В 1902 году в Москве прошла перепись населения. Она подтвердила, что Первопрестольная — один из самых крупных городов Европы со стремительно растущим населением, уже больше миллиона. Это означало, что и объём работы для ведомства обер-полицмейстера рос как снежный ком. И потому, ясное дело, «Ведомости московской городской полиции» дефицита в соответствующей информации от полиции давно уже не испытывали.

ОПЯТЬ СТРЕЛЯЛИ

Между тем как-то неспокойно было в 1902 году в Москве. То студенческие волнения, то стачки пролетариата на заводах, то политические бузотёрят. Вдобавок пошла «мода» на теракты в империи. Да ещё какие теракты! В 1901-м в Питере был убит министр народного просвещения Боголепов — одно время он возглавлял Московский университет. А в апреле 1902-го в том же Питере случилась очередная трагедия: буквально года не прошло после убийства министра народного просвещения Боголепова, как партия эсеров вынесла приговор: взять на мушку министра внутренних дел Дмитрия Сипягина. Он, кстати, в 1891 году был московским губернатором, тогда и отличился, отчего карьера его резко пошла вверх.

Как свидетельствуют газетные публикации и в целом историческая хроника, убийцей министра внутренних дел Сипягина стал член боевой организации эсеров, студент Киевского университета Степан Балмашёв. Для исполнения своего замысла в Питере Балмашёв, переодевшись в офицерскую форму, явился в час дня в помещение Госсовета якобы «с пакетом от московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича» на имя Сипягина. Когда Дмитрий Сипягин взял в руки тот самый пакет, Балмашёв пять раз выстрелил в него в упор из револьвера. Через час министр внутренних дел великой Российской империи скончался от смертельной раны. Потом был военный суд, убийцу приговорили к смертной казни, повешен он был год спустя в Шлиссельбургской крепости. Это был первый случай казни преступника по политическим мотивам в период царствования Николая II. Отметим, что убийца министра Боголепова Пётр Карпович был осуждён на 20 лет каторги, но по дороге в Сибирь бежал, оказался за границей и погиб лишь в 1917 году, возвращаясь из Англии в Россию.

Газета «Ведомости московской городской полиции» с болью сообщала читателям о трагической истории злодейского покушения на видного государственного деятеля Дмитрия Сипягина и о последующих событиях. Помимо того что министр внутренних дел Сипягин был главным начальником крупнейшего ведомства и искренним государственником, он и добрую память оставил о себе, будучи московским губернатором. И потому этот теракт всколыхнул Россию. Многие были возмущены и напуганы, а в Москве, как это всегда бывает в подобных случаях, начальство тоже начало закручивать гайки. И вновь в газете регулярно появляются сообщения об обнаружении полицией незаконных владельцев оружия, о задержаниях подозрительных личностей и различных проверках.

Ужесточение контроля полиции в плане поддержания в Москве спокойствия, порядка и дисциплины граждан проявлялось в самых разных сферах и формах под девизом: «Лучше переконтролировать, чем недоконтролировать». Строго обходиться стали даже с едва нарождавшимся племенем московских автомобилистов. По сообщению газеты, московским обер-полицмейстером установлено следующее правило: всем водителям, которые желают разъезжать по городу за рулём автомобиля, сначала нужно предоставить свидетельство от Московского клуба автомобилистов, заверяющее в том, что сей водитель в совершенстве умеет ездить на велосипеде и управлять им. А ранее велосипедистам был установлен предел скорости движения в 10 км/час.

Стоит особо оговориться, что соблюдение существующих в ту пору правил уличного движения — отдельная и довольно приоритетная для внимания полиции тема. А поскольку главным транспортным «инструментом» передвижения в Москве того времени был извозный промысел, то и главными объектами полицейского контроля в этом плане были кучера и другие водители лошадок. И тут всплывает такая история. До вступления полковника Александра Александровича Власовского в должность обер-полицмейстера Москвы все его предшественники, конечно, поругивали кучеров и извозчиков, иногда даже наказывали, и отдельные случаи даже попадали на страницы «Ведомостей московской городской полиции». Власовский же ввёл традицию ежедневно публиковать в газете приказы по московской полиции. В тех приказах сначала скромное место, а потом всё более солидное стали занимать списки кучеров и извозчиков, которые нарушили правила передвижения на лошадях по городу или сами в чём-то проштрафились. Перечни в списках нарушителей росли как на дрожжах: если поначалу числились десяток-полтора извозчиков, то вскоре стали красоваться по полсотни и более разгильдяев и лихачей. Причём если раньше при наложении денежного штрафа нужно было перечислять имя, отчество, фамилию кучера-нарушителя и даже его место жительства, то позже вместо всех этих атрибутов печаталось: «Номерной знак такой-то». Дело в том, что всех московских водителей лошадок, занимающимся извозом, обязали получать в полиции значки с персональным номером. Так что кто знал номер извозчика в ту пору, тот знал и все его персональные данные. Нужно ли объяснять, что чем больше обер-полицмейстер Власовский штрафовал кучеров, тем больше денег поступало в государственную полицейскую казну. Выходило: чем больше штрафов, тем выгоднее казне.

Приведём ещё одно нововведение Власовского: за проявленное усердие и отличное выполнение профессионального долга этот обер-полицмейстер стал регулярно награждать отличившихся полицейских хоть и небольшими, но всё-таки денежными премиями. Откуда у него появились «лишние» деньги? Всё очень просто: штрафы оказались таким выгодным «изобретением», что здесь совмещалось приятное с полезным.

После увольнения Власовского с должности несколько его сменщиков количеством штрафов не увлекались, да и премий городовым не выдавали. Когда же кресло московского обер-полицмейстера в 1896 году занял Дмитрий Трепов, он с первых дней осознал: штрафы — штука весьма полезная. И именно с приходом Трепова в «Ведомостях московской городской полиции» появились целые полосы (нередко даже не одна), где перечислялись номерные знаки извозчиков-нарушителей ПДД и наименования их нарушений. Прегрешения были самые разные: «За беспорядок», «Ехал в два ряда», «Не держал интервала», «Оставил лошадь без присмотра», «Быстро ехал», «Был пьян», «Грубил полиции», «Был неопрятно одет» и т. д. и т. п. При обер-полицмейстере Трепове в московском гарнизоне полиции вновь появились премиальные для сотрудников полиции, о награждениях сообщалось в газете.

Ещё одним неплохим источником пополнения казны в 1902 году стали штрафы московским квартировладельцам и квартиросъёмщикам, «виновным в нарушении обязательного постановления от 14 октября 1881 г. о порядке заявления полиции о прибывающих на жительство и выбывающих». Хозяин помещения должен был в течение суток доложить в полицию, кто к нему приехал и кто выехал. Просрочил доклад в полицию — получай штраф. А штрафы квартировладельцам иногда доходили до сотни рублей — огромные по тем временам деньжищи. Список таких штрафников тоже нередко занимал целую газетную полосу. Полиция строже наказывала этих нарушителей ещё и потому, что время было такое: вот и террористы министра внутренних дел убили, и забастовщики характер показывают, посему у органов насчёт прибывающих и убывающих должна быть точная информация, — вопрос касался безопасности. А народу в Москву ежедневно приезжала тьма тьмущая, стражам порядка хочешь не хочешь, а надо было держать ушки на макушке. Вот и появлялись в газете строки из приказов обер-полицмейстера: «Съёмщик квартиры в доме Нарышкина, 1 участок Сретенской части Зариф Гизатуллин: не было заявлено полиции о выбытии 8 лиц от 3 дней до 2 месяцев 19 дней. Штраф 42 руб.».

ОКАЗЫВАЕТСЯ, И В ИТАЛИИ КАЗНОКРАДЫ

Тренд газеты «Ведомости московской городской полиции» 1902 года — подача расширенной и более разнообразной информации. При этом не была забыта и традиционная рубрика «Дневник происшествий». Правда, в издавна знакомом читателям «Дневнике» набор заголовков в заметках был не слишком-то разнообразный — «Труп утонувший», «Скоропостижно умершие», «Подкинутые младенцы», «Поджог». И тексты довольно лаконичные, будничные: «20 октября в доме Соколовых по Сорокоумовскому переулку в запертом чулане при квартире крестьянина Петра Суханова произошёл пожар. Обгорел пол, обшивка двери и внутренняя стена. Причину пожара относят к поджогу».

Совсем иной почерк — в обновлённой рубрике «Телеграммы «Ведомостей московской городской полиции». Теперь присутствуют оперативные сообщения из Российской империи: «Тифлис. Между станциями Гомборы и Уджарма ограблена почта, шедшая в Тифлис. Убит стражник, ранен почтальон. Похищено 8000 рублей». Признаться, очень похоже на «эксы» с участием Камо — налёты боевиков-революционеров, добывающих подобными грабежами деньги для партии. Или более мирные телеграфные сводки: «Рязань. Егорьевское собрание в ознаменование 40-летия освобождения крестьян постановило выстроить школу и во всех школах поставить портреты императора Александра II».

И совсем другой, уже планетарный, масштаб у международных телеграфных сообщений. Читателям газеты московской полиции знакомиться с зарубежной информацией наверняка было и приятно, и престижно, это поднимало самооценку, расширяло кругозор, к тому же делало их причастными к важнейшим мировым событиям и происшествиям. «Вена. Греческий король выехал сегодня вечером обратно в Афины через Триест». Или: «Белград. В газете «Stampa» напечатано неподтверждённое известие об обнаружении в циротском окружном казначействе растраты в 150000 франков, в которой подозреваются казначей и контролёр». (Оказывается, и в Италии были казнокрады — Прим. авт.). Или такое сообщение: «Варшава. Прибыли представители львовской торговой палаты для оживления торговых сношений между Россией и Австрией и в особенности между здешним краем и Галицией».

Нельзя не заметить в газете ещё одну обновлённую информационную рубрику — «Театры и зрелища». Редакция теперь не жалеет места для сообщений о том, где, в каком театре и когда читатели смогут насладиться театральным искусством. И был, кстати, неплохой выбор. Например, в один и тот же день в Большом театре шла опера «Евгений Онегин», в Малом — спектакль по пьесе Островского «Лес», в Новом театре — «Виндзорские проказницы» Шекспира, а в театре Корша на Петровке — «Гроза» Островского. Словом, журналисты «Ведомостей московской городской полиции» серьёзно заботились о повышении и культурного уровня своих читателей. И правильно, нужно разнообразие. Не вечно же увлекаться одними только сообщениями про пьяных извозчиков, коварных террористов да задержанных на Хитровке карманников.

Александр ДАНИЛКИН, фото автора и из открытых источников