Вы там, поосторожнее…

Исследование по теме: «Совершенствование деятельности аппаратов уголовного розыска в борьбе с организованными преступными группами» продвигалось медленно. К учёным в системе МВД СССР, мягко говоря, относились не очень серьёзно, а тут ещё придумали какие-то организованные преступные группы — делать им нечего. В наши дни трудно представить себе такое положение, но так было, на дворе-то стоял 1984 год.

Начальником Главного управления уголовного розыска МВД СССР (ГУУР МВД СССР) в то время назначили Шилова Ивана Фёдоровича, ранее возглавлявшего Управление внутренних дел (УВД) Приморского края.

Молва о нём ходила приличная. Вдумчивый, спокойный, знающий дело человек, у себя в Приморье не одну бандгруппу оформил на этап. Поэтому за поддержкой и помощью решил обратиться к нему, к тому же ранее я тоже работал в Центральном аппарате министерства, да и научное исследование проводили совместно с уголовным розыском.

Генералов тогда по «пустякам» не дёргали, и я немного волновался, переступая порог знакомого кабинета. Из-за стола поднялся и направился в мою сторону человек с военной выправкой — это сразу бросалось в глаза, — с красивыми чертами лица, небольшим прищуром глаз и мягкой располагающей улыбкой. Такой приём низшего по званию в министерстве не практиковался, поэтому спустя короткое время у меня появилось ощущение давнего знакомства с новым начальником нашей службы.

— Ну что, учёный, с чем пожаловал? — шутливо спросил Шилов.

Узнав, что я работал в ГУУР ещё при Игоре Ивановиче Карпеце, он заговорил со мной более серьёзно: подсказал, где искать материалы, с кем связаться, на что обратить внимание, пообещал назначить представителя от ведомства.

Разговор уже подходил к завершению, как вдруг Иван Фёдорович, спохватившись, спросил:

— А чего это вы так тему назвали — «Борьба с организованными группами»? Может, лучше — с устойчивыми, а то как-то ухо режет.

Вот тебе и раз, промелькнуло в голове. Генерал, а не знает, что в статье 39 УК РСФСР отягчающим вину обстоятельством признаётся совершение преступления в составе организованной группы. Странно!

— Так ведь в законе такой термин есть, — разъяснил я. — Мы нового ничего не сочинили.

— Да это-то мне известно, а что вы считаете организованными группами, какие признаки выделяете, помимо тех, что содержатся в старом комментарии к УК? Ведь два карманника — тоже организованная группа, или, там, три хулигана. Вы то, что имели в виду?

Пришлось сесть на своего любимого конька и подробно пояснить, какие новые обстоятельства и факторы нами были выявлены при изучении данной проблемы.

— А-а-а! Ну, тогда иное дело, а то я думал, что к ним и карманников и домушников относите. И всё же, вы там поосторожнее, одно дело в кодексе, другое в жизни...

Тогда я не обратил внимания на предупреждение, а скорее, не понял его, но много раз мне потом приходилось вспоминать слова Ивана Фёдоровича и на парткомах, и на конференциях, и у начальства разного рода, даже в инспекции по личному составу после жалобы секретаря Хабаровского края — А.К. Чёрного (1921—2002).

Впоследствии, когда я уже работал под началом Шилова, мне не раз доводилось сталкиваться с «неожиданно» возникающим у него непониманием материла. Это был ловкий, и к тому же безобидный, приём вывернуть собеседника наизнанку и убедиться в серьёзности и правильности его действий. И уж только после этого подписать задание на оперативно-розыскные мероприятия или на оперативную разработку зарвавшегося чиновника.

О шулерах — в обком КПСС

Исследование продолжалось. «Нарыли» мы к 1987 году много чего, даже термин «организованная преступность» в секретных материалах употребили. Появились различного рода приказы, указания, методические рекомендации, посвящённые этой проблеме. Однако ситуация кардинально не менялась. Нужно было масштабное региональное исследование, на что начальники управлений внутренних дел на местах никак не соглашались: дескать, «точкуйте» свои анкеты по уже прошедшим уголовным делам, за которые мы получили либо награды, либо взыскания, но показывать систему!..

Иван Фёдорович к тому времени работал начальником ГУВД Мособлисполкома, по современному — «по Московской области». Наш авторский коллектив, да и некоторые сотрудники местного уголовного розыска возлагали на него надежды. Но застать его в кабинете было невозможно. Шилов целыми днями пропадал в районах, а их было 44, знакомился с работой дежурных частей, с советами профилактики по месту жительства и на производстве, устраивал всякие вводные, проверяя милицию на оперативность, изучал агентурные материалы и т.д. Лишь только досконально проанализировав оперативную обстановку, он провёл свою первую коллегию, где удивил исконных аборигенов областной милиции теми просчётами, о которых они и не догадывались по причине застойного времени.

А в Подмосковье тогда сложилась очень серьёзная оперативная обстановка. К обычной преступности добавились невиданные доселе неформальные группировки молодёжи отрицательной направленности, или, как бы сказали сегодня, — экстремисткой. Было их шесть разновидностей, но особой организованностью и жестокостью отличались так называемые любера. Они искренне считали, что город Люберцы — это столица государства! Так и писали в своих листовках, призывая любить его и оберегать от всякой, по их понятию, нечисти.

Нечистью же они считали представителей других группировок, которых определяли по длине волос. А поскольку длинные волосы носили тогда многие, то били любера без разбора всех подряд. Сравнить их можно нынче разве что с фанатами или скинхедами. Их вояжи большими толпами в столицу реальную заканчивались массовыми побоищами. Проявились тогда и фашисты. Эта группировка наполовину состояла из представителей так называемой золотой молодёжи, а наполовину из пациентов психоневрологических диспансеров. Проблема их нейтрализации стояла на контроле в ЦК КПСС.

Давала знать о себе поднимающая голову организованная преступность – хотя как криминальное явление непризнанное. На тот период особой опасностью отличались балашихинские братки, почти все из спортсменов, и крупная шулерская организация из кавказцев, обосновавшаяся в г. Орехове-Зуеве. Сводки МВД каждодневно извещали об их подвигах.

Иван Фёдорович даёт указание начальнику 9-го отдела УУР ГУВД Володе Топыричеву изучить досконально эти бригады и разработать план по  нейтрализации преступников. Он понимал, что ловить их в поездах дальнего следования (они обслуживали 70 процентов подвижного пассажирского состава) дело долгое и не перспективное. «Глушить» требовалось на месте. Но такая акция с арестом более чем сотни человек могла вызвать там – на верху – непонимание. Во-первых, обязательно скажут грозно – как это вы допустили(!), а во-вторых, пропитанные идеей интернационализма, цековцы могут расценить эту акцию как узурпацию представителей наших братских народов на Кавказе. Так было уже не раз, особенно по грузинским лидерам уголовной среды, вхожим в местные партийные органы.

По представленным материалам (наш авторский коллектив тоже внёс свою лепту) Иван Фёдорович подготовил доклад и пошёл с ним в обком партии, где и убедил всех в необходимости срочных оперативных мер.

Вскоре мошенническая, и не только, группировка перестала существовать, после чего Иван Фёдорович дал нам полную свободу для исследования, правда, в группу для контроля назначил вдумчивого, грамотного офицера, ранее упоминавшегося начальника 9-го отдела Топыричева, который уже давно с нами работал по данной теме. Затем состоялась по нашим совместным материалам коллегия МВД СССР, на которой выступал опять же Шилов. Решением этой коллегии стало создание в системе МВД СССР 6-го Управления по борьбе с организованной преступностью. Правда, ещё раньше такое подразделение было образовано на базе 9-го отдела УУР в ГУВД Московской области. Так что благодаря Ивану Фёдоровичу, не имевшему, к счастью, учёной степени, оказалась реализована идея создания специальных подразделений.

«Шилов, шила в мешке не утаишь»

В 1989 году неожиданно для себя я стал начальником маленького, состоящего из 52 сотрудников, 6-го Управления по борьбе с организованной преступностью. К этому подразделению в МВД никто серьёзно не относился: дескать, ублажили общественное мнение, создали подразделение, чего ж ещё, пусть копаются. Но не все видели в этом блаж.

В.П. Трушин, которого я вспоминаю с большим уважением, никак не мог взять в толк (он нас курировал), как это меня с должности начальника отдела назначили на генеральскую должность, и старался выяснить мои отношения с министром внутренних дел В.В. Бакатиным. Иван Фёдорович, будучи первым замминистра, выяснять ничего не стал и, встретив меня, улыбнувшись, сказал:

— Ну, учёный, теперь будем не изучать, а пахать. Тебе предоставляется отличная возможность доказать свою теорию на практике. Ты, вот что, посмотри вначале, чем управление занимается. Я хоть туда и не лезу, но мне кажется, что они подменяют второй отдел МУРа – раскрывают имущественные преступления, как бы ни начали карманников ловить.

В служебной деятельности Шилов не культивировал любимчиков. Как-то раз начальник 1-го отдела Аркадий Кузнецов по своей инициативе пошёл просить Ивана Фёдоровича, чтобы меня наградили орденом. Дело в том, что шесть сотрудников 6-го Управления, по моему ходатайству, стали обладателями боевых орденов за проведённые операции по ликвидации преступных группировок. А так как я в них тоже участвовал, меня, как полагал мой подчинённый, также чем-то надо было отметить.

Шилов спокойно его выслушал и ответил:

— Он получит генерала, но пока пусть поработает, докажет нужность вверенного ему управления…

Вот это была принципиальность, а ведь мог представить к высокой награде одним росчерком пера, тем более, меня знал давно и относился ко мне по-доброму. Вот такой был заместитель министра генерал-полковник внутренней службы Шилов — ни денег (тогда за награды, как в наши дни наблюдается, мзду не взимали), ни личных взаимоотношений в служебной жизни не признавал.

Тема организации 6-го управления — отдельная тема. Поэтому расскажу лишь об эпизодах, касающихся Ивана Фёдоровича.

С ним мне приходилось встречаться значительно чаще, чем со своим непосредственным куратором. В должностные обязанности Шилова входило утверждение документов, разрешающих проведение оперативно-розыскных мероприятий, называвшихся в те годы литерными. Вот тогда-то не раз я вспоминал встречу в УУР ГУВД Московской области, когда он пытал меня по поводу термина «организованная преступность».

Каждое похождение за получением санкции превращалось в дружескую беседу — если смотреть со стороны. На самом же деле Иван Фёдорович спокойно, издали расспрашивал о разрабатываемой преступной группе, о лидерах, о том, что мы на них имеем, кто их прикрывает и т.д. И почти искренне улыбался (знал же!) тем или иным нашим действиям. Это могло длиться час и более. Каждый раз я сдавал экзамен на знание обстановки и всех деталей оперразработки. И только убедившись, что никаких отступлений от закона нет, что всё идёт, как выражаются сыщики, в цвет — он подписывал документы с неизменной улыбкой и словами:

— Ну что ж, действуйте.

Коллектив у нас был небольшой, сплочённый, в профессиональном плане хорошо подготовленный. Все мы стремились что-то сделать по-новому. Планировали, например, создать специальную группу офицеров для внедрения в преступную среду, сформировать отдел по борьбе с коррупцией, иметь свой спецназ, своё следствие, службу собственной безопасности, и даже создать музей 1.

Наши идеи не находили поддержки: время было другое, закачались столпы Советского Союза. Но уже тогда появились опасения за наших сотрудников, работающих с лидерами уголовной среды: их пытались подкупить, воздействовать на них психически. Противодействие с нашей стороны в каждом подразделении велось по своему, нередко с существенными нарушениями законности. Было ясно — нужно всё это приводить к системному знаменателю.

Подготовив документы о необходимости создания специального отдела по защите сотрудников (по-нынешнему — ССБ), я пошёл к Шилову и начал издалека. Стал говорить ему об опасности поездок его и других руководителей министерства в служебные командировки, особенно в «горячие точки», о том, как было бы хорошо иметь подготовленных сотрудников, способных осуществлять оперативное и физическое прикрытие...

— Ты, Гуров, к чему это клонишь, — не дав мне договорить, уже без улыбки воскликнул Иван Федорович. — Слышал я, вы там загорелись желанием создать ещё один отдел. Бумаги не подпишу! А то вы начнёте сотрудников вербовать. Как чекисты, у которых вы и так много чего переняли. У вас, кстати, и без того немало возможностей. В общем, иди, а Бакатину эти страсти не рассказывай.

Прошло какое-то время, и вдруг меня неожиданно вызывает Иван Фёдорович. Захожу.

— Вот, учёный, посмотри, что я получил по почте. — И протягивает мне конверт с вложенной в него открыткой, где было написано: «Шилов, шило в мешке не утаишь, мы тебя знаем, готовься».

Меня сразу осенило:

— Вот видите, Иван Фёдорович, а если бы служба такая была, то...

— Да брось ты, Гуров! Чтобы найти психически нездорового человека, не надо создавать дополнительных подразделений, — перебив меня, с небольшим раздражением произнёс он. — На конверте нет ни адреса, ни фамилии, но зато стоит штемпель. Этого достаточно. Посмотрите, от больного всего можно ожидать.

Поиском анонима занялся профессиональный столичный сыщик Аркадий Кузнецов. Недели через две шутника выявили. Он недавно выписался из психиатрического стационара, страдал манией преследования, и эта открытка ускорила его водворение на прежнее место.

Радостный, я пошёл докладывать о проделанной работе, не покидая надежды склонить Шилова к созданию службы собственной безопасности. Одобрив нашу оперативность, он ехидно подметил:

— Как же это вы без специального подразделения нашли подучётника?

И все же через некоторое время отдел из семи сотрудников был создан, тормозили инициативу в ЦК, как потом выяснилось.

 

«Обидно за страну, и за себя тоже...»

 

1991 год. Многим он запомнился и многих проверил на прочность. Так называемый путч застал меня в отпуске. Как и положено, в чрезвычайных обстоятельствах отпуск прерываю и возвращаюсь в Москву. Звоню своему заместителю Рябчикову Станиславу, выясняю обстановку.

— Нас распределили по точкам, — докладывает Рябчиков.

Распоряжаюсь — не выполнять никаких приказов, работать в обычном режиме, а сам еду в Верховный Совет, я был тогда народным депутатом и членом ВС РСФСР.

Путч проваливается, не начавшись. Возвращаюсь в МВД, захожу в свой кабинет — он весь забит вещдоками: допетровские иконы, бивни мамонта, картины и прочие ценности, изъятые у арестованных. Перед телекамерами отказываюсь признать, что это достигнуто благодаря путчу.

Вечером, по просьбе министра внутренних дел Пуго, я, Николай Иванович Демидов и владыка Питирим приходим к нему в кабинет (это отдельная тема). Ивана Фёдоровича в этот день я не видел.

Уже буквально через два дня в министерстве появились следователи: нас стали допрашивать. Пуго к тому времени покончил жизнь самоубийством. Следователи с деревянными лицами вели себя самоуверенно и, как мне показалось, даже нагло. Они, очевидно, получили жёсткие инструкции, поэтому не считались ни со званиями, ни с депутатской неприкосновенностью.

Мой допрос был коротким. Сотрудники 6-го Управления ничего противоправного не совершили, как, впрочем, и другие. Однако следователя очень интересовал какой-то план, подписанный Шиловым, и он заходил с разных сторон, пытаясь выяснить, получал ли я этот документ. Плана я, действительно, не видел, его в штабе быстро уничтожили, на всякий случай, но всё же один экземпляр следователи раздобыли: мир не без добрых людей, особенно в силовых структурах.

Инквизиторы испытали явное разочарование. В коротком перечне мер речь шла только о поддержании общественного порядка, и ни о какой помощи путчистам.

— Может быть, вам давали какие-то указания устно? — вкрадчиво спрашивал слуга нового режима.

— Давали, — говорю, — на реализацию агентурной разработки международного мошенника Кузина. Результаты у меня в кабинете, можете ознакомиться. — Но это его не интересовало принципиально.

Только разобрались с планом, как из штаба поступило известие — приступить к уничтожению секретных документов о наших помощниках-конфедентах. Может быть, это была провокация, что уже входило в моду. Поэтому иду к Шилову, докладываю.

— Кто такую глупость сказал? — спрашивает он.

— Да в штабе, — говорю, — решили.

— Мы не занимаемся политикой, мы ловим уголовников, иди, работай, а если что-то есть, почистите, чтобы потом не объяснять дуракам, как они попадают в оперативные материалы.

Мы не знали, о чём говорили представители власти с руководителями министерств. Даже через двадцать лет Иван Федорович старается обходить эту тему молчанием. То ли обязательства давал, но в этом я искренне сомневаюсь, то ли ему это неприятно, что вероятнее, одно ясно — после ухода из жизни министра надо было кого-то делать виновным. Как же без него?!

Из воспоминаний моего помощника по работе в Государственной думе полковника милиции Бориса Калачёва:

— А я ведь Ивана Фёдоровича  Шилова на допрос водил.

— Ты, вроде бы, Борис, виртухаем не работал, всю жизнь с наркотиками возился, — удивился я.

— После путча нас — преподавателей и слушателей Московской высшей школы милиции МВД СССР – откомандировали на охрану комплекса зданий ЦК КПСС на Старой площади, и я, тогда капитан милиции, помимо исполнения иных вопросов, обслуживал 20-й подъезд, где размещалась следственная группа. В мои обязанности входило встречать и провожать прибывающих на допрос лиц, одним словом, показывать им дорогу от входа в здание до нужного кабинета. Обратно иногда сопровождал.

— Что, оставляли, арестовывали что ли? — спрашиваю.

— Не скажу точно, хотя случаи такие припоминаю, скорее арестовывали.

— Ну, а как же ты Ивана Фёдоровича водил?

— Я его встретил, как и других, он был в форме, вёл себя удивительно спокойно, даже невозмутимо. Правда, пошутил, так, грустно — ну, как, мол, служба новая?

— Это он тебя, Боря, оберегал от того, чтобы ты из профессионального милиционера не превратился в профессионального виртухая, как те следователи-перевёртыши, о которых я тебе рассказывал. А что дальше случилось?

— Да ничего особенного. Я показал ему дорогу, проводил до кабинета, а после допроса — сопроводил обратно. Мне слова его запомнились, когда он уже выходил из 20-го подъезда. Иван Фёдорович с какой-то внутренней, сердечной болью произнёс: «За страну обидно, да и за себя тоже…».

* * *

Немало воды утекло с тех пор. На протяжении двух десятков лет мне доводилось много раз встречаться с Иваном Фёдоровичем, пребывавшем в разных должностях. Встречались по работе, по общественным делам, да и просто так. И всегда этот статный, красивый человек излучал душевную чистоту и стремление помочь тем, кто в этом нуждался. 

Александр ГУРОВ,фото А. БАСТАКОВА, из личного архива А. Гурова и из сети Интернет

подпись под фото:

Помощник министра внутренних дел РФ, председатель Российского совета ветеранов органов внутренних дел и внутренних войск, член Коллегии МВД России генерал-полковник внутренней службы Иван Фёдорович Шилов

сноска:

__________________________

1 Всё это потом реализовал мой заместитель Михаил Егоров, будучи начальником Главного управления по борьбе с организованной преступностью МВД России, дослужившись до генерал-полковника милиции. – Примеч. авт.