконечный людской поток очень затруднял нам работу. Вновь «снарядив» Николая, мы заняли выжидающие позиции. Вдруг он, ходивший взад и вперед перед павильоном, исчез в толпе. Вместе с его исчезновением замолкло подслушивающее устройство. Затем на мгновение включилось, и мы услышали мольбы о пощаде. И снова гробовая тишина. Где он, кто хочет с ним расправиться? Нас охватили самые мрачные мысли: может, его истязают в одном из подвалов многочисленных павильонов? Я отдал приказ усилить наблюдение у входов и выходов на ВВЦ.

Приближался вечер, а Николай как в воду канул. Работники Центра готовились закрывать ворота, и мы начали подумывать о бесславном провале операции, как вдруг появился Николай. Смотрим: жив-здоров, оглядывается по сторонам и намеревается спешно покинуть территорию Центра. Нас это насторожило. Когда он очутился за воротами, мы пригласили его в машину и попросили объяснить свое странное поведение. Николай начал энергично рассказывать о том, что преступники, пригрозив, затащили его в один из павильонов и потребовали, чтобы он взял на себя убийство. Обещали хорошо заплатить и прочее. По тому, как он путано говорил, было очевидно, что все выдумывает. Неужели его так сильно запугали? Но оказалось все куда серьезнее. Привезя молодого человека в управление, мы подвергли его основательному перекрестному допросу. В конце концов он сдался и начал давать признательные показания о своих московских «гастролях».

Действительно, в родном Кургане он пострадал от преступников, но отнюдь не опустил руки, а решил сам стать мошенником. Перебравшись в Москву, он сразу же начал «работать» по-крупному, выбрав мишенью преступного промысла хозяина преуспевающего банка. Собрал достаточно сведений о нем и членах его семьи, о близком окружении. С целью усиления психологического воздействия даже достал их фотографии. Затем, явившись в банк, через сотрудников оповестил банкира о готовящемся на него покушении и одновременно предложил свои услуги по предотвращению убийства. За свои услуги предъявил счет, измеряемый кругленькой суммой.

Эта комбинация должна была сработать, если бы бывший чекист не обратился к нам.

Но мы не могли и предположить, какая неожиданность нас ждет впереди. Когда мошенника показали в криминальной хронике по телевидению, к нам обратились еще пятеро потерпевших банкиров, которые пострадали от его махинаций. Поражало, как этот провинциал смог обвести вокруг пальца финансовых воротил, искусных игроков на биржевых рынках, выудив у них в общей сложности около сорока тысяч долларов. В своей «игре» Николай руководствовался тем, что банкиры вовсе не святоши и разбогатели они отнюдь не праведным путем, к тому же в условиях жестокой конкуренции, а это подразумевает возможные угрозы как здоровью, так и жизни. Все эти обстоятельства превратили их в боязливых и осторожных существ. Этим и воспользовался вымогатель.

Нужно, конечно же, отдать должное логике и проницательности Николая. В те годы в банкиров часто стреляли, взрывали их машины, отравляли, похищали членов семей и прочее. Зачастую определенная доля вины в распространении подобных явлений была на совести сотрудников служб безопасно­сти банков. Не имея практического опыта борьбы с подобными фактами, они вместо обращения в правоохранительные органы пытались действовать самостоятельно, нередко выполняя условия, выдвигаемые шантажистами. И тут Николай оказался в нужное время в нужном месте. Однако суд счел необходимым изменить и место, и время его пребывания на свободе.