Иосиф Фрейман (сидит первый слева) с инспекторами МУУРа — кураторами районов Москвы. 1921 год

Изучая первоисточники о работе московских правоохранителей в разные исторические периоды, нельзя не обратить внимание на выбивающиеся из общего ряда некоторые любопытные официальные документы. Написанные вовсе не сухим бюрократическим языком, они не только примечательны, но и притягательны для исследователя живостью изложения и наличием фразеологических изысков, которые весьма необычны для такого рода казённых бумаг.

К числу подобных в хорошем смысле изюминок сугубо «делового словотворчества» относится доклад Иосифа Фреймана, который с апреля 1921 по сентябрь

1922 года являлся начальником МУУРа: Московского управления уголовного розыска, как тогда назывался предтеча современного легендарного МУРа. Указанный доклад, составленный Иосифом Яковлевичем 24 мая 1921-го, был подготовлен «к съезду заведующих уездными отделами Управления Московской губернии»

(данный подмосковный исполнительный орган /управление/ в послереволюционный период — аналог соответствующей столичной структуры власти тех лет: Административного отдела Моссовета).

Иосиф Фрейман

Предназначенное для публичного оглашения, это подробное и глубокое аналитическое сообщение руководителя МУУРа посвящено, по большому счёту, оценке состояния преступности и достигнутых результатов борьбы с нею в столице и «на местах», то есть в уездах губернии.

В настоящее время в фондах экспозиции истории Московского уголовного розыска имеются переснятые фотокамерой девять страниц машинописного текста данного «муровского доклада» почти 100-летней давности, который хранится в Центральном государственном архиве Московской области (ЦГАМО).

В нынешней публикации приводятся избранные фрагменты выступления докладчика перед соратниками по борьбе за светлое будущее. Оригинальная стилистика цитируемого материала сохранена полностью, а в нём лишь  исправлена пунктуация да добавлены подзаголовки и больше сделано абзацев для удобства чтения.

Разделение в преступной среде

Моей задачей <…> является обрисовать с одной стороны состояние столицы и губернии в уголовном отношении, с другой же — положение и конструкцию самого аппарата Московского угрозыска.

Для ясности и ориентировки, начну с прошлого.

Что представлял уголовный мир в прошлом — в мирное время? Это сравнительно небольшой контингент профессионалистов [профессионалов]-преступников, выходцев из определенных групп населения: главным образом и преимущественно, из бедноты, голи [нищих], унаследовавших привычки и нравы своих отцов и дедов. Чужой элемент попадал сюда редко.

Вся эта публика могла тогда быть на строгом учете, всех их можно было перечесть по пальцам, почему и борьба с ними была слишком легка. Если сюда прибавить строгий, стройный и крепкий аппарат полиции, от которо[го] ничего не ускользало, который знал подноготную населения, <…> всякому [же] из вас известно, что в самой преступной среде введено было строгое разделение «труда», квалификация: домушник знал свое дело и карманнику конкуренции не устраивал <…> и т.д., — если все это учесть, то станет ясно, как облегчалась работа сыска. Почему мы и видим, что аппарат старого сыска построен самым примитивным способом — имеется небольшой кадр [штат] сотрудников, разбитый по территориальному принципу; и этим дело кончается, не считая технические, вспомогательные средства.

Другой облик угрозыска

Но вот надвигается Февральская революция. Распахнулись двери тюрем. Вместе с политическими заключенными на волю вырывается армия уголовников, десятками лет гноившаяся в царских застенках, озлобленная, голодная, голая, босая, без призора [надзора] и пристанища, не пригретая обществом и государством, которая принимается за свое испытанное ремесло.

Страна, и Москва в особенности, терроризирована ими: кражи, убийства и другие виды уголовных преступлений принимают грандиозные размеры, и тут-то сразу сказывается несоответствие аппарата: он захлестывается событиями, теряет равновесие, уголовный элемент не только ускользает из-под его влияния, а сам он становится зависимым от него.

[Беспринципная], гуманитарная политика Вр[еменного] Правительства вконец разнуздала [преступный мир], и [его] стихия бушевала вовсю. Так проходит весьма [бурный] 17-й год, о работе [в период] которого, к сожалению, не осталось никаких следов и материалов, что лишний раз подчеркивает растерянность управления. Октябрь еще больше усугубил положение, к уголовникам присоединяются анархисты; возвращаются с фронта демобилизованные, получившие ко[е]-какой опыт по этой части, и мы видим уже не [чье-то] одиночное выступление, а начинают действовать организованные шайки, которые, в полном смысле слова, держат Москву в своих объятиях: ограбления, эксы [экспроприации — особенно дерзкие вооружённые налёты], убийства — обыденное явление; ночью на улице показываться нельзя. Темный [же] люд на улицу вышел.

К этому времени — [идет] уже вторая половина 1918 г. — Советская власть, понуждаемая обстоятельствами, резко меняет карательную политику: [на красный] террор. Уголовный розыск перестраивается на боевой лад, увеличиваются кадры, [пополненные] главным образом из случайного элемента: людей, что называется, с улицы. Тут <…> работа, методы и способы борьбы меняются, и уголовный розыск принимает совершенно другой облик.

О последовательности и стройности речи не может быть; стояла задача — уничтожить верхушку бандитизма, и этим терроризировать остальных [уголовников], что и было сделано. Результаты [налицо]: <…> к концу 1919 года цифра ограблений и убийств, как самых опасных [уголовных] явлений, падает [стала меньшей].

Но выигрываешь в одном, проигрываешь в другом. <...> Был сменен комсостав [командирский состав], который должен был [сыграть] оздоравливающую [роль], смягчить способы борьбы, очистить [кадры], ввести в организационные формы работу и т.д.

Московский рынок 1920­х годов

Итак, новая перестройка. Нажим ослабевает, и на смену являются новые факторы, их — несколько. Основание, это как везде и всюду, экономическое; если, как я указывал, прежде бандитизмом занималась определенная категория лиц, то современность распространила свое влияние на все без исключения слои общества: тут и интеллигент, и рабочий, и красноармеец, и прежний офицер; грани совершенно стерлись.

Расцвет детской преступности

Если раньше стимулом [для преступников] был[и] легкая нажива, [корпоративная] солидарность, то сейчас движущим моментом являются голод и нужда. <…>.

Дальше идет расцвет детской преступности, причина ее общеизвестна, но, констатируя ее наличие, приходится сказать, что борьба с этими преступниками затруднительна донельзя: дети-преступники в тюрьмах содержаться не могут, они изолируются в особых домах, для так называемых дефективных детей. Домов нет, а которые и есть, то тоже ничего [хорошего из себя не представляют]: ни воспитателей, ни охраны нет. Дети бегут, наглеют, чувствуют полную свою безнаказанность, [поэтому и] орудуют вовсю, подчас почище взрослых. Теперь даже принято за правило, что на «дело» идет один взрослый «вожак» как опытный человек, а остальные — мелюзга. И вот мы их ловим, отправляем в комиссию несовершеннолетних, а через день они снова на свободе, и снова обделывают свои темные делишки. Можно смело сказать, что 40-50% краж совершается ими <…>.

Не меньше, если не больше тормозом в нашей работе служит карательная политика последних лет, несоответствие [позиций] судов и мест заключений. Исходя из принципа воспитательного, нарсуды, с одной стороны, применяли условное осуждение, с другой же — заключения в концентрационные лагеря (разновидность пенитенциарного учреждения того времени. — А.Т.). От этого получалось то, что добрая доля воров и мошенников гуляла на воле, ибо ни условные осуждения, ни заключения в концентрационный лагерь их не устрашал[и], а наоборот, развращал[и]; <…> стоит рецидивисту уйти из концентрационного лагеря — ничего [за это не следовало от его сотрудников в виде наказания]. Я скажу больше, что последние в известных случаях служили прикрытием для злоумышленников  — мы знаем факт, когда заключенные этих мест входили сплошь и рядом в сделку с администрацией лагеря и уходили на ночь на «работу»: «возьмет» тот или иной склад, сбудет товар и под утро он [рецидивист] снова в лагере, и таким образом он становится для нас неуязвимым. Вся работа МУУР[а] поэтому сводилась, что называется, к «черпанью воды решетом», одна и та же публика десятками раз ловилась, присуждалась к десяткам лет на заключение, а в конечном счете оставалась на свободе (предложение выделено мною. — А.Т.). Почему мы видим, что 1920 год проходит под флагом повышения [уровня] преступности и роста [числа] уголовников; вот положение, которое застает нас в начале 1921 года, т.е. к моменту моего вступления в должность начальника [МУУРа]…

Три основные задачи

Из сделанного краткого анализа видно, что передо мной — все-таки 3 основные задачи:

1) устранение причин, мешающих правильному функционированию аппарата управления;

2) установление отсутствующего до сих пор [организационного] плана [нашей деятельности] и [внедрение эффективных] методов борьбы с уголовным элементом и преступностью вообще <…>;

3) [использование действенного способа] изолировать как можно больше уголовщину.

Начал я с третьей задачи, ибо <…> понимал, что до тех пор, пока на свободе разгуливают тысячи преступников, преступность не понизится, [а] повседневная работа меня захлестнет; и некогда будет не только говорить, но и думать о перестройке своих рядов <…>.

Значит, нужно было найти какой-то другой критерий, который дал бы законное право запрятать этих злостных паразитов куда следует; [и] он был найден, и выразился в виде создания дежурной камеры при МУУР[е] с административно-судебными функциями (предложение выделено мною. — А.Т.).

Был предпринят и целый ряд обходов и проверок подозрительных мест, мест скопления [неблагонадежных граждан,] и начали, что называется, трясти уголовщину. Приговоры суда были суровы — 3-5 лет тюрьмы.

Это возымело [свое] действие: [во-первых,] часть из них [уголовников] перетрусила и сама ушла из Москвы, [во-вторых,] другая, боясь попасть в суд или, как они [его] прозвали, «коллеги[ю]», сама стала приходить и давать сведения о других [преступниках], чем временно спасала себя от изоляции, этим же самым был косвенно нанесен удар [по] малолетним, ибо они остались без руководителей. Видя, что без «дела» дают больше, чем с [ним, «делом»], воровьем была усвоена новая тенденция — сознаваться в совершенных деяниях, так было выгоднее, ибо нарсуды присуждали к концентрац[ионным] лагерям, а не [к] тюрьмам; таким образом, и [процент] раскрытий [преступлений] повысился.

За два с половиной месяца работы дежурной камеры — пропущено через нее 712 человек, из [которых] незначительная лишь часть (80 человек) была освобождена, остальная — изолирована и разбросана по различным тюрьмам Республики. Теперь, к концу апреля [1921-го], мы имеем налицо значительное понижение [числа] преступлений — приблизительно на 30-35%, да оно и понятно, если представить себе сейчас на свободе ту ораву, была бы маленькая Февральская революция. Таким образом, становится возможным приступить к перестройке и налаживанию управления, которое по своей структуре и составу, безусловно, [пока] не соответствует [в полном объеме] своему назначению.

О секретной, активной и следственной частях

…[Поскольку] правильная постановка дела не может ограничиваться розыском и следствием, ибо корни преступления идут настолько глубоко в недр[а] уголовного мира и населения, следы настолько тщательно заметаются, а в особенности сейчас, при наличии вольного рынка, где товары, являющиеся в деле раскрытия преступления одной из главных нитей, сбываются и теряется всякая возможность найти концы, [то] встает властная необходимость спуститься в гущу населения, опутать ее секретной агентурой, запустить щупальцы всюду, где только имеет соприкосновение [с обществом] уголовный элемент. Работа МУУР[а] по старой структуре носила скорее случайный характер, зависящий скорее от приходящих элементов, чем от организационного плана. <…> Особенно становится чувствительным отсутствие этой связи, когда совершается какое-либо выдающееся крупное происшествие; когда следует пустить какую-то машину в ход, а ее нет. В таких случаях мы оказываемся в беспомощном состоянии и приходилось ожидать «манны небесной», «авось как-нибудь клюнет» (предложение выделено мною. — А.Т.).

Таким образом, [возникла] необходимость в создании секретной части, на которую и возложена подпольная работа среди преступников.

Дальше идет создание следственной части; на розыск, как таковой, в общегосударственном аппарате возлагается оперативная работа. Его дело — найти, отыскать преступника <…>. Разобраться с причинами и мотивами преступления, степенью виновности — [эта обязанность] лежит на следственном органе; кроме того, при таком разделении работы создается известный контроль-надзор, который так необходим в этих делах. За время Революции эти разделения стерлись, и как та, так и другая часть были объединены в одном лице — агенте [сотруднике] уголовного розыска. <…>

Хромали обе стороны, нужно было дать возможность освободиться активным работникам [оперативникам], и тем самым поставить их на свое место. Вот причины, говорящие за создание следственного аппарата, который в настоящее время уже функционирует и разворачивается; укомплектовывается он исключительно из старых, лучших следователей Москвы.

Таким образом, перед нами выкристаллиз[овались] 3 части: секретная, следственная и оперативно-активная.

Действие их должно протекать следующим образом: секретная — добывает и разрабатывает материалы по совершенным и [подготавливаемым уголовным преступлениям]; активная — выполняет оперативные задания по материалам секретной части, т.е. производит аресты, обыска, розыски и т.д.; а следственная часть «разматывает», оформляет и устанавливает факты.

…Для [пополнения кадрового состава] <…> организованы 3-месячные Курсы по подготовке лиц, желающих посвятить себя работе по уголовному розыску, в особенности — по ведению следствия. Курсы эти уже в настоящее время функционируют. На первый раз число слушателей ограничено 60-ю курсантами, которые, пройдя курсы и выдержав экзамен по программе следователя, будут влиты в число сотрудников уголовного розыска. <…>.

Кривая преступности понижается

Я перехожу к сравнительной таблице за три месяца 1920 — [19]21 гг.; оговариваюсь, что цифры, указанные в статистических таблицах 1920 г., не дают полной картины, ибо в этом [прошлом] году МУУР фиксировал лишь преступления, проходящие через управление, остальная же часть мелких преступлений велась отделениями милиции. Начиная с января 1921 г., [с] введением дежурств агентов в отделениях [милиции], все без исключения уголовные преступления проходят через нас [МУУР], сюда следует прибавить объективные условия, долженствующие увеличить преступность, и тем не менее [ее] кривая понижается.

Вот [эти] цифры.

За первую четверть [январь-март 1920 года]:

По кражам вообще — [имеется] 2238 дел; раскрыто краж — 983.

Совершено грабежей вообще — 71; раскрыто — 41.

Всего совершено преступлений — 2485; раскрыто — 1184, то есть 47%.

Тогда как за первую четверть 1921 г., при полнейшей регистрации всех совершаемых на территории столицы преступлений, таковых по статистике значится поступившими в МУУР в следующем количестве:

Совершенных краж вообще — 2142 (менее чем в 1-й четв[ерти] 20 г. на 96 краж); раскрыто — 1193 (более на 210 раскрытий).

Совершено грабежей — 75 (более на 4 грабежа); раскрыто — 52 (более на 11 раскрытий).

Вообще совершено всех преступлений за 1-ю четверть 1921 г. — 3412 (менее на 73 преступл[ения]); раскрыто в той же четверти — 1420 (более на 236 раскрытий или на 10%).

Губернские уголовные: пришлые и местные

Я перехожу к работе по [Московской] губернии.

Уголовная жизнь губернии под влиянием своеобразных провинциальных условий обладает некоторыми особыми чертами и свойствами своих субъектов, объектов и общей обстановки. Уголовных преступников в провинции прежде всего можно разделить на 2 категории: пришлых и местных, со значительным преобладанием вторых. Часть их принадлежит к разряду людей, имеющих за собою большое уголовное прошлое, другие же представляют из себя новичков, сравнительно недавно вступивших в ряды уголовной армии.

История этой категории обычно бывает такова: сперва побег из воинской части или же вообще уклонение от явки [к исполнению воинской повинности] и связанное с этим обстоятельством нелегальное положение и скитальческий образ жизни; при таком положении вещей человек с особой легкостью вступает на путь незаконного добывания средств к [существованию]. От незначительных краж дело быстро переходит к вооруженным ограблениям, подбираются товарищи по [криминальному] положению и [сколачивается] шайка, терроризирующая целый уезд. Характерной иллюстрацией к сему положению служит дело шайки Бабакина, оперировавшей [действовавшей] в 20-м году в пределах Богородского уезда; все задержанные оказались дезертирами и прежде судимости не имели. Ареной их операции [вылазки] всегда бывает деревня, но не город.

Преступники квалифицированные обычно стремятся к оседлости в уездных центрах, представляющих для них больше возможностей и в большинстве случаев [каждый из таких бывалых уголовников] легализирует свое положение какой-либо службой. В декабре 20 г. по делу ряда вооруженных ограблений была задержана в Серпухове шайка бандитов (Крехалев, Баранов и др[угие]) — все участники занимали в различных учреждениях города ту или иную должность, имели неоднократные судимости, а некоторые — даже каторгу без срока [бессрочную].

Значительно реже в губернии можно натолкнуться на преступление, совершенное проезжим элементом, да и в этих редких случаях дело не обходится без участия местных подводчиков [сообщников-наводчиков]. Случайные преступники, совершившие преступление без корыстных целей, представляются в уездах большой редкостью.

Этими категориями исчерпываются все типы провинциального субъекта преступления.

По различию своих видов преступления <…> размещаются в следующем порядке. На первом месте стоят кражи, затем следу[ю]т спекуляция, мошенничество, присвоения и растраты.

 Грабежи и убийства: количество последних за срок сентябрь [1920-го] — февраль [1921 года] достигает цифры 49 [убийств] и 26 покушений [на убийство]. Большинство из них происходит в связи с краж[ами] лошадей и объясняется высокой ценой последних на рынке и несколько неудовлетворительной системой регистрации перехода владения лошадью от одного лица к другому. Совсем недавно в пределах Сергиевского уезда задержана банда конокрадов, совершивших в одни сутки три убийства.

По количеству совершаемых преступлений отношение уездов друг к другу не является величиной постоянной и склонно к достаточно быстрым и резким колебаниям, зависящим, главным образом, от появления в том или ином месте крупных банд и их ликвидации.

Разумеется, фабричные центры привлекают на себя большое количество хищений, и таким образом являются уже более постоянным [фактором] в распределении преступности.

На пути развития успешной борьбы с преступностью в провинции приходится встречаться с целым рядом затруднений. Одним из главных — является отсутствие не только опытных, но и грамотных сотрудников. <…> Вторым большим вопросом является транспорт: не будучи обеспеченным в этом смысле, конечно, трудно оперировать [перемещаться] на больших расстояниях, а провинциальные дела [по их географической привязке] в большинстве случаев бывают разбросаны на десятки верст. Крайне скудны средства, [которые] спускаются на розыскные цели в уездах <…>. Большие затруднения доставляют малолетние преступники, так как уездные комиссии в борьбе с ними, видимо, не являются достаточным органом.

При слиянии Губернского исполкома с Московским Губернское управление уголовного розыска влилось в МУУР и составило губернский отдел, по структуре своей не отличающийся от прочих инспекторских районов. За время существования губернского отдела с сентября месяца 1920 года можно отметить в жизни его два резко различных периода: в первую половину зимы отдел не выполнял в полной мере подлежащих ему обязанностей отчасти из-за недостаточного штата сотрудников, отчасти из-за недостатка внимания и значения, которое придавалось отделу. Деятельность за это время губотдела заключалась, главным образом, в ведении случайных, эпизодических дел.

В настоящее время очередной трудной задачей отдела является наладить и организовать сложную машину [территориальных звеньев] губернского розыска, соединив их с собой тесной связью; [надо предоставить] уездам точные, определенные инструкции по активной работе и [требуется] чутко идти навстречу всем нуждам уездного розыска.

Кроме деятельности инструкционной и наблюдательной, губернский отдел по наиболее важным делам командирует на места своих сотрудников для производства дознания. В настоящее время губотдел имеет 14 агентов и инспектора, а состоит под наблюдением одного из помощников начальника МУУР[а].

Нужно прямо и откровенно сказать, что на губернский розыск обращалось мало внимания. Объясняется это отсутствием в МУУР[е] квалифицированных сил, [которые] можно было выделить для работы по губернии, с другой стороны — город привлекает к себе внимание. Тем не менее в связи с частичным затишьем на нашем фронте, губотдел будет в ближайшее время усилен с тем, чтобы он мог стать [более крепким и надёжным с профессиональной точки зрения] оперативно-руководящим аппаратом…

***

Бесспорно, столь обстоятельный и принципиальный доклад о «трудных буднях становления МУУРа» в начале 1920-х годов можно воспринимать и как один из штрихов к личности самого Иосифа Фреймана — «рождённого революцией» третьего по счёту начальника Московского управления уголовного розыска.

Подготовил Александр ТАРАСОВ, фото из фондов экспозиции истории МУРа и из открытых источников