С Котовым мы встретились в вестибюле станции метро «Полянка». Я узнала его сразу, хотя ни разу не видела, а только разговаривала по телефону. Волевое лицо, внимательный взгляд — всё соответствовало представлению о нём. И голос: чёткий, сдержанный, без эмоций. Таким и должен быть, как мне казалось, начальник МУРа.

Жил он рядом, в двух шагах от станции метро, в просторной трёхкомнатной квартире.

Вячеслав Котов родился в 1939 году в Подмосковье. Служил три года в армии, после чего поступил в Московскую среднюю специальную школу милиции, которую закончил с отличием в 1965 году.

— Почему решил идти в милицию? Была мечта со школьной скамьи работать в МУРе. Много читал тогда книг соответствующей тематики. Петровка, 38, следственно-оперативная работа, романтика... Конечно, была и романтика. После окончания спецшколы надо было отработать два-три года. Но мне в порядке исключения разрешили сдать вступительные экзамены на вечернее отделение юридического факультета МГУ. Экзамены сдал успешно. А дальше учился и работал. Направили в службу БХСС. И вот однажды собрал нас начальник службы, чтобы познакомиться, побеседовать. Дошла очередь до меня. Я взял да так прямо и сказал, что никогда не хотел работать в БХСС, а всегда мечтал о МУРе. Он внимательно поглядел на меня, тут же снял телефонную трубку и позвонил начальнику МУРа Бурцеву Сергею Петровичу. «Слушай, — сказал он, — тут у меня новенький. Забери его: он хочет работать у тебя»...

С тех пор для Котова началась особая жизнь, напряжённая, полная тревоги и опасности. Он прошёл все ступени служебной лестницы — от оперуполномоченного до начальника Московского уголовного розыска. Сложно совмещать работу и учёбу. Были, конечно, льготы. Но работа требовала много сил, нужна была каждодневная реальная отдача. Не всегда успевал на лекции. На семинарах спрос жёсткий: пропустишь, грозят отчислить. Тем не менее факультет окончил и был назначен на должность старшего оперуполномоченного.

Поначалу пришлось заниматься борьбой с наркоманией. В 70-х годах проблема эта только обозначалась, ей ещё не уделяли серьёзного внимания. И всё же пришлось Котову и его товарищам всерьёз взяться за химию, медицину, педагогику.

— Но занимался я тогда не только наркоманией, — вспоминает Вячеслав Никитович. — Это было одно из направлений заместителя начальника отдела МУРа. В 1973 году мне доверили возглавить отдел по борьбе с преступлениями, совершёнными в отношении иностранных граждан. Этой работе я отдал пять лет жизни...

— Знаете, розыск того времени отличался кадровой стабильностью. И потому, наверное, высоким профессионализмом. В МУРе работали люди с большим практическим опытом. Корнеев, Паталов, Дерковский, Калугин, Даньшин — высочайшие профессионалы, если не профессора в своём деле. Общение с ними для меня было главной милицейской академией. Они щедро дарили свои знания молодым. Знали: завтра молодые придут на смену, как когда-то и они сменили старших товарищей, опираясь на их опыт. В этой преемственности была сила МУРа. Да она и сегодня, как мне кажется, в принципе остаётся таковой...

Вячеслав Никитович вспоминает о наиболее серьёзных делах, какие выпали на долю МУРа во время его пребывания на должности начальника. При этом называл сотрудников, отличившихся в раскрытии того или иного преступления или при задержании опасных преступников. В частности, рассказал о капитане милиции Владимире Скворцове. Тот оказался в сложной ситуации, вступив в схватку с маньяком, вооружённым двумя пистолетами. Маньяк убил свою жену и двух патрульных милиционеров, которые пытались его задержать. Так вот капитан сумел-таки перехитрить убийцу и задержать его, за что был награждён орденом Красной Звезды.

— И всё же, — заметил Котов, — люди, знакомые с оперативной работой, понимают, что она мало похожа на детектив и внешне выглядит совсем неинтересно, буднично. И требует она от человека не столько смелости и решительности, сколько кропотливости, усидчивости, терпения. Представьте: сидят люди в кабинетах и старательно работают с бумагами. Потом мотаются по архивам, перелопачивают горы служебной переписки, документов, справок. А в итоге — раскрытое преступление, изобличение преступника. И заметьте, без всякой стрельбы, без погонь и прочих детективных заморочек.

Вячеслав Никитович вспомнил:

— Знаете, какого высокого профессионализма потребовало раскрытие убийц Героя Советского Союза вице-адмирала в отставке Холостякова и его жены?! Об этом деле немало написано. Я же могу вам сказать, что раскрытие явилось результатом планомерной, интеллигентной работы группы опытных муровцев во главе с моим заместителем Анатолием Егоровым. Сеть, расставленная ими широко и верно, помогла изобличить преступников, совершивших сорок краж орденов и медалей у известных в стране людей, разбойное нападение в Ярославской области и ещё одно убийство в Ивановской области...

А потом он вспомнил 1988 год и дело, которым занимался вместе с подчинёнными.

В течение месяца в Москве было совершено несколько ограблений квартир и изнасилований. Судя по почерку, действовал один и тот же преступник. Обычно он звонил в квартиры граждан и просил их помочь ему передать цветы для соседей, которых он, к сожалению, не застал дома. Доверчивые люди открывали дверь. Войдя в дом и убедившись, что, кроме женщин, в доме никого нет, он бросался на них, насиловал, а затем грабил квартиру.

Была создана оперативная группа во главе с Котовым. Когда преступника задержали, выяснили, что это опасный, матёрый тип с пятью судимостями, на него уже возбуждено уголовное дело за разбой и насилие, но его не арестовали, а выпустили под подписку о невыезде.

Вячеслав Никитович заговорил о нынешних проблемах в работе милиции, об отношении правоохранительных органов к преступникам.

— Мы сейчас слепо копируем Запад. Под залог отпускаем до суда задержанных, подследственных, подозреваемых. А я хочу спросить, о каком залоге можно говорить, когда по стране катится буквально девятый вал преступности, коррупции, сращивания чиновников с преступным миром сверху донизу?! Да плевал преступник на все эти подписки и залоги.

Чувствовалось, что многие современные проблемы не оставляют его равнодушным. И потому суждения его нередко бывают резкими и однозначными.

— Муниципальная милиция? Это карманная милиция для префектов округов.

Я вспомнила услышанный на улице разговор про муниципалов:

— Эти-то? Только возле рынков и крутятся. Где денежки водятся, там и они.

— А что вы думаете, люди без глаз? Они всё видят, всё подмечают. К сожалению, пока не спрашивают с органов власти, ещё не овладели механизмом демократии...

Коснулись мы и вопросов, связанных с деятельностью Регионального управления по борьбе с организованной преступностью. И тут у Котова своё мнение:

— РУБОП работает по разовым заказам. Эффективность его работы по сравнению с уголовным розыском — ниже.

Потом заговорили на непростую тему о взаимоотношениях правоохранительных органов с прессой.

— Тут сейчас такая полная неразбериха, которая только вредит делу. С одной стороны, милицию винят во всех грехах нынешнего беспредела. С другой стороны, пытаются навязать такие участки работы, которые ей абсолютно не свойственны. В-третьих, журналисты вмешиваются в расследование того или иного дела. Оно ещё не завершено, а газета уже выдаёт информацию, которая позволяет либо развалить дело, либо существенно повлиять на его ход. Больше того, в погоне за всевозможными сенсациями средства массовой информации начинают вести свои, так называемые журналистские расследования, в результате чего неизбежно происходит утечка важной информации. Вот и получается, что пресса нынче вредит работе правоохранительных органов...

Вспоминаю, как осторожно, взвешивая буквально каждое слово, давал свои интервью начальник МУРа Котов. Вот всего несколько характерных вариантов таких обращений к журналистам: «Преступник арестован, ведётся следствие», «К сожалению, подробностей сегодня сообщить не могу. Прокуратура занимается расследованием. О его результатах вам, журналистам, сообщат». Он всегда считал и считает, что «пресса должна быть близка к объективной истине». Больше того, именно пресса стала рекламным пропагандистом жизни, чуждой нашему обществу морали, популяризатором проституции. Именно так строил свои материалы и репортажи журналист Евгений Додолев. За ним следовали другие, соперничая в сообщениях о пикантных подробностях из жизни «ночных бабочек».

Вячеслав Никитович называет издания, где щедро расписываются прелести ночных кабаков, шикарные лимузины, которые крутые клиенты посылают за фотомоделями. И нередко на газетной полосе — сама фотомодель в умопомрачительном одеянии. Разве не вздрогнет от всего этого обыватель?! Это ведь тебе не ткачиха с Трёхгорки в сиротском рабочем халатике, в туго обтягивающей голову косынке рассказывает о передовом опыте! Это путана! Но вздрогнул не только обыватель. Сколько их, неокрепших душ, потянулось в столицу в надежде на лёгкий заработок. Нельзя сказать, что в газетах не печатались материалы-предостережения о том, какие беды поджидают любителей лёгкой жизни. Но разве можно услышать чей-то здравый голос в шуме шоу-пропаганды западной моды, западного образа жизни? Подумаешь, застращали сифилисом, СПИДом, наркотиками, слышится в ответ. Это кому-то не повезло, а уж ей-то, умной, красивой, осторожной и хитрой, непременно повезёт...

— Знаете, сколько нынче в Москве притонов? — задаёт риторический вопрос Котов. — И я не знаю. Но мне известно, что на этот «фронт» бросают лучших сыщиков. А как заниматься, если нет ещё статьи в Уголовном кодексе о путанах. Значит, всё сводится к элементарным вещам — призвать к порядку, погрозить пальцем и сказать: так делать нельзя...

И опять мы возвращаемся в прошлое, в 1971 год, когда Котов был старшим оперуполномоченным. Именно в это время произошёл интересный случай, о котором хочется рассказать более подробно.

В Москве, в Сокольниках, проходила Международная выставка «Интермаш-71». В ней принимала участие швейцарская фирма «Эникар», производитель часов, известных во всём мире. Экспозиция располагалась в одном из павильонов, охраняемом милицией. И вот когда до закрытия выставки оставался один день, произошло ЧП. Со стендов украли все выставленные фирмой экземпляры часов. Грабителям ночью удалось отсоединить вентиляционный короб, подключённый к системе централизованной охраны, и проникнуть в помещение. Все были, как говорится, поставлены на уши.

Раскрытием преступления занялось 79-е отделение милиции, потом подключилась Петровка. Был разработан план оперативно-розыскных мероприятий. Дали информацию пограничникам, чтобы похищенное не ушло из страны, оповестили службы в регионах и союзных республиках, подключили МИД. Случай был вопиющий; представители швейцарской фирмы сохраняли лицо, но заметно нервничали: урон-то был ощутимый. Работали все, в том числе и муровцы. Проверялись фарцовщики, антиквары, комиссионные магазины, куда могли «скинуть» товар.

Работа строилась с учётом того, что территория выставки охранялась милицией, проводились регулярные ночные обходы. Каждый павильон был оборудован техническими средствами и подключён к системе централизованной охраны. Сигнализация должна была срабатывать автономно по каждому охраняемому объекту. Но во время кражи сигнальный импульс о разрыве на пульт не поступал. Поэтому первая версия была такая: кражу совершили лица, хорошо знакомые с режимом работы выставочного павильона,

Но как можно упускать места сбыта похищенного? В этой связи внимание оперативников привлёк комиссионный магазин на Садовой-Кудринской. Дальше в ходе проведения оперативно-розыскных мероприятий было обнаружено кое-что любопытное.

— Мой человек работал с продавцами магазина, — вспоминает Котов, — и тут выяснилось, что вроде бы всплыли две пары часов, которые подходили по описанию. Стали изучать клиентуру, крутящуюся возле магазина. Вышли на торговца часами. Им оказался мужчина, инвалид детства, звали его Володя. Он подрабатывал фарцой и потому в поле зрения милиции попадал регулярно. «Разговорить» эту публику можно лишь в том случае, если удастся на чём-то прихватить... Посадил я его в машину, повёз в МУР. Разговаривали мы долго. И про статью 154-ю за спекуляцию, её части: первую, вторую и третью. Володя крутился как уж, но в конце концов подтвердил, что ему предлагали большую партию швейцарских часов. Кто? Подошли двое на Садовой-Кудринской, мужчина и молодая женщина. Он — бывший матрос торгового флота. Володя видел, как эта парочка предлагала эту партию товара и другим перекупщикам, но на комиссию сдавать не хотела. А ему сказали: мы можем дать десять штук, двадцать, но деньги нужно выкладывать сразу. Однако, таких денег при себе у Володи, якобы, не оказалось. Но по поведению спекулянта было видно, что он что-то не договаривает. Так оно и получилось. В ходе дальнейшей проверки выяснилось, что двадцать штук часов он всё-таки купил, а потом перепродал у магазина.

Следующая наша беседа длилась восемь часов. Фарцовщик категорически отрицал свою причастность к делу. Твердил одно: сказал всё, что знал. Когда мы его отпустили, он сразу же побежал к магазину. Сыщики ни на минуту не выпускали его из виду. Но на Садовой-Кудринской к нему никто не подошёл.

Лишь третий разговор с этим «делягой» принёс ощутимый результат.

— Часы возле комиссионки сбывал?

— Сбывал.

— Но часы-то ворованные. Значит, пойдёшь соучастником.

На этом он и сломался. Володя рассказал, что из разговора моряка со своей спутницей ему стало понятно, что они снимают частную квартиру где-то в районе станции метро «Кузьминки».

Это стало толчком для отработки близлежащих жилых кварталов. Работали участковые инспекторы, местные опера, члены специально созданной группы. Время шло, а результатов ноль.

У меня появилось сомнение, что жилой сектор Кузьминок отработан добросовестно. Решил перепроверить всё сам. Никому об этом не докладывал. В течение недели утром и вечером беседовал с бабульками на лавочках, с молодыми мамашами, которые могли слышать о том, что где-то поблизости снимает комнату матрос торгового флота. И в конце концов вышел на бабушку, которая сдавала жильё моряку. Это был успех! Хозяйка квартиры открыла комнату, смотрите, вот здесь он и живёт. На комоде стояла фотография: моряк и молодая женщина, оба в пляжных костюмах. Быстро перефотографировал. Снимок предъявили фарцовщику Володе. Тот подтвердил: они самые.

В квартире устроили засаду. Когда «моряка» взяли, на руке у него были часы, из числа похищенных в Сокольниках. В результате неопровержимых улик парочка начала давать показания.

— Сразу?

— Нет, конечно, — ответил Котов. — Допрос проводился с оперативным сопровождением. Их сводили, разводили... В конце концов они поняли, что отпираться бесполезно, дали показания на метрдотеля из ресторана «Арбат», но тот был в отпуске.

Вышли на его сожительницу, которая раньше работала в том же ресторане официанткой. В ходе допроса она рассказала, что её сожитель именно в этот вечер возвращается в Москву, и что она должна встречать его в аэропорту. Но встречала его не только дама сердца. В аэропорту его и задержали. Преступник запирался около суток, но вскоре был припёрт к стенке неоспоримыми уликами. И не только тем, что на руке его красовались краденые швейцарские часы. Хорошо поработали и наши эксперты. Чтобы облегчить свою участь, он решил выдать похищенное. Признался, что кражу задумал и совершил один. Неоднократно посещал выставку, изучал обстановку, проследил график обхода милицией павильонов. Затем сумел разобраться, как устроена сигнализация. Дальше всё оказалось делом техники. После удачной «операции» часть товара скинул матросу, а остальное спрятал в подмосковном лесу в районе Ступино. Там проживали его родители, которые, конечно же, ничего не знали о краже.

Выехавшая на место следственно-оперативная группа в километре от дома родителей нашла хорошо замаскированный схрон с похищенным. Часы, разделённые по два-три экземпляра, были упакованы в пакеты, обработанные водонепроницаемым составом. Тщательная работа!

Предприимчивый метрдотель ресторана «Арбат» получил срок десять лет.

Я поинтересовалась, сколько же времени было затрачено оперативными службами, чтобы выйти на его след.

— Три месяца. Фирме «Эникар» возвратили похищенное. Таким образом, МУР не остался в должниках у Швейцарии.

Наша беседа подошла к концу.

Мы идём заснеженной декабрьской улицей к метро. Вячеслав Никитович высокий, подтянутый. Он сохранил прекрасную спортивную форму и мало чем отличается от того, что я видела на фотографиях в различных изданиях. Разве что лицо стало чуть строже. Он не любит рассказывать о себе. Большинство фактов из биографии я узнала из старых газетных публикаций и от жены Нади.

Вот такой он, бывший начальник Московского уголовного розыска…

Татьяна МОСПАН,
коллаж Николая РАЧКОВА