Начальником МУРа Анатолий Николаевич Егоров стал в 1989 году.

На гражданку ушёл, вернее его «ушли» в 1993-м. Но уходил он уже с должности первого заместителя начальника ГУВД Москвы. К этому времени народный депутат России генерал-майор милиции Егоров перенёс свой первый инфаркт.

С тех пор прошло пять лет. Изменилась страна, её столица, а также люди, которые когда-то были стражами порядка. Многие из них, ставшие пенсионерами в 40 с небольшим лет, из страстных борцов с преступностью превратились в не менее страстных борцов за собственное благополучие и за безопасность олигархов, которых они же всего несколько лет назад изобличали в различных, мягко говоря, прегрешениях. Они считают себя успешными и даже счастливыми, цитируют шутки новых хозяев с тем же почтительным уважением, с каким раньше цитировали афоризмы своих наставников и милицейских начальников.

Супруги Наталья Сидорова и Георгий Холостяков

Генерал Егоров — один из немногих, кто по-настоящему не нашёл себя в новых условиях и кто вспоминает беспокойное время службы, как самый счастливый период своей жизни. Эта мысль витала в воздухе, но никогда не звучала вслух.

Так ли это? На правах давней знакомой (а знакомы мы почти 12 лет) я спросила его напрямик. Мы встретились в госпитале ГУВД, в палате, которая за минувшие годы стала для него почти родной (сердце, надорванное работой, на которой он действительно был счастлив, опять дало о себе знать). Надо заметить, что Анатолий Николаевич, никогда не любивший давать интервью и оттягивающий эту беседу более полугода, по знакомым мне шуткам и некоторому кокетству, даже согласившись на встречу, явно собирался отделаться общими фразами типа: ты и сама всё знаешь, рассказывать нечего.

— Послушайте, генерал, это нужно не мне (я и так действительно всё знаю), это нужно тем людям, дети которых уже выросли, имея твёрдое убеждение: сейчас в милицию идут не за романтикой, а для решения собственных проблем; это нужно тем, кто до сих пор служит честно и бескорыстно, так же, как и вы, ночуя на работе, не видя неделями семью, кто не может остановиться, пока за день не выкурит пачки сигарет, и кто снимает нечеловеческий стресс чисто по-русски — стаканом водки; это нужно ради памяти тех, кто погиб на боевом посту не только от бандитской пули, но и чьё сердце просто не выдержало этого безумного ритма, этой вечной погони, охотничьего азарта, опьянения нечастыми успехами, горечи поражений, то есть всего того, что и делает профессионала по-настоящему счастливым.

Странно, но после всего этого генерал не выкинул меня в окно, а согласился, что я права, и честно признался: уголовный розыск для него с самого начала и до конца был и остаётся настоящей мужской работой — и для ума, и для души, и для тела. «Очень мужская работа», — сказал Егоров.

Его бывшие коллеги и подчинённые с редким единодушием характеризуют его, как профессионала высочайшего класса, «сыщика от бога», честнейшего и порядочного человека, говорят: свои награды он получил по заслугам, и они даны не за то (как это нередко бывает), что ты начальник и выезжаешь на место совершения преступления, а за то, что раскрывал лично самые нашумевшие преступления того времени. При всём своём сложном и независимом характере, чуждом чинопочитанию, Егоров свято относится к тем, кто сделал его настоящим сыщиком.

В детстве, по самокритичному замечанию генерала, он был «не подарок». Жил нормальной жизнью перовской шпаны: и драться стенка на стенку приходилось, и нож-выкидушку с собой носить, и кастет — забавы того времени. Но при этом учился он хорошо, занимался лёгкой атлетикой и различными силовыми видами спорта не столько для спортивных разрядов, сколько для себя, для поддержания хорошей формы молодого жителя Перова. Никаких особых идей, кем станет в будущем, не было. Тем не менее пошёл в электромеханический техникум. Потом — армия. Служил в Заполярье, был активным комсомольцем. Когда демобилизовался и вставал в райкоме комсомола на учёт, поступило предложение поработать в оперотряде. Работа увлекла, Егоров стал внештатным сотрудником милиции. Тогда-то он понял — эта профессия для него. Так молодой человек оказался в 102-м отделении милиции родного Перова сначала в качестве стажёра.

В те времена служили и по 30, и по 40 лет. Самый молодой опер в отделении прослужил 15 (в наше время такой человек уже собирается на пенсию), поэтому стажёр некоторое время был самым молодым и самым опекаемым. Новичок пришёлся ко двору, и когда его аттестовали, то он сразу почувствовал, с каким уважением к нему относятся те же участковые, один из которых, капитан Давыдов, прослужил в милиции 30 лет. Именно он научил Егорова работе с населением, столь необходимой при раскрытии убийств, и неоднократно повторял, что местные жители должны знать в лицо не только участковых, но и сыскарей. Позже пришло молодое поколение, которое, начитавшись детективов, считало, что, наоборот, опера должны быть засекречены. Егорова же знали в лицо, и он спокойно мог в глухом лесопарке подойти к группе картёжников и спокойно сказать: «Ты, ты и ты — пойдём в отделение, надо поговорить». И они спокойно шли следом...

Сразу же пришлось столкнуться с несколькими убийствами. Возможно, первые успехи в раскрытии этих преступлений и определили его дальнейшую специализацию: асом Егоров стал именно в «убойном» отделе МУРа.

Конечно, то, с чем пришлось столкнуться в Перовском районе, не стало «классикой» в жизни Москвы криминальной, но работали сыщики всегда с энтузиазмом, будь то труп неопознанного мужчины в лесопарке или «расчленёнка» на помойке.

С «неопознанным» по-своему повезло — он был неоднократно судим, поэтому его «пальцы» засветились по картотеке ЗИЦ. Ну а затем сработал один из основных законов сыска — всегда ищи последний контакт. Последним, вернее, последней была девушка, с которой мужчина гулял в тот вечер. Она и помогла выйти на след подростков, убивших её спутника просто так, из-за того, что не дал закурить.

В 1973 году молодой оперативник Егоров, студент-заочник Высшей школы милиции, оказался на Петровке, 38, в отделении по борьбе с особо тяжкими преступлениями под началом Алексея Сильвестровича Фролова. Отделение входило в состав отдела по борьбе с преступлениями против личности. В этом «убойном» отделе Егоров прошёл путь от опера до начальника.

В июле 1983 года А.И. Егоров стал заместителем начальника МУРа, предстояла проверка в новой должности. А тут, как по заказу, громкое убийство Героя Советского Союза вице-адмирала Георгия Холостякова и его супруги. Впервые пришлось столкнуться с тем, что предметом преступного посягательства стали ордена и медали. Егоров предложил отталкиваться именно от этого.

Награды и люди, занятые их скупкой, помогли выйти на след преступников. Выявили тогда более 100 эпизодов краж госнаград, вышли на рынок сбыта. Круг замкнулся на городе Иваново. Потом вышли на супругов Калининых, которые и совершили это злодейство.

После «дела Холостякова» в УК РСФСР появилась новая статья — об уголовной ответственности за скупку госнаград (сейчас её отменили). Подполковник Егоров получил свой первый орден — орден Красной Звезды.

В середине 80-х годов наметилась пренеприятная тенденция развала правоохранительной системы, принцип неотвратимости ответственности начал давать сбои. Особенно ярко это проявилось в деле по убийству семьи Троицких. Учитывая специфику совершённого преступления, о нём мало говорили и много работали. Особая жестокость, с одной стороны, и ценность похищенного — с другой, потребовали привлечения больших сил и средств. Особая деликатность требовалась при проверке потенциальных заказчиков или скупщиков, ведь похищены были уникальные ювелирные украшения XVIII века, в том числе перстень с изображением Вольтера и камея Екатерины II. Кропотливая работа завершилась успехом — «авторов» совершённого преступления нашли, а похищенное изъяли.

И вот решением Крымского областного суда (основные фигуранты этого уголовного дела жили на Украине) два матёрых бандита были приговорены к высшей мере наказания. А летом 1987 года Верховный суд Украины возвращает дело на доследование. Мотивировка — тот, кого приговорили к расстрелу, заявил: помимо холодного оружия, которым трём женщинам нанесли многочисленные колото-резаные раны (оно было обнаружено), якобы использовались ещё и нунчаки, которые убийцы выбросили в... Чёрное море. Оказалось также, что совершенно необходим и ключ от квартиры Троицких. А его обвиняемые как бы выбросили из окна поезда, следовавшего из Москвы на юг.

Потом преступники ещё раз меняли показания, вероятно, заподозрив, что Чёрное море в поисках их нунчаков будет осушено, вспомнили, что зарыли их в лесопарке Алупки. Где именно, не помнят... Шло время, блекли доказательства, в силу различных обстоятельств меняли показания люди. Наше правосудие уже тогда было гуманным не к жертвам, а, мягко говоря, к правонарушителям.

А тут ещё началась кампания огульного охаивания прессой правоохранительных органов, и суды наши нашли прекрасный выход из положения — чтобы не отвечать за обвинительный или оправдательный приговор, они просто начали возвращать большинство уголовных дел на доследование.

Что может быть хуже ощущения собственного бессилия, безнадёжности. Ночами работали, под пули подставлялись, и вот те, кого с большим трудом поймали, разгуливают на свободе...

Эти чувства Анатолий Николаевич испытывал все последние годы службы в милиции.

В 1989 году его назначили начальником МУРа. «Знаешь, куда и кто после этого меня первым пригласил?» — спросил он. Оказалось, что это я пригласила его выступить в ТАСС. Ко мне на работу Егоров приехал после выезда на место происшествия — в Куйбышевском районе на чердаке была найдена убитая девочка 9 лет со следами изнасилования.

Народу в актовом зале ТАСС собралось много: всем хотелось увидеть живого начальника легендарного МУРа. Сразу же спросили, как полковник относится к отмене смертной казни. Вместо ответа Егоров рассказал о том, что видел полчаса назад. В зале закричали: да таких не расстреливать, а четвертовать надо!

В 1990 году Егоров был избран народным депутатом России, а в 1991 году Анатолий Николаевич стал первым заместителем начальника ГУВД Москвы. Возглавил службу криминальной милиции. Однако в начале 1993 года произошёл конфликт, из-за которого он ушёл из ГУВД в Верховный Совет России.

А началось всё с кадровых перемен. Этому предшествовали разговоры об укреплении руководства московской милиции, что всегда в переводе с милицейского на русский означает замену. Тем не менее полной неожиданностью для Егорова стала замена непосредственно подчинённого ему начальника Управления по экономическим преступлениям Михаила Шестопалова и упорные слухи о предстоящем освобождении преемника Анатолия Николаевича на посту начальника МУРа Ю. Федосеева. Это подвигло генерала и народного депутата написать свой первый депутатский запрос на имя министра внутренних дел.

Ответ был настолько беспардонным, что у Егорова оставалось только одно средство: открытое письмо министру через «Советскую Россию» и демонстративный уход на работу в Верховный Совет. Он понял, что у него отнимают его любимое дело и что вся эта комбинация прорабатывалась под него. Пришли новые времена, новые хозяева, которые хотели бы видеть во главе криминальной милиции новых (если не своих) людей. В итоге Шестопалов вышел на пенсию, а в начале 1994 года «ушли» и Федосеева.

Егоров же оставался в действующем резерве милиции, но на службу уже ездил в Белый дом. В начале обстрела здания парламента в октябре 1993 года Анатолий Николаевич находился в самом пекле. Но потом стало плохо с сердцем, и его увезла «скорая». А после роспуска Верховного Совета в МВД пришли к выводу, что такие люди в действующем резерве не нужны. Так ещё один настоящий профессионал, боевой генерал, стал пенсионером в 47 лет.

* * *

Анатолий Николаевич — человек суровый и жёсткий. Всегда был за жёсткие меры по борьбе с преступностью. Уверен: «Вор должен сидеть в тюрьме». Всегда говорил, что организованную преступность подняли на щит журналисты, к тому же сделали из бандитов героев.

Тем не менее, как и любой сыщик, вспоминая своих неординарных «героев», говорит об их криминальных талантах почти с симпатией.

Случай первый, рассказанный Егоровым, свидетельствует, как меняются времена и нравы во всех слоях общества.

Настоящий профессионал своего дела вор-домушник Венгровер (эту фамилию читатели наверняка встречали в книгах, посвящённых истории Московского уголовного розыска) попадает в бедную квартиру. Роясь в шкафу, он обнаруживает милицейское обмундирование и понимает, кто хозяин этой неказистой обстановки. Тогда вор оставляет на столе пачку денег и записку: «Наши милиционеры должны жить хорошо». Хозяин квартиры, обнаруживший дома сюрприз, решил, что это шутка друзей. Деньги, естественно, не тратил, ждал, когда «юморист» сознается.

Правда же выяснилась несколько лет спустя, когда Венгровер попался с поличным при очередной краже. «Ваша взяла», — сказал он и среди прочих эпизодов своей воровской деятельности поведал сыщикам и этот курьёзный факт.

— Да... Раньше профессиональные преступники жили по законам своей чести, дорожили воровской квалификацией и к милиционерам относились с пониманием — на то и щука в реке, чтобы карась не дремал, — с грустью констатировал генерал. — А сейчас настало время беспредельщиков.

Другими стали и воры в законе — элита преступного мира. Воры, одна из главных заповедей которых «устойчивый принципиальный паразитизм», вдруг ринулись в коммерческую деятельность, стали негласно возглавлять различные СП, банки, целые отрасли.

Что больше всего запомнилось сыщику со стажем? Были, конечно, громкие убийства, например, советника посольства одной из латиноамериканских стран. Имитировали убийство с целью ограбления. А на самом деле убрали его собственные дети совсем по другой причине. Отец — пылкий южанин, слыл большим любителем женщин и свою русскую жену, чтобы не мешала, отправил в психушку. Сыновья отомстили за мать.

Но Егоров вспомнил не об этом почти классическом случае, а о том, как нашли убийцу изнасилованной 12-летней девочки из Фрязина. Девочка шла с катка, когда преступник её заманил к себе домой и двое суток истязал. На допросе мужчина, фамилия его Рыжов, в лицах передал их разговор и, имитируя детский голос, сказал: «Дяденька, делайте что хотите, но умоляю, не убивайте».

— Я плохо помню, что было потом со мной, — говорит Егоров. — В состоянии аффекта выхватил пистолет и уже был готов выстрелить, но меня оттащили. А вообще, когда убивают детей, да ещё если их до этого насилуют, сыщики работают сутками, понимая, что эту сволочь надо найти немедленно.

Медсестра, периодически наведывавшаяся в палату, уже начинает демонстрировать нетерпение. Я понимаю, что пора и честь знать, ведь как-никак, а это больница, но уж больно хороший разговор пошёл, как будто открылся какой-то шлюз и поток воспоминаний захлестнул моего собеседника.

«А ведь он ещё живет той сыскарской жизнью, не смирился со своим отлучением от мужской работы и, может быть, надеется вернуться», — подумала я. И спросила:

— Анатолий Николаевич, а если новый министр попросит вас вернуться на Петровку, вы бы согласились?

Он не заставил себя ждать с ответом:

— Я бы вернулся. Но работать не дадут. Создадут такие условия, что или сам сбежишь, или в «ящик сыграешь», а если выживешь, то сделают «козлом отпущения», и потом уже всю оставшуюся жизнь не отмоешься. Нет, правильно кто-то сказал: «Не пришло ещё время честно служить Отечеству».

Лариса КИСЛИНСКАЯ, 1998 год.

Коллаж Николая РАЧКОВА