Ровно через шесть лет после убийства Александра II стараниями боевой группы последователей народовольцев «Террористическая фракция» 1 марта 1887 года предполагалось убить императора-миротворца Александра III. Так было задумано боевиками. Покушение сорвалось, а фигуранты дела теперь известны едва ли не каждому из нас. Словом, 1887 год для России выдался «с изюминкой».

«МЫ ПОЙДЁМ ДРУГИМ ПУТЁМ»

«Ведомости московской городской полиции» о том покушении писали довольно скупо из-за нежелания волновать лишний раз народ. Между тем речь идёт о событии незаурядном — исторические нити этой драмы протянулись до наших дней. Судите сами. Вот имена действующих лиц, причастных к той исторической драме: брат и сестра Владимира Ульянова (Ленина) — Александр и Анна Ульяновы, а также Александр III, отец последнего российского самодержца Николая II. Согласитесь, компания более чем солидная, всех помним, всех знаем.

По задумке террористов, убийство Александра III должно было изменить Россию. 21-летний Александр Ульянов был студентом Санкт-Петербургского университета и одной из центральной фигур организации «Террористическая фракция», в программе которой значилось убийство царя. Теракт планировалось совершить на Невском проспекте. Для того чтобы купить компоненты для изготовления бомб, Александр Ульянов продал свою золотую медаль за успехи в учёбе в гимназии и приобрёл необходимые вещества. Вместе с товарищем они изготовили три взрывных устройства.

Члены «Террористической фракции» наметили покушение на 1 марта (по старому стилю). Однако накануне в полицию попало письмо одного из тех революционеров-народовольцев, и вскоре были задержаны 25 человек. Впоследствии 15 из них оказались на скамье подсудимых, суд приговорил их к смертной казни. Александр III помиловал 10 человек, назначив им более мягкие наказания. А Александр Ульянов, несмотря на своё обращение о помиловании, вместе с четырьмя товарищами 8 мая 1887 года был казнён в Шлиссельбургской крепости. Анна Ульянова отправилась в ссылку в деревенскую глушь на 5 лет. Именно после казни Александра Ульянова его младший брат и будущий вождь пролетариата Владимир Ульянов произнёс свою знаменитую историческую фразу: «Мы пойдём другим путём».

ОКАЗАЛИ НЕОСЛУШАНИЕ

В таком историческом контексте жила Москва в 1887 году. Выходит, не зря по требованию московских обер-полицмейстеров газета «Ведомости московской городской полиции» далеко уже не первый год чуть ли не ежедневно публиковала списки утраченных или просроченных видов на жительство — паспортов, опасаясь того, что чужими документами могут воспользоваться террористы и прочие преступники. Таково стандартное упоминание в газете об утраченном паспорте: «Антонова Фёдора, крестьянина Калязинского уезда Семендяевской волости, деревни Пашиной, выдан волостным правлением». В приказах обер-полицмейстера обозначалось требование на случай, если кто-то из граждан воспользовался чужими документами в неблаговидных целях: «В случае обнаружения таковых немедленно доносить о том мне, привлекая виновных к законной ответственности». В связи с ужесточением паспортного режима и усилением бдительности полиции такое явление, как нелегальное проживание, давно уже было в ходу.

Предотвращение покушения на Александра III подтвердило целесообразность тесного сотрудничества московских дворников с полицией и, конечно же, необходимость привлечения дворников к регулярным уличным дежурствам. Был небольшой период, когда в «Ведомостях московской городской полиции» перестали появляться приказы обер-полицмейстера со списками дворников-разгильдяев, проигнорировавших своё уличное дежурство. А вслед за последней попыткой покушения на императора глава московской полиции вновь взялся за дворников, укрепляя их производственную дисциплину чувствительными штрафами. И вновь читатели газеты знакомились с развёрнутыми списками дворников и ночных сторожей, которые «не выполнили постановлений об обязательном дежурстве»: «Дворник дома Пирожкова крестьянин Егор Затевахин, 2 участка Мещанской части — находился в пьяном состоянии во время уличного дежурства — денежному штрафу в размере 3 р. 25 к. и при несостоятельности аресту на 3 дня; ночной сторож по Сивцеву-Вражку отставной рядовой Филипп Васильев 2 участка Пречистенской части — спал во время уличного дежурства — штрафу в размере 1 р. 75 к. или аресту на 1 сутки».

В Москве в тот год вновь взялись не только за сторожей да дворников — под раздачу попали также извозчики. Они в городе на виду, любая их дурость или самоуправство всегда вызывает резонанс. Не зря была дана команда полицейским: нарушителей уличного движения ловить и наказывать по всей строгости, чтобы горожане от их лихачества не страдали. И речь не об отдельных рейдах — распоряжение было следующее: за извозчиками постоянно нужен глаз да глаз, тем более что они нередко ездят под хмельком, особенно зимой «для сугреву». Самим извозчикам, ясное дело, подобный надзор не нравился. И весь 1887 год «Ведомости московской городской полиции» пестрели списками наказанных за дело извозчиков. Так, в номере от 18 ноября читаем: «Легковой извозчик крестьянин Михайловского уезда деревни Печеринских Выселок Степан Кажурин, живущий в работниках у лавочника Мещерина 2 участка Серпуховской части — при проезде Новоспасским мостом 3 участка Рогожской части чрезмерно шибко гнал лошадь, быв в нетрезвом состоянии и, невзирая на неоднократный оклик городового «тише», не остановился — мера взыскания — арест при полиции на 5 дней». Главными нарушениями дорожного движения у извозчиков обычно было: «шибко гнал», «в нетрезвом виде», «оказал неослушание полиции». Любопытно, что если сторожей и дворников приговаривали к штрафам до 5 рублей, то с извозчиками полицейские не церемонились: лихачи, как правило, получали 5 суток ареста.

ОТРАВИЛИСЬ БЕЛУГОЙ

Александр Ульянов

Так уж повелось: открывали «Дневник происшествий» в газете «Ведомости московской городской полиции» заметки о московских пожарах. Ничего удивительного: любой пожар в городе обсуждает вся округа, тема животрепещущая, волнующая всех.

Но есть одна общая странность, которую наверняка заметили читатели. Вот типичная информация, опубликованная в номере от 18 ноября: «Во 2 часу ночи на 16 ноября на Бутырках, 3 участка Сущёвской части, в доме домашнего учителя Калугина произошёл пожар, который по снятии крыши и разобрания дощатых пристроек, прекращён действиями пожарной команды. Дознанием выяснилось, что загорелось одновременно в двух флигелях упомянутого дома, по осмотру которых балки на чердаке оказались облитыми керосином и обложенными берестой и найдены разбросанными в разных местах тряпки, рогожа и разная рухлядь, пропитанная также керосином, почему причину пожара относят к поджогу. Дом застрахован. Убытка показано на 1000 рублей. Сообщено судебному следователю». Или другая заметка в номере от 23 ноября, где рассказывается, что 21 ноября в четвёртом часу дня в деревянном двухэтажном доме купчихи Каревой во 2-м Монетном переулке произошёл пожар. Возгорание «по снятии крыши и разобрании стропил и потолка прекращено действиями пожарных команд при участии пожарной трубы фабриканта Матвеева. Дом застрахован. Убытка показано на 17500 рублей. Протокол передан мировому судье». Аналогичного содержания и другие заметки про пожары. А в чём же тех пожаров странность? Удивляет совпадение: едва ли не большинство из полыхавших тогда московских домов, сообщения о которых попали в газету, как правило, были застрахованы, и владельцы сгоревших зданий затем выкатывали страховщикам кругленькие суммы на получение выплат. А наличие на чердаках пропитанных керосином тряпок и бересты тоже наводит на разные мысли: неужели среди застрахованных москвичей того времени были мошенники? Похоже, что всё-таки были… Недаром же тотчас после тушения пожара погорельцы должны были отправиться либо к мировому судье, либо к судебному следователю.

Заметное место в «Дневнике происшествий» в том году уделено сообщениям о грабежах. Несмотря на все усилия полиции, грабители не дремали. При этом чаще всего жертвой ограбления становился беспечный люд. Характерен случай, о котором читатели узнали из газеты от 30 декабря: «26 декабря в 11 часов ночи варшавский уроженец Карл Карпинский, проживающий в доме Костанжогло городского участка, заявил в управление 1 участка Серпуховской части, что в 6 часу вечера он приехал на Шаболовку в трактир Власова, где встретился с неизвестным молодым человеком, с которым и отправился на Камер-Коллежский вал, на дачу Мельникова, но дорогой от опьянения потерял сознание, когда же очнулся, то увидел себя лежащим в овраге, близ Татарского кладбища, в районе стана Московского уезда, без верхнего платья и шапки, а извозчика, с которым он ехал, не оказалось, а равно не оказалось бывших при нём денег 63 руб.». Далее репортёр сообщает, что Карпинскому очень повезло: на другой день неизвестный гражданин (который впоследствии признается, что он крестьянин Никанор Егоров) принёс в кассу для залога пальто, которое сняли с Карпинского. Задержанного крестьянина привели в полицию, где он во всём признался: «Извозчик, сняв с них пальто, столкнул Карпинского с саней». Затем крестьянин поехал закладывать чужое пальто, а действовавший с ним извозчик уехал и стал ждать, когда получит выручку от залога. Полиция допросила Никанора Егорова и объявила в розыск сбежавшего извозчика.

Следующей темой, зачастую обозначавшейся в заметках о происшествиях, были различные бытовые отравления. Внимание газеты к данной теме вполне объяснимо: полицию обязывали следить за санитарным порядком, а городские власти, опасаясь холеры, были теперь особо настороже. Любопытно, что именно в 1887 году бытовые отравления чаще всего были вызваны употреблением несвежей рыбы. И не просто рыбы, а — по нынешним временам — наиболее благородных сортов. Читаем в газете от 9 декабря: псаломщик одной из церквей Алексей Виноградов заявил в управление участка, что «он и его семейство, состоящее из жены, сына и тёщи, после употребления в пищу щей из лососины почувствовали признаки отравления, и у них появилась рвота. При дознании Виноградов объяснил, что упомянутая рыба была куплена в лавке крестьянина Батанова, на Садовнической улице». В другой заметке от 28 ноября сообщается, что сразу несколько рабочих почувствовали отравление, после того как поели «жареных белужьих внутренностей». В номере от 15 декабря сообщается, что «жена потомственного почётного гражданина Александра Бекер, 24 лет, после употребления в пищу сваренной солёной белуги, почувствовала признаки отравления».

Впрочем, кроме повествований о грабежах и отравлениях «Ведомости московской городской полиции» регулярно сообщали и о приятных событиях. Одно из них — открытие в Ильинском сквере Москвы памятника-часовни героям Плевны, о чём газета рассказала в подробностях. Знаменитый памятник был открыт 10 декабря и отмечен парадом частей Гренадерского корпуса.

Александр ДАНИЛКИН, фото автора и из открытых источников