Солист, артист, оригинальный куплетист
Как ефрейтор легендарной дивизии имени Дзержинского стал звездой эстрадыВ гостях у газеты «Петровка, 38» побывал заслуженный артист России известный куплетист-юморист Михаил Вашуков. Уроженец Ленинграда, он давно живёт в Москве, но работает при этом по всей стране. Его жизненное кредо: «Назвался юмористом — будь всегда весёлым».
Длительное время его дуэт с Николаем Бандуриным оставался единственным на современной эстраде, работающим в жанре куплета.
Артист с удовольствием вспоминает годы службы в армии и «работу» на Петровке, 38.
–Всё ли у вас как в анекдоте: «Передаётся ли чувство юмора по наследству? — Да, если больше нечего передать!»
— Что касается меня, то — да! Отец мой, Юрий Михайлович, был военный моряк, командир катера «Альбатрос». У него было колоссальное чувство юмора, в сложной ситуации шутил и настраивал окружающих на хорошее настроение. То же самое происходит и с моим сыном Алексеем — пытается шутить. Думаю, рано или поздно, но его творческая натура выпрыгнет из одежды программиста и проявит себя. Сын до сих пор попрекает меня, что я не отдал его в музыкальное или эстрадное училище. Я до тридцатилетнего возраста не мог определиться с выбором профессии, пока судьба не развернула на 180 градусов и я не оказался на эстраде.
На самом деле у меня должна была быть совсем другая перспектива в жизни, я хотел быть офицером, моряком, как отец. В школе мичманов в Кронштадте уже было «нагрето» для меня место, но я попал в Москву в дивизию имени Дзержинского. В военкомат пришёл, меня спросили: «Куда хотите?» Я ответил: «Морфлот!» И до последнего думал, что так и будет, пока не увидел портрет Феликса Эдмундовича в дивизии. Отец тогда в шутку сказал: «Ну, ничего, понюхаешь землю, зачем тебе плавать».
— Получается, вы имеете непосредственное отношение к органам внутренних дел?
— Так и есть! Армейскую службу проходил в городе Москве, служил в элитной отдельной дивизии оперативного назначения внутренних войск МВД России с 1977 по 1979 год.
Недавно состоялась премьера фильма о том, где артисты служили. Показали полк Лефортово и мой кабинет, который я отремонтировал своими руками, будучи делопроизводителем 1-го батальона 1-го полка на второй год службы.
Вспоминаю годы службы. Привезли нас в 1-й полк, отобрали из 150 питерских пацанов 12 бойцов, подтянутых и волевых. Я был в их числе, хорошая физическая форма меня не подвела. Надо отметить, на тот момент я был хорош практически во всех видах спорта. По волейболу за сборную Питера играл. Так что на втором году службы в дивизии уже приносил победу полку.
Первый год службы я служил добросовестно, как говорится, «через день — автомат на ремень!» У личного состава дивизии был норматив — за 7—10 минут оцепить Красную площадь. Мы приезжали, вставали в две шеренги, расходились от мавзолея и полностью зачищали площадь. Тогда ваш покорный слуга — ефрейтор Вашуков после проверки работоспособности рупора-мегафона, наводил строевой порядок. Сегодня, выходя на сцену, всегда начинаю с настройки и проверки микрофона, делаю это так, как тогда на Красной площади, веду отсчёт с «загадочной» цифры 121.
— А как на Петровке, 38, оказались?
— На втором году службы, в предолимпийский 1979 год, я был делопроизводителем батальона. Признаться, армия меня научила всем «талантам» за короткий срок — и стихи сочинять, и писать, и рисовать. Я должен был нарисовать схемы перемещения нашего личного состава на спортивных мероприятиях перед Олимпиадой. Поэтому я приезжал из района Лефортово на Петровку, 38, «как на работу», рисовал там чертежи.
За время службы я получил два знака отличия — 1-й и 2-й степени. Для ефрейтора это почётно, не каждый офицер их имеет. Логично, что после службы меня стали агитировать на работу в милицию. Тогда мы с приятелем отправились в школу КГБ, отмечу, меня нисколько не расстроило, что из-за травмированного глаза меня туда не взяли.
— Как встали на профессиональную музыкальную стезю?
— После армии работал на заводе, получил должность освобождённого секретаря комсомольской организации завода, руководил комсомольцами, на счету их было около 700 человек. Но меня всегда тянуло на сцену, занимался художественной самодеятельностью ещё в школе — читал фельетоны, исполнял какие-то куплеты под гитару, организовывал музыкальные и театральные представления.
К драматическому школьному театру меня приобщил одноклассник и друг Александр Половцев, ныне он всем известный «полковник полиции Олег Соловец» из «Улицы разбитых фонарей». Недавно он снимался в передаче «Секрет на миллион», вспоминал наше шальное детство. Но это совсем другая история…
Когда мне давали направление в профсоюзную школу культуры, я отказался от карьеры профсоюзного лидера, и поступил в музыкальное училище при Ленинградской государственной консерватории им. Римского-Корсакова на отделение разговорной эстрады. В училище я был старостой курса. Годы учёбы незаметно пронеслись, и через четыре года я стал профессиональным артистом эстрады.
— Вы более 30 лет выступаете дуэтом с Николаем Бандуриным. Как складывается ваш союз?
— Мы вчера только в 10 вечера расстались, репетировали новое, яркое юмористическое «Петросян-шоу». Вместе работаем в передаче «Смеяться разрешается», которая выходит в эфир на телеканале «Россия». А сложился наш творческий союз ещё в музыкальном училище, где вместе учились и вместе делали наши номера.
У Николая была концертина — маленькая гармонь эпохи романтизма 1823 года с волшебным голосом, которую он получил от Павла Васильевича Рудакова, нашего учителя, работавшего в жанре куплетов.
— Куплеты вы пишете сами?
— Что-то пишу сам, что-то — профессиональные писатели-юмористы. Но склоняюсь к тому, что артист всё-таки должен больше внимания уделять именно исполнению. Главное в нашем жанре — выбрать тему и желательно удачную.
Мы много писали с Колей вдвоём. Когда попали на Всесоюзный конкурс артистов эстрады, надо было придумать номер на социальную патриотическую тему. Так родилась постановка «Терем-теремок», написанная по фольклорным мотивам. Звучала она так: «Терем-теремок! Кто в тереме живёт? — Я, мышка-латышка, лягушка-хохлушка, петушок-зАлАтой гребешок. Жили не тужили, а пришёл мишка, «углубил» и развалил терем-теремок».
Таким образом, этой интермедией мы в 1989 году предсказали развал Советского Союза. Мне, собственно, удалось предсказать будущее ещё раньше, когда из пионеров в комсомол принимали. В горкоме ВЛКСМ тогда спросили, что я знаю о пионерском галстуке. Ответил: он частица красного знамени. У него три конца — конец пионерии, конец комсомола и конец партии. «Михаил, вы хотели сказать уголок?! — Нет, именно, конец». Это было в 70-х годах, вот тогда я уже начинал юморить.
— Вы выступали с юмористическими и сатирическими куплетами и во времена СССР, и после его распада. Насколько строже была цензура в 80-х, чем сегодня?
— Мы писали очень острые куплеты и частушки. Например, начинали выступление с куплета:
Ты куда идёшь, страна?
Я иду тихонько на...
На работу? На ученье?
Просто «на», без уточненья.
Всё у нас было в таком остром стиле. Сейчас тоже говорят: «Давайте посмешней, но без фамилий». Если что-то проскочило, в монтаже режут безжалостно. Цензуры нет, но она существует…
Сегодня стало сложней высекать чувство юмора, время для него другое, особо не разбежишься. Раньше был юмор между строк — можно было сказать, и все понимают, о чём идёт речь. Сегодня — всё в лобовую атаку и всё ниже пояса! На телевидении появилось множество юмористических программ. В нашу профессию лезут те, кто совсем не должен быть там, а студенты цирковых эстрадных училищ просто пропадают без хорошей работы. Сейчас такой винегрет, что мама не горюй! Некоторые шутки, порой бывает, кажутся весьма пошлыми и низкопробными. Не отношу к этой категории шоу «Уральские пельмени», они молодцы! В «Кривом зеркале» у нас также нет места пошлости. Мы делаем шесть-семь проверочных концертов, если нет реакции на шутку — она никогда не попадёт на экран.
Артисты старой плеяды говорят, что театру на процветание отводится семь лет. Но юмористическая передача «Кривое зеркало» (театр под руководством Евгения Петросяна) держится уже пятнадцать, правда, сегодня оно видоизменилось в «Петросян-шоу». Впервые я попал сюда в 1989 году и продолжаю здесь трудиться, исполняю интермедии, сценки и куплеты.
— Какова ваша гражданская позиция?
— Она предполагает наличие интереса к общественной работе. Таковой была и есть всегда. Был восемь лет депутатом муниципального округа Ростокино, и в Общественном совете удалось поработать. Волокиту с пятиэтажками удалось утрясти, сделать парковку и спортивные площадки во дворах, а также домофоны и камеры прикрепить на подъезды. Работал также с Советом ветеранов, раз в месяц вёл приём населения.
Мы, артисты, входили в группу Кобзона, так называемую «группу риска». Вылетали на гастроли по первому вызову: «Миша, Коля, нужно срочно поднять настроение бойцам, мы ждём вас в аэропорту». Мы даже не знали, куда летим, и только в самолёте узнавали маршрут. «Группа риска» побывала во всех горячих точках — в Грозном, Будённовске. Проезжаешь по улице, везде дома разрушены, как в Сталинграде во время Великой Отечественной после бомбёжек. В некоторых полуразрушенных домах у занавешенного целлофаном окна горит свеча и надпись: «Не стреляйте, здесь живут люди».
Помню, во время одного концерта зрители вместо аплодисментов стреляли из оружия вверх. Ощущение такое, что стоишь под дождём из гильз. Выступали мы на стадионе, люди сидели не только на зрительских местах, но и на крышах соседних домов. После концерта подходит чеченец и говорит: «О, какой концерт, с крыши смотрел!» Бандурин тогда спрашивает: «У вас, наверное, бинокль?» — «Нет, винтовка с оптическим прицелом, через неё смотрел концерт». Были там ребята, знал я этих служивых, их было четверо. Позже встретил одного из них, остался жив из четверых… Люди в погонах для меня — особая каста, рискуют больше, чем кто-либо.
— А как с чувством юмора у полицейских?
— Великолепно! Был случай. Несколько человек из нашего театра «Кривое зеркало», едем в машине на концерт, спешим, а на дороге ужасная пробка. Тогда водитель объезжает трамвай слева и попадает на перекрёсток прямо под жезл полицейского. Мы выходим, говорим, что торопимся. Он прямо в транслятор с воспитательной лекцией: «Что же вы, артисты, нарушаете, вы что – особенные? Я смотрел вчера ”Кривое зеркало”, вы там над милицией хорошо шутили, пошучу теперь и я». Прочитал лекцию, пристыдил перед всеми автовладельцами и отпустил.
— Как поднять настроение сотруднику полиции?
— Ведь не зря говорится, что самые ужасные вещи происходят потому, что у людей плохо с чувством юмора. У нас есть целые серии «милицейских» частушек, поскольку у сотрудников правоохранительных органов с чувством юмора всё в порядке! Правда, иногда просят «без фамилий», но безадресной частушки быть не может. Она обязательно с подвывертом!
«На ОМОНовца бандит
Взглядом любящим глядит,
Любит он ОМОНовца,
Как Махно будённовца».
По кустам сидят недаром
Люди строгие с радаром.
Эх, работники ГАИ,
Дорогие вы мои!
С профессиональным праздником, дорогие сотрудники полиции! Дай вам бог здоровья!
Айрин ДАШКОВА
Длительное время его дуэт с Николаем Бандуриным оставался единственным на современной эстраде, работающим в жанре куплета.
Артист с удовольствием вспоминает годы службы в армии и «работу» на Петровке, 38.
–Всё ли у вас как в анекдоте: «Передаётся ли чувство юмора по наследству? — Да, если больше нечего передать!»
— Что касается меня, то — да! Отец мой, Юрий Михайлович, был военный моряк, командир катера «Альбатрос». У него было колоссальное чувство юмора, в сложной ситуации шутил и настраивал окружающих на хорошее настроение. То же самое происходит и с моим сыном Алексеем — пытается шутить. Думаю, рано или поздно, но его творческая натура выпрыгнет из одежды программиста и проявит себя. Сын до сих пор попрекает меня, что я не отдал его в музыкальное или эстрадное училище. Я до тридцатилетнего возраста не мог определиться с выбором профессии, пока судьба не развернула на 180 градусов и я не оказался на эстраде.
На самом деле у меня должна была быть совсем другая перспектива в жизни, я хотел быть офицером, моряком, как отец. В школе мичманов в Кронштадте уже было «нагрето» для меня место, но я попал в Москву в дивизию имени Дзержинского. В военкомат пришёл, меня спросили: «Куда хотите?» Я ответил: «Морфлот!» И до последнего думал, что так и будет, пока не увидел портрет Феликса Эдмундовича в дивизии. Отец тогда в шутку сказал: «Ну, ничего, понюхаешь землю, зачем тебе плавать».
— Получается, вы имеете непосредственное отношение к органам внутренних дел?
— Так и есть! Армейскую службу проходил в городе Москве, служил в элитной отдельной дивизии оперативного назначения внутренних войск МВД России с 1977 по 1979 год.
Недавно состоялась премьера фильма о том, где артисты служили. Показали полк Лефортово и мой кабинет, который я отремонтировал своими руками, будучи делопроизводителем 1-го батальона 1-го полка на второй год службы.
Вспоминаю годы службы. Привезли нас в 1-й полк, отобрали из 150 питерских пацанов 12 бойцов, подтянутых и волевых. Я был в их числе, хорошая физическая форма меня не подвела. Надо отметить, на тот момент я был хорош практически во всех видах спорта. По волейболу за сборную Питера играл. Так что на втором году службы в дивизии уже приносил победу полку.
Первый год службы я служил добросовестно, как говорится, «через день — автомат на ремень!» У личного состава дивизии был норматив — за 7—10 минут оцепить Красную площадь. Мы приезжали, вставали в две шеренги, расходились от мавзолея и полностью зачищали площадь. Тогда ваш покорный слуга — ефрейтор Вашуков после проверки работоспособности рупора-мегафона, наводил строевой порядок. Сегодня, выходя на сцену, всегда начинаю с настройки и проверки микрофона, делаю это так, как тогда на Красной площади, веду отсчёт с «загадочной» цифры 121.
— А как на Петровке, 38, оказались?
— На втором году службы, в предолимпийский 1979 год, я был делопроизводителем батальона. Признаться, армия меня научила всем «талантам» за короткий срок — и стихи сочинять, и писать, и рисовать. Я должен был нарисовать схемы перемещения нашего личного состава на спортивных мероприятиях перед Олимпиадой. Поэтому я приезжал из района Лефортово на Петровку, 38, «как на работу», рисовал там чертежи.
За время службы я получил два знака отличия — 1-й и 2-й степени. Для ефрейтора это почётно, не каждый офицер их имеет. Логично, что после службы меня стали агитировать на работу в милицию. Тогда мы с приятелем отправились в школу КГБ, отмечу, меня нисколько не расстроило, что из-за травмированного глаза меня туда не взяли.
— Как встали на профессиональную музыкальную стезю?
— После армии работал на заводе, получил должность освобождённого секретаря комсомольской организации завода, руководил комсомольцами, на счету их было около 700 человек. Но меня всегда тянуло на сцену, занимался художественной самодеятельностью ещё в школе — читал фельетоны, исполнял какие-то куплеты под гитару, организовывал музыкальные и театральные представления.
К драматическому школьному театру меня приобщил одноклассник и друг Александр Половцев, ныне он всем известный «полковник полиции Олег Соловец» из «Улицы разбитых фонарей». Недавно он снимался в передаче «Секрет на миллион», вспоминал наше шальное детство. Но это совсем другая история…
Когда мне давали направление в профсоюзную школу культуры, я отказался от карьеры профсоюзного лидера, и поступил в музыкальное училище при Ленинградской государственной консерватории им. Римского-Корсакова на отделение разговорной эстрады. В училище я был старостой курса. Годы учёбы незаметно пронеслись, и через четыре года я стал профессиональным артистом эстрады.
— Вы более 30 лет выступаете дуэтом с Николаем Бандуриным. Как складывается ваш союз?
— Мы вчера только в 10 вечера расстались, репетировали новое, яркое юмористическое «Петросян-шоу». Вместе работаем в передаче «Смеяться разрешается», которая выходит в эфир на телеканале «Россия». А сложился наш творческий союз ещё в музыкальном училище, где вместе учились и вместе делали наши номера.
У Николая была концертина — маленькая гармонь эпохи романтизма 1823 года с волшебным голосом, которую он получил от Павла Васильевича Рудакова, нашего учителя, работавшего в жанре куплетов.
— Куплеты вы пишете сами?
— Что-то пишу сам, что-то — профессиональные писатели-юмористы. Но склоняюсь к тому, что артист всё-таки должен больше внимания уделять именно исполнению. Главное в нашем жанре — выбрать тему и желательно удачную.
Мы много писали с Колей вдвоём. Когда попали на Всесоюзный конкурс артистов эстрады, надо было придумать номер на социальную патриотическую тему. Так родилась постановка «Терем-теремок», написанная по фольклорным мотивам. Звучала она так: «Терем-теремок! Кто в тереме живёт? — Я, мышка-латышка, лягушка-хохлушка, петушок-зАлАтой гребешок. Жили не тужили, а пришёл мишка, «углубил» и развалил терем-теремок».
Таким образом, этой интермедией мы в 1989 году предсказали развал Советского Союза. Мне, собственно, удалось предсказать будущее ещё раньше, когда из пионеров в комсомол принимали. В горкоме ВЛКСМ тогда спросили, что я знаю о пионерском галстуке. Ответил: он частица красного знамени. У него три конца — конец пионерии, конец комсомола и конец партии. «Михаил, вы хотели сказать уголок?! — Нет, именно, конец». Это было в 70-х годах, вот тогда я уже начинал юморить.
— Вы выступали с юмористическими и сатирическими куплетами и во времена СССР, и после его распада. Насколько строже была цензура в 80-х, чем сегодня?
— Мы писали очень острые куплеты и частушки. Например, начинали выступление с куплета:
Ты куда идёшь, страна?
Я иду тихонько на...
На работу? На ученье?
Просто «на», без уточненья.
Всё у нас было в таком остром стиле. Сейчас тоже говорят: «Давайте посмешней, но без фамилий». Если что-то проскочило, в монтаже режут безжалостно. Цензуры нет, но она существует…
Сегодня стало сложней высекать чувство юмора, время для него другое, особо не разбежишься. Раньше был юмор между строк — можно было сказать, и все понимают, о чём идёт речь. Сегодня — всё в лобовую атаку и всё ниже пояса! На телевидении появилось множество юмористических программ. В нашу профессию лезут те, кто совсем не должен быть там, а студенты цирковых эстрадных училищ просто пропадают без хорошей работы. Сейчас такой винегрет, что мама не горюй! Некоторые шутки, порой бывает, кажутся весьма пошлыми и низкопробными. Не отношу к этой категории шоу «Уральские пельмени», они молодцы! В «Кривом зеркале» у нас также нет места пошлости. Мы делаем шесть-семь проверочных концертов, если нет реакции на шутку — она никогда не попадёт на экран.
Артисты старой плеяды говорят, что театру на процветание отводится семь лет. Но юмористическая передача «Кривое зеркало» (театр под руководством Евгения Петросяна) держится уже пятнадцать, правда, сегодня оно видоизменилось в «Петросян-шоу». Впервые я попал сюда в 1989 году и продолжаю здесь трудиться, исполняю интермедии, сценки и куплеты.
— Какова ваша гражданская позиция?
— Она предполагает наличие интереса к общественной работе. Таковой была и есть всегда. Был восемь лет депутатом муниципального округа Ростокино, и в Общественном совете удалось поработать. Волокиту с пятиэтажками удалось утрясти, сделать парковку и спортивные площадки во дворах, а также домофоны и камеры прикрепить на подъезды. Работал также с Советом ветеранов, раз в месяц вёл приём населения.
Мы, артисты, входили в группу Кобзона, так называемую «группу риска». Вылетали на гастроли по первому вызову: «Миша, Коля, нужно срочно поднять настроение бойцам, мы ждём вас в аэропорту». Мы даже не знали, куда летим, и только в самолёте узнавали маршрут. «Группа риска» побывала во всех горячих точках — в Грозном, Будённовске. Проезжаешь по улице, везде дома разрушены, как в Сталинграде во время Великой Отечественной после бомбёжек. В некоторых полуразрушенных домах у занавешенного целлофаном окна горит свеча и надпись: «Не стреляйте, здесь живут люди».
Помню, во время одного концерта зрители вместо аплодисментов стреляли из оружия вверх. Ощущение такое, что стоишь под дождём из гильз. Выступали мы на стадионе, люди сидели не только на зрительских местах, но и на крышах соседних домов. После концерта подходит чеченец и говорит: «О, какой концерт, с крыши смотрел!» Бандурин тогда спрашивает: «У вас, наверное, бинокль?» — «Нет, винтовка с оптическим прицелом, через неё смотрел концерт». Были там ребята, знал я этих служивых, их было четверо. Позже встретил одного из них, остался жив из четверых… Люди в погонах для меня — особая каста, рискуют больше, чем кто-либо.
— А как с чувством юмора у полицейских?
— Великолепно! Был случай. Несколько человек из нашего театра «Кривое зеркало», едем в машине на концерт, спешим, а на дороге ужасная пробка. Тогда водитель объезжает трамвай слева и попадает на перекрёсток прямо под жезл полицейского. Мы выходим, говорим, что торопимся. Он прямо в транслятор с воспитательной лекцией: «Что же вы, артисты, нарушаете, вы что – особенные? Я смотрел вчера ”Кривое зеркало”, вы там над милицией хорошо шутили, пошучу теперь и я». Прочитал лекцию, пристыдил перед всеми автовладельцами и отпустил.
— Как поднять настроение сотруднику полиции?
— Ведь не зря говорится, что самые ужасные вещи происходят потому, что у людей плохо с чувством юмора. У нас есть целые серии «милицейских» частушек, поскольку у сотрудников правоохранительных органов с чувством юмора всё в порядке! Правда, иногда просят «без фамилий», но безадресной частушки быть не может. Она обязательно с подвывертом!
«На ОМОНовца бандит
Взглядом любящим глядит,
Любит он ОМОНовца,
Как Махно будённовца».
По кустам сидят недаром
Люди строгие с радаром.
Эх, работники ГАИ,
Дорогие вы мои!
С профессиональным праздником, дорогие сотрудники полиции! Дай вам бог здоровья!
Айрин ДАШКОВА