В Музее Победы есть необычный экспонат — дерево, в которое вонзён тяжёлый кусок металла. Это немое свидетельство страшных событий, разгоревшихся 6 октября 1941 году у деревни Богатырь. Кусок металла — часть «Катюши», а дерево было привезено с места героической гибели первого командира отдельной экспериментальной батареи реактивной артиллерии капитана Ивана Флёрова, павшего в разгар Битвы за Москву.

«...Уже опущены бронированные щитки на стёкла. Прислушался: бойцы работают тихо, молча, лишь иногда доносился спокойный голос Флёрова. И вот ровно в 15 часов 15 минут команда:

— Огонь!

Сзади что-то заскрежетало, загремело. Над головой раздался рёв. Машина как-то начала приседать, подалась назад. Припал к смотровой щели — ослепило. Потом увидел в небе ярко-красные длинные хвосты пламени за чёрными телами удаляющихся ракет».

Дерево Флёрова

Так вспоминал о первом залпе «Катюш», произошедшем 14 июля, ракетчик И. Нестеров, находившийся в тот день за рулём одной из машин. За один залп экспериментальная батарея отработала, как три полка ствольной артиллерии. Снаряды обрушились на немцев, занявших станцию Орша. Эффект почти единовременного разрыва сотни мин был ошеломляющим. Каждый снаряд сотрясал землю, ударяя по ней, как громадным молотом. Воздух уплотнялся и бил жёстко, словно невидимый противник в драке. Даже наши солдаты, находившиеся на переднем крае, попятились, враг же был охвачен паникой.

А ведь до самого начала войны ставшее легендарным оружие мало кто рассматривал всерьёз.

В некотором смысле БМ-13 «Катюша» родилась в небе. В 20-х годах прошлого столетия в Газодинамической лаборатории занялись разработкой реактивных снарядов для самолётов. Изыскания конструкторов привели к появлению неуправляемых авиационных боеприпасов РС-82 и РС-132. Их боевое крещение состоялось в 1939 году в воздушных сражениях против японцев у Халхин-Гола. Новые ракеты за короткий срок сбили 13 вражеских самолётов. Этот успех вдохновил разработать наземную установку для их запуска. Однако создание машины шло тяжело. Постоянно открывались недочёты. Глава Отдела изобретательства и рационализации Наркомата обороны полковник Владимир Глухов вспоминал:

«И вот ракетчиков спрашивают: мол, как у вас обстоит дело с кучностью стрельбы? Они говорят: в несколько раз хуже, чем у пушек. В зале смех. А как с меткостью? Тоже хуже, чем у пушек. Опять смех. А с расходом пороха? Его надо в несколько раз больше, чем у пушек. Тут уж прямо хохот в зале…»

И хотя постепенно проблемы устранялись, изначальный скепсис привёл к тому, что об установке не было широко известно даже высшему военному командованию. А среди тех, кто был о ней осведомлён, некоторые полагали её не заслуживающей внимания.

«Катюша»

Лишь за неделю до начала войны была устроена полноценная демонстрация «Катюши». Увидев её в деле, маршал Тимошенко в ярости спросил: «Почему о наличии такого оружия молчали и не докладывали?» И только 21 июня было принято решение о начале производства новой установки.

В первую батарею, сформированную 28 июня, были включены семь готовых на тот момент экспериментальных машин. Её возглавил выходец из Липецкой области, бывший мастер чугунолитейного завода Иван Флёров.

В артиллерийских частях он проходил срочную службу, а во время советско-финляндской войны, командуя гаубичной батареей, отличился при прорыве линии Маннергейма.

Служивший под его началом М. Науменко так вспомнил о своём командире:

«Иван Андреевич Флёров был из тех офицеров-строевиков, о которых говорят, что он родился в гимнастёрке. Ходил он всегда в военной форме, перетянут широким командирским ремнём, через правое плечо портупея, до блеска начищенные сапоги. Обмундирование на нём, даже хлопчатобумажное, сидело как влитое. Ходил он прямо, высоко подняв голову, движения рук были точны. Голос спокойный, уверенный. Светло-серые глаза всегда смотрели на собеседника доброжелательно, располагая к откровенному разговору. Лишь в минуты опасности или гнева цвет глаз капитана неуловимо менялся, становился тёмно-серым, даже стальным. Нет, он не был ангелом во плоти. Бывал крутым, порой беспощадным. Знал вспышки ужасающего, но справедливого гнева».

Осваивать новое оружие Флёрову и его подчинённым пришлось буквально на ходу. Конструкторы успели провести с личным составом всего три занятия. При этом из-за секретности, окружавшей установку, не было выдано никаких бумажных инструкций. Самим следовало постигать, разрабатывать с нуля, как лучше оборудовать огневые позиции, как маскироваться. Задача не из лёгких: после залпа батарею выдаёт туча дыма и поднятой пыли. 

На подножке каждой машины был закреплён ящик, который на первый взгляд представлялся хранилищем инструментов. В действительности в нём лежали тротиловые шашки. Это было сделано для того, чтобы в случае угрозы захвата машины её можно было бы легко подорвать. Флёрову вскоре довелось воспользоваться этой возможностью…

После первого применения «Катюши» на неё была объявлена настоящее охота. В своих директивах немцы назвали её «сильно эффективным оружием». Командование требовало: «При захвате таких пушек немедленно докладывать».

Даже на такого опытного военного, как Флёров, давило возложенное бремя. Вновь обратимся к словам М. Науменко: «Опасность захвата батареи постоянно висела над нашим командиром. Лицо Ивана Андреевича всегда выражало тревогу, его настроение невольно передавалось и всем нам. Мы понимали, какая колоссальная ответственность лежит на командире, да и не только на нём. Тем более мы знали, что гитлеровское командование поставило задачу своим войскам во что бы то ни стало захватить батарею».

«Катюши» под командованием Флёрова были нужны всюду. Оставалось лишь сожалеть, что машин было так мало. Не хватало и снарядов. Нужный темп их производства заводы набрали только к концу года.

Батарея активно действовала в Смоленской области, поддерживая войска, прикрывавшие направление на Москву. К.К. Рокоссовский писал: «Впервые на нашем участке действовала батарея реактивной артиллерии, так называемые «Катюши». Она накрыла наступавшую немецкую пехоту с танками. Мы вылезли из окопов и, стоя в рост, любовались эффектным зрелищем. Да и все бойцы высыпали из окопов и с энтузиазмом встречали залпы «Катюш», видя бегство врага. Огонь этого оружия по открытым живым целям страшен…»

Фронт в первые месяцы войны то и дело «сыпался». Там, где сегодня был тыл, завтра стояли немцы. В августе батарея угодила в окружение, но выбралась из ловушки. Однако затем удача от неё отвернулась.

5 октября машины направлялись по просёлочным дорогам под Вязьму. Связи с командованием не было. Судя по канонаде, фронт уже опережал отступающих. Над колонной повисла «рама» — немецкий самолёт-разведчик. Мрачные предчувствия Флёрова начали сбываться.

Враг появился неожиданно. Это была 2-я танковая дивизия вермахта, прошедшая на тот момент все основные кампании рейха, оставившая в огне Польшу и Францию. При этом батарея не могла применить своё основное оружие — БМ-13 была попросту не приспособлена для стрельбы прямой наводкой.

Бойцы под командованием Флёрова сражались отчаянно, хотя было ясно, что батарея обречена. Тогда капитан приказал подорвать установки. От мощного взрыва кусок одной из установок врезался в дерево, как громадный гвоздь. Его и можно увидеть сегодня в Музее Победы.

Остовы машин ещё догорали, когда Флёров погиб, до последнего вздоха командуя боем.

Его судьба оставалась неизвестной более полувека. Лишь в 1995 году удалось обнаружить останки павших у деревни Богатырь артиллеристов и восстановить последние часы их жизни. Поэтому только спустя десятилетия после войны Ивану Андреевичу Флёрову за мужество и героизм, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, было присвоено звание Героя. Правда, уже не Советского Союза, а Российской Федерации.

Денис КРЮЧКОВ,
фото и иллюстрация
из открытых источников