Журналиста и писателя Эрика КОТЛЯРА по праву называют самым известным летописцем МУРа. В стенах Петровки, 38 он впервые появился в 1989 году, и с тех пор его книги и статьи о борьбе сотрудников Московского уголовного розыска с преступностью пользуются огромной популярностью у читателей.

Автор давно завоевал почёт и уважение у самих муровцев, по достоинству оценивших его профессионализм и компетентность. Эрик Котляр — заслуженный работник культуры Российской Федерации, кандидат педагогических наук, лауреат премии МВД России, награждён министром внутренних дел офицерским кортиком.

— Эрик Соломонович, кем мечтал стать московский мальчишка Эрик Котляр?

— Я даже не успел об этом помечтать, потому что детство кончилось, когда мне исполнилось 12 лет, — началась Великая Отечественная война. А до того времени моя жизнь была насыщена чтением книг, интересными встречами. В это время я тесно общался с семьёй Анастаса Ивановича Микояна — у него было пятеро детей, наши семьи дружили. В школе я сидел за одной партой с дочкой Хрущёва Радой.
С началом войны наша жизнь круто изменилась, стала тревожной. Бомбёжки, эвакуация — нужно было выживать, а не мечтать. При этом как раз в то время у меня состоялась проба пера — я написал первые стихи, большей частью посвящённые ушедшему на фронт старшему брату. Со стихами связан ещё один примечательный довоенный эпизод. Случилось это, когда я был в гостях у семейства Микояна. На соседнюю дачу приехал Сталин. Он-то и пригласил к себе в полдень детей Микояна, в компании оказался и я. Когда мы вошли на террасу, где сидел Сталин, он спросил меня: «А ты кто такой? Кто твой отец?» Я назвал имя отца, Сталин сказал: «Да, знаю такого. А что ты умеешь делать?» — «Я умею читать стихи». — «Ну, тогда прочти что-нибудь». Тогда я забрался на соломенное кресло и прочитал ему стихи про Клима Ворошилова. Сталин улыбнулся, подошёл к буфету, достал оттуда огромное румяное яблоко и торжественно мне вручил. Это был мой первый в жизни творческий гонорар.

Если вернуться к войне, то в те времена все мечтали только о победе. А после войны у меня возникла мечта стать актёром. К слову, Парад Победы 1945 года я встречал на балконе Кремлёвской больницы, рядом стоял наш знаменитый маршал Рыбалко — он тоже находился на излечении.
В послевоенные годы я даже начал сниматься в массовых сценах и в эпизодах целого ряда известных кинофильмов. Какое-то время мне даже довелось поучиться в студии Московского художественного театра у знаменитого Виктора Станицына. Затем я был вольнослушателем искусствоведческого отделения МГУ. В то самое время я почувствовал особую привязанность к литературе, много читал, у нас в семье была отличная библиотека. В моей биографии есть и период, когда я работал импресарио у знаменитых артистов — У Мартинсона и Алейникова; кроме них, познакомился с известным конферансье Борисом Бруновым. Кончилось всё тем, что в 1958 году я стал редактором издательства, в котором проработал много лет. Моя литературная карьера была довольно разнообразна. Сначала я занимался фантастикой, публиковался в журнале «Знание — сила». Потом писал о чекистах. В 1989 году Москву захлестнула волна криминала. Тогда же и завязались мои контакты с МУРом и с его руководителями. Сначала с Анатолием Николаевичем Егоровым, потом и с Юрием Григорьевичем Федосеевым. В «Московской правде» стали публиковаться интересные материалы на эту тему.
Кстати, в той же газете я предложил рубрику «Вся президентская рать», где должны выступать известные политики того времени. Под этой рубрикой публиковались интервью со знаменитостями, в том числе с Евгением Примаковым. А самое примечательное моё интервью тех лет — интервью в последний день президентства Горбачёва, я записывал в его кремлёвском кабинете, но все его ответы были ни о чём.

— Как начиналась ваша муровская эпопея?

— Довольно непросто. Чтобы расположить к себе муровцев, завоевать их доверие, нужно было встать на их сторону, «влезть в их шкуру», понять духовный настрой. Кончилось тем, что меня стали брать на отдельные реализации. Помню, когда накрыли притон «Машенька», где развлекались бандиты, мне пришлось помогать одному из оперов при задержании. Муровцы этот эпизод запомнили и рассказывали потом об этом с одобрением. Меня стали принимать на всех уровнях, во всех кабинетах встречали с улыбкой и общались с доверием.

— Какой период из жизни МУРа вы могли бы назвать особо знаковым?

— Девяностые годы. Они для борцов с преступностью были очень тяжёлыми. Я до сих пор помню ребят-оперов с синими кругами под глазами от бессонных ночей. В рваных кроссовках, в затёртых джинсах они всю ночь носились по Москве, а к утру прибегали на Петровку и приносили информацию, по которой затем совершались реализации. Заказные убийства шли чередой, телефоны дежурной части раскалялись до предела. В это нелёгкое время бандитские шайки стали превращаться в мощные, хорошо оснащённые организованные структуры. Они регулярно предлагали операм мешки денег, чтобы решать свои проблемы. Но те от таких соблазнов отказывались, смеялись в глаза бандитам и отвечали им: «Мы работаем по диагнозу». Этот период с девяностого года до начала двухтысячных был не просто переломным, а уникальным. В то время в стране менялись законы. В самом начале девяностых был отменён советский Уголовный кодекс. Но оказалось, что отменить-то его было просто, однако после этого оперативные службы полтора года работали практически нелигитимно, поскольку нового кодекса пока не было. Получилось, что оперативники в тот период работали по советским законам, которым их когда-то обучили. А когда наконец появился новый УК, стало ясно, что он не очень-то применим к тем событиям, которые происходили в стране. Дело в том, что он был построен не на санкционных нормах наказания за правонарушения, а на болезненном соблюдении прав человека. И это привело к тому, что многие действия оперов упирались в табу. В результате выходило, что законы защищают не столько жертву, сколько преступника. Но самое страшное возникло потом, когда появился новый УПК, который коснулся самого тревожного момента: он изменил сроки процессуальных действий. И вышло, что если раньше была возможность нормально расследовать резонансные преступления и даже за пределами расследования находить «корешки» и искоренять их, то по новому УПК пришлось разбивать резонансные дела на небольшие сюжетные отрезки, далеко не всегда значительные, и в конечном итоге суд давал ниже нижнего предела за опасные преступления.

Именно в это время я познакомился с талантливым опером Александром Трушкиным, который неустанно повторял: «Для меня закон остаётся законом, и если он таков, то нужно работать по этому закону». Мы сблизились, я постепенно начал входить в круг его дел. Тогда в Москве действовало большое количество различных группировок — и ореховская, и солнцевская, и бауманская, и долгопрудненская, и коптевская… Каждая имела особый почерк. Но про ореховскую тогда было ещё мало чего известно, её раскрытие началось с курганской группировки. Курганцами Трушкин стал заниматься, когда ещё был опером в ЦАО. Позже темой заинтересовались в МУРе и стали её разрабатывать. Приходилось бороться с самыми необычными группировками, например, у членов гольяновской в карманах лежали прокурорские и другие важные ксивы, имелось легально зарегистрированное оружие. А когда шла ликвидация группировки Лозовского, то сыщиков МУРа преступники встретили шквалом огня. Этот период я считаю великой полосой побед уголовного розыска в неповторимых правовых и оперативных условиях. Не хватало техники и даже оружия, а бандиты были оснащены по последнему слову. Тем не менее к середине первого десятилетия нового века преступные группировки практически исчезли. Правда, ряд их перерос в организованные преступные сообщества (ОПС). А сообщества уже приближены к мафии, они вклиниваются в общественные слои, у них мощные связи.

— В Лос-Анджелесе есть Голливудский бульвар со звёздами в честь знаменитостей. Если бы был бульвар Сыщиков в России — чьи имена нужно было бы туда вписать?

— В МУРе помнят и чтят своих коллег, погибших при исполнении служебных обязанностей. Современным сотрудникам работы хватает как по старым делам — например, до сих пор находятся в бегах 17 членов ореховской группировки, так и по новым. Совсем недавно была разгромлена Таганская группировка, за которой числятся, как полагают борцы с преступностью, убийства Деда Хасана — Усояна, Лозовского и других.

А если бы в Москве был такой же звёздный Голливудский бульвар, как в Лос-Анджелесе, то на нём можно было бы поместить одну, но крупную звезду, посвящённую сыщикам МУРа поколения девяностых — начала двухтысячных. А поскольку в России такого бульвара всё-таки нет, то вместо него существуют мои книги, они о тех, кто служил в МУРе, и о событиях тех времён.

— С кем из известных людей вам пришлось встречаться по жизни и по работе?

— Таких встреч хватало. Например, мои близкие отношения с Борисом Бруновым позволили мне в начале девяностых организовать и провести уникальный концерт в Театре эстрады с участием сидельцев Бутырки. Это был настоящий фурор.

А со знаменитой певицей Лидией Руслановой мы были соседями, я с нею дружил, она познакомила меня с Марком Бернесом, потом мы с ним начали писать книгу, но закончить её не удалось, потому что артист умер. К слову, он мне рассказывал интересный эпизод. Однажды к нему на одном из концертов ко Дню милиции подошли оперативники и сказали: «Марк Наумович, вы знаете, что были на волосок от смерти?» Он сильно удивился. А оперативники ему напомнили роль бандита Огонька в фильме «Ночной патруль». После чего бандиты проиграли Бернеса в карты. Но московские сыщики смогли предотвратить это убийство.

— Уникальный случай: Эрик Котляр написал предисловие к книге знаменитого киллера Шерстобитова, а к книгам Котляра написал предисловие министр внутренних дел. Как это сложилось?

— В моей книге «Орехово-Борисово — племя отморозков» про ореховских были опубликованы оперативные действия по «орехам». Там был материал под названием «Крот», где фигурировал Шерстобитов, но без фамилии, а под буквой «Ш». Я участвовал в телепередаче, где рассказал, как ломались судьбы военных специалистов в девяностых, в том числе Шерстобитова. Кстати, у него есть орден Мужества за давнее задержание преступника. Когда в одном издательстве выходила книга самого Шерстобитова, директор издательства попросил меня написать предисловие от имени автора — сам Шерстобитов просил об этом. Я написал не предисловие, а материал под названием «Шаг в пропасть». Когда книга вышла, мне передали экземпляр от автора, где Шерстобитов благодарил меня за понимание.

Ко всем написанным мной книгам, посвящённым разным периодам МУРа, были предисловия начальников МУРа того времени. Министром были написаны предисловия к двум моим книгам — к более ранней под названием «МУР всегда МУР», затем к книге «Звёзды МУРа». В обоих предисловиях он говорит обо мне как об историке МУРа.

— Над чем сейчас работаете?

— Пандемия серьёзно помешала моим планам. В издательстве застряла моя книга под названием «Их призвание — разгром банд!» Эта книга содержит интересные, малоизвестные факты. Есть, например, страницы об убийствах советских учёных по заданию американской разведки. Многие серьёзные деятели науки погибли от рук уголовников — за такие убийства им просто платили. Есть ещё много других любопытных подробностей. Очень хотелось бы, чтобы к очередной годовщине МУРа эта книга увидела свет. В издательстве говорят, что с благодарностью примут любую помощь.

Александр ДАНИЛКИН, фото автора