Гурьев Дмитрий Александрович

Отгремели пушки Бородина и Лейпцига, пролетели «сто дней» Наполеона и торжественным аккордом Ватерлоо завершились Наполеоновские войны. А в Европе и России, как память о Бонапарте, в обращении остались фальшивые русские ассигнации…

Российской империи участие в этих марсовых игрищах стоило немалых денег. В 1815 году генерал-фельдмаршал князь М.Б. Барклай-де-Толли во всеподданнейшем докладе императору Александру I указывал, что на Отечественную войну 1812 года и заграничные походы 1813—1814 годов было потрачено 157 млн 450 тыс. 710 рублей 52 копейки ассигнациями. Тогдашний министр финансов Д.А. Гурьев указывал несколько иную сумму — по его данным кампании 1805—1809 годов стоили казне 412 млн рублей, а Отечественная война — 239 млн рублей. Разница в цифрах, по всей видимости, объясняется тем, какие именно статьи расходов включались в общую калькуляцию. Вероятнее всего, ближе к истине был именно главный финансист империи — кому как не ему было знать подлинное цифровое выражение всенародного бедствия, тем более что именно под его руководством Министерство финансов разгребало оставшиеся после нашествия «авгиевы конюшни».

Фальшивая ассигнация 25 рублей

Третий министр финансов Российской империи действительный тайный советник граф (с 1819 года) Дмитрий Александрович Гурьев — личность выдающаяся и незаслуженно забытая. Впрочем, как сказать… Весьма дельный министр и талантливый экономист, он проявил себя ещё и как выдающийся чревоугодник и гурман (тогда говорили — гастроном). История мировой кулинарии знает не очень много блюд, сохранивших в своих названиях имена создателей. Человек, не являющийся специалистом в этом вопросе, вспомнит от силы одно или два названия — салат оливье, говядина по-строгановски (бефстроганов). Пожалуй, всё. А именем министра Д.А. Гурьева некогда были названы паштеты, салаты (увы, забытые, как и сам министр) и легендарная гурьевская каша.

Ситуация в финансах, сложившаяся в России и Европе в период с 1812 по 1815 год, тоже чем-то напоминала кашу. Заварил её, правда, не Д.А. Гурьев, а расхлёбывать пришлось именно ему.

Особым ингредиентом этого «варева» были фальшивые ассигнации, произведённые как наполеоновскими властями, так и местными европейскими и российскими умельцами.

В 1810 году в пригороде Парижа Монруже по распоряжению Наполеона была начата фабрикация фальшивых русских ассигнаций. Под руководством гравёра Лалля были подобраны бумага и красители, подготовлены матрицы. Через Варшаву и Вильно фальшивки ввозились на территорию Российской империи. В 1812 году в обозе Великой армии работало несколько передвижных типографий, производивших фальшивки. В Москве наполеоновские фальшивомонетчики печатали ассигнации в помещениях Преображенской старообрядческой общины у Преображенского кладбища. В целом качество фальшивок было весьма высоким, за исключением деталей. Так, французы заменили натуральные подписи уполномоченных лиц типографским факсимиле. К тому же, гравёр, не знавший русского языка, копируя набранный полукурсивом текст «Объявителю сей государственной ассигнации платит Ассигнационный банк [столько-то] рублей ходячею монетой [такого-то] года», не обратил внимания на схожесть начертания литер «л» и «д» и в двух словах допустил ошибки – вместо «государственной» у него получилось «госуларственной и вместо «ходячею» получилось «холячею». Тем не менее ущерб финансам России был нанесён значительный.

Фальшивая ассигнация 25 рублей с подчёркиванием

Когда в 1813 году Русская армия вступила в европейские пределы, в полковых кассах и в обращении были выявлены поддельные ассигнации крупных номиналов. Если прежде приходилось сталкиваться с фальшивками десяти- и двадцатипятирублёвого достоинства, то теперь к ним добавились купюры номиналом в 50 и 100 рублей. Если принять во внимание то, что в ту пору одна ревизская душа стоила около двухсот рублей, то становится понятно, что эти фальшивки были рассчитаны в основном на представителей имущих классов. Появившиеся в это же время фальшивые пятирублёвки несколько «демократизировали» явление, так как, очевидно, были ориентированы на более простую целевую аудиторию.

Проблема, с которой столкнулось русское Министерство финансов, была нешуточной: в обращении находились (и, видимо, продолжали вбрасываться) поддельные ассигнации практически всех номиналов. Исключение составляли лишь купюры достоинством 200 рублей — возможно, из-за того, что это были самые крупные по номиналу и потому самые редкие купюры — их доля в общем объёме ассигнаций составляла всего 6%.

Ситуация осложнялась ещё и тем, что по мере продвижения Русской армии на запад, ассигнации становились основным платёжным инструментом на всей подконтрольной армии территории. Ассигнациями не только производились расчёты с местным населением за приобретаемые продовольствие, фураж и т.п. Ассигнации использовались в качестве официального денежного знака всеми местными государственными образованиями.

Таким образом, находящиеся в обращении фальшивые ассигнации подрывали у населения доверие и к Русской армии, и к русской администрации, и в целом к русским финансам.

Надо было предпринимать срочные и действенные меры.

Печатный походный станок Наполеона I

Попробовали было, основываясь на применявшейся ранее практике, выписывать от имени военного командования долговые расписки за приобретаемые товары — с непременным условием их оплаты в дальнейшем. Однако население, прослышавшее о фальшивых ассигнациях, относилось к таким распискам с вполне понятной опаской.

Д.А. Гурьев предложил свои варианты решения проблемы. Первое его предложение было просто и действенно. Идея состояла в том, чтобы официально запретить обращение за пределами Российской империи ассигнаций номиналом 50 и 100 рублей. В принципе, этого было бы достаточно для того, чтобы если уж и не устранить проблему, то, во всяком случае, снять её остроту.

В самом деле, таким образом, во-первых, из обращения автоматически исключались бы фальшивки крупных номиналов. Это уже было неплохо. Во-вторых, как выяснили тогдашние компетентные органы, изготавливались эти фальшивки всё в той же Варшаве и, вероятнее всего, на оставшихся от Наполеона производственных мощностях. Распространялись они, в основном, среди европейского населения, которое в большинстве своём русского языка не знало, а потому испытывало известные затруднения с переводом напечатанного на ассигнациях текста (цифирного обозначения номинала на тогдашних купюрах не было). Убрав из обращения пятидесяти- и сторублёвые ассигнации, можно было бы уменьшить количество обращающихся типов купюр и тем облегчить европейцам жизнь и расчёты. В конце концов, в-третьих, этим можно было поумерить пыл фальшивомонетчиков — реализовать такие подделки внутри страны значительно сложнее, нежели вовне.

Но предложение Д.А. Гурьева услышано не было и рекомендованные им меры предприняты не были. А ситуация тем временем ухудшалась.

Тогда Д.А. Гурьев предложил более радикальные меры, целью которых было воспрепятствование проникновению на территорию Российской империи фальшивых ассигнаций из Европы. Гурьевский механизм инфильтрации должен был работать следующим образом: 1) свободный и бесконтрольный ввоз кем бы то ни было ассигнаций прекращается; 2) учреждаются четыре специальные банковские конторы, через которые осуществляется перевод денег в Россию; 3) эти же конторы осуществляют сплошную проверку переводимых ассигнаций на предмет их подлинности; 4) попытки ввезти ассигнации, минуя банковские конторы, рассматриваются как преступления и преследуются в судебном порядке; 5) фальшивки, изъятые у военных, компенсируются по решению главнокомандующего (в случае отсутствия злого умысла или же если лишение такой купюры нанесёт владельцу ощутимый материальный урон). Эти предложения проигнорировать было уже нельзя.

Строгость предпринимаемых мер совершенно оправдывалась масштабами проблемы. Так, стало известно, что в Варшавском княжестве (герцогстве) было выпущено фальшивых ассигнаций на общую сумму не менее 20 млн рублей; в казне Саксонии при проверке было выявлено фальшивых ассигнаций на 7 млн рублей.

Выявление и изъятие фальшивок – дело нужное и важное. Но не менее важным является обнаружение самих фальшивомонетчиков. После окончания Наполеоновских войн этот промысел, что называется, «ушёл в народ». Фальшивомонетчиков искали чины полиции, которым административно содействовало Министерство финансов — в 1817 году Д.А.Гурьев распорядился выдавать подлинные купюры в обмен на фальшивые, если предъявитель выявлял фальшивомонетчика.

Однако такими практическими мерами Д.А. Гурьев не ограничивался. «Быстрый разумом» министр на проблемы смотрел широко и мыслил масштабно. Финансовые трудности, имевшие место быть в постнаполеоновской Европе, подвигли Дмитрия Александровича к мысли о создании «европейских денег». Этот прототип евро должен был быть создан на базе существовавшей в Пруссии монетной системы и обеспечен целым комплексом политических и финансовых гарантий. Предполагалось, что Кригс-Трезор Шейне (Kriegs-Tresor Cheine) — так должна была называться новая европейская валюта — заменят в обращении монету. Было это в 1813 году. Тогда идея учреждения общеевропейской валюты поддержки не нашла, а ведь между тем русский министр надолго опередил время…

Предпринятые меры позволили снять остроту проблемы, вызванной фальшивыми ассигнациями, но полностью её не устранили. Фальшивки изымались из обращения ещё долгие годы, вплоть до денежной реформы графа Е.Ф. Канкрина (1839—1843), когда на смену ассигнациям пришли кредитные билеты. Е.Ф. Канкрину предстояло внести свою лепту в дело упрочения российских финансов вообще, и в защиту русских денежных знаков от подделки в частности.

Александр ЛОМКИН, кандидат экономических наук, доцент экономического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, фото из открытых источников