Сегодня мы вспоминаем жертв декабрьской авиакатастрофы над Чёрным морем. Среди артистов академического ансамбля имени А.В. Александрова, находившихся на борту Ту­154, были заслуженные артисты России Виктор САНИН и Владислав ГОЛИКОВ. Своими выступлениями на благотворительных концертах и в спектаклях, организованных, в том числе, фондом «Петровка, 38» и благотворительным обществом «Мария», на заседаниях
Международного Детектив­Клуба они не единажды радовали полицейские семьи. Они были нашими друзьями...

Тенор для «Смуглянки»

О Викторе Санине вспоминает заслуженный артист России Дмитрий Быков, который многие годы был его партнёром по дуэту:

— В 1991 году после срочной службы в армии я стал работать в ансамбле песни и пляски Московского военного округа (коллектив был очень известный, именно он в фильме «Иван Васильевич меняет профессию» исполнял песню «Маруся»). А через пару лет к нам пришёл Витя.

Замечу, мне хотелось петь дуэтом. Молодому артисту пробиваться в одиночку тяжело. Да и голосов хороших много. А чем ещё можно удивить публику? Дуэтом!

В дуэте петь не просто. Нужно уметь себя подчинять. Причём даже не партнёру, а общей идее. Ведь если кто­то соврёт в ноте, не будут разбираться — кто. Скажут: дуэт плохой. Это очень ответственное и интересное дело.

Когда я услышал, как распевался Витя, я изумился его красивому голосу. Подошёл и предложил попробовать работать вместе. Он согласился.

Творческий тандем. Слева направо: Виктор Санин и Дмитрий Быков

Начали мы со «Смуглянки». Проект оказался успешным. Дуэт заявил о себе. Со «Смуглянкой» мы прошли весть дальнейший творческий путь. Впоследствии пели её уже в ансамбле Александрова. Выступали с ней на гастролях, даже перед Папой Римским.

Когда­то Витя служил постовым милиционером в Лефортово, о чём много рассказывал. Эта работа ему нравилась. Но в то же время учился в Музыкальной академии имени Гнесиных.

Он с юмором, байками и прибаутками вспоминал о тяготах службы в милиции. Ко всему относился по­доброму. Даже сарказм, который иногда позволял себе, получался у него беззлобным. Не удивительно, что некоторые его высказывания становились в ансамбле крылатыми. Только он мог в один миг прилепить кому­то смешную, но безобидную кличку.

Витя был на 12 лет старше меня. Но, пожалуй, никто не чувствовал в нём возраста, даже моя супруга­балерина, которая была моложе его почти на тридцать лет. Наше общение строилось на любви к музыке, к творчеству. Было ощущение, что жизненных проблем вокруг вообще не существовало.

Он легко ловил мои подсказки, был восприимчивым человеком. У нас никогда не возникало проблем на сцене. И мы никогда не пытались друг друга учить. Может быть, поэтому дуэт и состоялся.

В ансамбле МВО мы вместе работали полтора года. Затем я перешёл в Краснознамённый ансамбль имени Александрова. Какое­то время Виктор не решался последовать за мной. Наверное, в нём была небольшая инертность. Казалось, что он совсем не имел тщеславия. Говорил: «Я живу в Лефортово, ансамбль — здесь же. Пою. Всё хорошо. Зачем мне на работу куда­то ездить?»

Однако в артистическом мире есть поговорка: скромность — это путь в неизвестность. Как и в армии, кстати: плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Впоследствии, когда Виктор перешёл всё­таки в ансамбль Александрова, он увидел рядом профессионалов ещё большего уровня. И, думаю, у него появилась­таки эта здоровая жажда продвинуться в творчестве вперёд.

В ансамбле уже существовал заслуженный дуэт. Нам с Виктором стоило больших усилий, чтобы сначала достичь уровня именитых коллег, а потом и признания, когда нас поставили первым составом. Без доли тщеславия к успеху прийти невозможно.

Бывали у нас и размолвки. Как­то художественный руководитель немного обидел, как это бывает, в процессе работы. Я критику близко к сердцу, что называется, не принял, а Витя заявил: пойду в хор.

Терять годы работы в дуэте было для меня неприемлемо. На бригадные концерты (ограниченным составом в гарнизоны, в том числе в горячие точки на Северный Кавказ, в Косово и т.д.) я стал летать один. Пел репертуар дуэта. Одному — не трудно. Но дуэт — это бриллиант ансамбля. Это красота исполнения более высокого уровня.

Наконец, Виктор «дозрел», по телефону высказал свою неудовлетворённость пением в хоре. Ему стало ясно, что обида не стоит того, чтобы жертвовать нашим союзом. Вскоре на очередной концерт летели снова вместе.

Мы проработали с Виктором в одной команде почти два десятка лет. Были вместе не только на сцене. Пережили сложные времена, копеечные зарплаты. Приходилось подрабатывать на свадьбах, юбилеях, в ресторанах. Впрягались, так сказать, и работали.

Работа поглощала домашнюю «бытовуху». Бесконечные поездки­перелёты сказывались на личном фронте. Правда, у каждого по­своему: у меня семья оказалась не крепкой, а супруга Виктора разделила свою жизнь с ним до конца.

На свадьбу Виктора и Виктории мы ехали на трамвае. ЗАГС был недалеко от дома, решили обойтись без лимузина. Вспоминаю этот необычный день до сих пор. Торжество казалось не серьёзным, однако вылилось в счастливую семейную жизнь.

С концертами мы побывали в 70­ти странах. А по возвращении тут же бригадным составом вылетали в различные регионы Отечества. И, конечно, никогда не отказывали, если просили нашего участия в благотворительных мероприятиях, в том числе для семей московской полиции. Виктор с особым трепетом относился к таким акциям, ведь сам здесь раньше служил.

Однажды мы прилетели в Моздок. Надо было попасть в Ханкалу. В результате организационной нестыковки нас не встретили. И мы, чтобы не прозябать без дела, буквально напросились поехать по самым неспокойным местам, которые находились в зоне контроля внутренних войск МВД.

График работы в частях мин­
обороны пришёл только через неделю. Мы к тому времени успели побывать во многих милицейских подразделениях. Надеюсь, порадовали людей выступлениями. Хочу сказать, что Виктор не сторонился, не опасался поездок в горячие точки. Он в первое время работы в ансамбле даже военнослужащим не был, относился к гражданскому персоналу. Мог от подобных командировок отказаться, но никогда этого не делал. Он летал из солидарности, поскольку понимал, что дуэт — это одна боевая единица.

За годы работы мы освоили большой репертуар. Причём на разных языках. Когда ехали в Болгарию, пели там «Алёшу» на болгарском. В Польше исполняли номера на польском, который я, кстати, очень хорошо знаю. Витя феноменально воспроизводил тексты, быстро запоминал их. Публика с радостью принимала наши выступления.

У Виктора голос — высокий, он — первый в дуэте. У меня — баритон. Вести, конечно, должен тенор. Но важнее то, что мы хорошо понимали друг друга. Ведь исполнение произведения — это тонкий настрой двух струн.

...Из ансамбля Александрова я ушёл в театр Чудес два года назад по личным причинам: устал от перелётов, переездов. Захотелось попробовать себя на актёрской стезе, в жанре мюзикла. Виктора это решение, конечно, не обрадовало. Но вместо меня в дуэт пришёл замечательный певец Евгений Булычников. Ранее Женя уже подменял меня, когда я, например, по причине простуды не мог участвовать в концерте. Бывало, и Виктор отсутствовал. Тогда за него выступал Владислав Голиков...

Навязчивая мысль о том, что подобная трагедия может произойти, меня преследовала давно. Мне часто снились самолёты, наверное потому, что мы много лет постоянно летали. Но я никогда не предполагал, что катастрофа может случиться именно с военным бортом.

То, что произошло с этим рейсом, за гранью понимания. Мы знали и дружили с членами экипажей, доверяли им безгранично. Не раз летали на самолёте, которому была уготована печальная судьба. Были уверены, что в любой аварийной ситуации пилоты посадят машину на землю.

Но, наверное, существует лимит безопасности. Вертолёт, в котором мы с Витей перелетали на Северном Кавказе, обстреливали. Под пули попала колонна БТР, в которой мы передвигались. Люди, которые вопреки опасности делают свою работу, выполняют свой долг, чаще других оказываются на грани риска.

Когда узнал, что с радаров исчез самолёт с артистами ансамбля, я испытал шок. Потом, прочитав список погибших, потерял ориентацию в пространстве. Как­то отыграл в тот день два спектакля. А через несколько дней увидел гробы на похоронах. Только тогда, вместе с болью всех родных и близких погибших, пришло осознание непоправимости произошедшего.

Трагедия изменила мою жизнь, которая больше не будет прежней. Невозможно отключиться­отвлечься: постоянно представляешь лица ушедших ребят, понимаешь, что увидеть их теперь можно только во сне…

Ни поверить, ни понять

О Владиславе Голикове рассказывает Людмила Бодрова — заслуженная артистка России, солистка Музыкального детского театра имени Н.И. Сац:

— В нашем театре я выросла, мои родители здесь работали, я очень люблю этот театр. И знаю, что случайные люди к нам не приходят. Таким был и Владик, который новым лучиком света появился в труппе в 2006 году.

Мы знали, что скоро появится какой­то потрясающий молодой человек. Все его ждали, особенно женская половина. Мы хотели быстрее увидеть партнёра, с которым будем выходить на сцену. Поскольку к нам шёл тенор, все его очень ждали. Ведь многие ведущие партии мирового репертуара исполняются именно таким голосом. И когда пришёл Владик, театр как будто засветился с новой силой.

Я помню встречу в коридоре. Познакомились перед выходом на сцену. Он был приветлив, отзывчив и добр. Рядом с ним было спокойно. И всегда отношения с ним были у всех очень доброжелательными. Коллеги сразу стали тянуться к нему. Его очень любили и любят в нашем театре. Он был необыкновенным человеком и удивительным певцом. Его голос лился серебром.

Во многих спектаклях мне, несмотря на то, что мы ровесники, посчастливилось играть маму его героев. Одна из первых работ была «Принц и нищий». Он исполнял роль мальчика Тома. В спектакле «Маугли» я была мамой Ракшей. В «Сказке о царе Салтане»: я — Милитриса, а он — мой сын Гвидон. Лишь в постановке «Любовь к трём апельсинам» стала для героя Владика злой волшебницей Фатой Морганой. Впервые оказалась не мамой, а злым духом…

И на сцене, и в жизни Владик излучал свет и доброту. Он был ранимым, как ребёнок. Был очень исполнительным и обязательным. На него всегда можно было рассчитывать и надеяться. Мне повезло, что он согласился быть моим партнёром в концертных дуэтах.

Своим первым выступлением в Международном Детектив­Клубе Владик покорил присутствующих. Он всегда старался находить время для участия в мероприятиях клуба.

Позже, когда стал петь в ансамбле Александрова, он продолжал играть в спектаклях театра. Владик от нас никогда не отрывался, и мы всегда были ему рады.

Владик хотел расти как актёр, подпитываться театральной энергетикой. В ансамбле Александрова он много работал сольно. Был доволен. Но театр, мне кажется, был для него домом, где его любили, как родного.

На сцене театра. Людмила Бодрова и Владислав Голиков

Ему не нужно было сильно перевоплощаться. Он легко играл ребёнка. Ему были близки такие роли. В творчестве он рос буквально по часам. Мы не успевали им восхищаться. От него шла потрясающая энергетика.

Многие его работы видели дети сотрудников милиции. В таких благотворительных спектаклях он участвовал с удовольствием.

В 2008 году мы ездили во Францию. Два месяца четыре вокалиста театра и балетная труппа гастролировали с шоу по многим городам страны. Владик был звездой этого тура. Мы дали тогда около 60­ти концертов. Всё это время, как говорится, ели из одного котла. Остались самые добрые воспоминания. Для меня Париж прочно связан с Владиком.

Его театральное амплуа — лирический, солнечный герой. Светлый образ. Я не замечала, чтобы он сильно погружался в себя, не помню его грустным. Возможно потому, что стены театра лечат. Бывает плохое настроение, но приходишь в театр — здесь всё меняется к лучшему. Раскрываешься, видишь людей, которые к тебе бросаются с добрыми словами. Думаю, что Владик, даже если грустил, терял это чувство в театре. Более того, когда он приходил, к нему тянулись: от него «заряжались», всем было хорошо.

Когда в театре поминали Владика, все говорили о нём тёплые слова. Добром поминали этого замечательного человека — молодого человека. Потому что он всегда был молод душой.

В день трагедии в театре давали спектакль «Снежная королева». Я шла к сцене. Вдруг подошёл коллега и с опаской спросил, знаю ли я, что случилось…

Мы плакали все, потому что эту беду невозможно было воспринимать иначе. Сначала была надежда, потом появились списки погибших. Мы не знали, как играть. Зрителей — полный зал. Весь спектакль мысли только об одном. Казалось, невозможно было ни услышать о такой беде, ни поверить в неё, ни понять.

О предстоящей поездке Владика в Сирию я не знала. Незадолго до этого он приходил в театр. Мы встречались в последний раз в спектакле «Любовь к трём апельсинам». Радостно приветствовали друг друга. Поговорили о намечавшейся встрече в Детектив­Клубе, о новогоднем вечере для московской полиции . Никаких тягостных предчувствий я не замечала в его глазах: как и всегда, он был весел, прекрасен.

В нашем театре также работал Серёжа Котляр, который был в составе погибшего хора. Увидев в списке родные фамилии, была поражена. Будто новость не про нас.

Когда я пришла на отпевание, то встретила многих людей, знавших наших коллег. Похороны были в Мытищах на федеральном военном кладбище. Закрытые гробы. Убитые горем родные. Их горе, раздирающее изнутри, — не выразить. Я стояла с друзьями­певцами из театра и александровцами. Казалось, что всё происходит не со мной.

…Знаю, ещё по Франции, что Владик волновался, боялся летать. Возможно, за годы он привык к перелётам. Ведь артисты очень много гастролировали.

Если бы Владик не стал солистом ансамбля, остался в театре... Может быть, надо было нам его держать за руки­за ноги всем коллективом. Но он решил попробовать себя на новом пути.

Образ Влада сохранился совершенно ясный и светлый. Он всегда улыбался, шутил. При этом был скромным, сдержанным и корректным человеком. Наивность, растерянность перед дуэлью Ленского в «Онегине» — это абсолютно его нутро.

Последний спектакль с Владиком — «Маугли». Теперь для меня испытание — выходить на сцену и играть финальную сцену прощания матери с Маугли, уходящим к людям. Она стала для меня реальностью. Он пел: «Прощай Багира, прощай Акела, и ты, старый Балу. Я не забуду вас». В ответ: «Мы не забудем тебя!» И он обращался ко мне: «О, мать­волчица, прощай!»

…«Прощай, мой сын, мой лягушонок». Это прощание сегодня всё время со мной. Во многих спектаклях он был в роли моего ребёнка. Будучи матерью, я не смогла его защитить.

Недавно состоялась премьера «Гадкого утёнка», где я — мама­утка. Когда пою: „Мой сын, но почему ты смотришь в небо?” — перед глазами вижу его образ и самолёт, на котором они взлетали…

После трагедии я с большей опаской стала смотреть на жизнь. Но бегу в театр, где спасаюсь от всех страхов. Это мой дом, любимый мир. Таким он был и для Владика. Просто он хотел лететь в творчестве дальше. И невозможно было закрыть от него это небо.

40 дней с момента трагедии…

Эта авиакатастрофа, произошедшая накануне Нового года стала крупнейшей катастрофой в уходящем году. Авиалайнер Ту-154 Б-2 ВВС России, выполнявший рейс по маршруту Москва—Сочи—Латакия, рухнул в Чёрное море через 70 секунд после вылета из аэропорта Сочи, где совершал промежуточную посадку для дозаправки авиатопливом. Погибли все находившиеся на его борту 92 человека (84 пассажира и 8 членов экипажа).

Это были военнослужащие, 64 артиста ансамбля имени Александрова, девять российских журналистов, а также Елизавета Глинка, известная как доктор Лиза. Они летели в Сирию, чтобы поздравить с наступающим Новым годом военнослужащих ВКС РФ на авиабазе Хмеймим.

Обломки самолёта были обнаружены в 1,5 км от берега в районе Сочи. В зоне катастрофы до сих пор продолжаются работы. Перед вылетом самолёт прошёл все необходимые проверки и был полностью исправен.

По информации ФСБ, самолёт не перевозил ни военных грузов, ни пиротехнических средств, ни грузов двойного назначения. На борту находились только багаж пассажиров и 150 кг продуктов и медикаментов.

Соболезнования в связи с катастрофой выразили руководители многих государств, главы крупнейших религиозных конфессий, деятели искусства России и других стран.

Указом Президента России 26 декабря был объявлен общенациональным днём траура по погибшим в результате авиакатастрофы. В городе Сочи были отменены новогодние гулянья на площади Флага в ночь с 31 декабря на 1 января.

После катастрофы 2016 года использование самолётов Ту-154, принадлежащих силовым структурам РФ, было приостановлено до выяснения причин произошедшего.

Со дна моря подняли три бортовых самописца. Расследование продолжается.

Материалы разворота подготовил Алексей ГОЛОЛОБОВ