Полковник Штауффенберг

История не терпит сослагательного наклонения. Тем не менее человечество веками стремится разгадывать её тайны. И всё равно повторяет ошибки прошлого.

Один из малоизученных предметов истории — это попытка антигитлеровского путча верхушки фашистской Германии в 1944 году, беспощадно истреблённой палачами гестапо и СС.

В начале семидесятых прошлого века немецкий медиаконцерн «Шпрингер-ферлаг» обратился в Госкомиздат СССР с просьбой направить в Берлин нескольких опытных книгоиздателей для обсуждения возможного сотрудничества. Коллегия Госкомиздата отобрала членов делегации, в числе которых оказался и я.

В те годы я работал над диссертацией, посвящённой тылу Великой Отечественной войны, и меня интересовали все события этого трагического периода нашей страны. Одной из таинственных историй в то время казался заговор нацистской верхушки против Гитлера 20 июля 1944 года.

Гитлер долго не мог прийти в себя. Ещё бы! Что бы могло произойти в мире, если бы Штауффенберг поставил портфель со взрывчаткой на полсантиметра ближе к ноге фюрера?

Дело в том, что это событие в то время подробно не освещалось ни в советской печати, ни в западных средствах массовой информации.

Помню, как в советских газетах 1944 года промелькнули скупые строки о несостоявшемся покушении на Гитлера, и вся информация тем самым ограничилась.

Причин было несколько. В 1944 году Красная армия триумфально одерживала одну победу за другой. Впереди была окончательная Победа над фашизмом и, конечно же, международный суд над нацистами. В ставке Гитлера это хорошо понимали и начали размышлять о собственной участи.

Была ещё и дипломатическая причина. У Советского Союза были налаженные отношения с западными союзниками, несмотря на то, что США и Англия всё время пытались таскать каштаны из огня (так Западная пресса перевела фразеологизм «загребать жар») за счёт военных жертв советской стороны. Не говоря уже о двуликости их дипломатии.

В июне 1944 года второй фронт всё-таки был открыт. События в Берлине могли бы подтолкнуть союзников ускорить прямое вмешательство в театр военных действий. Но заговор в Берлине прошёл без участия разведорганов США и Англии и Черчилль, узнав о том, что случилось в Германии, сначала отмалчивался, а потом прямо заявил: «Чем больше немцы будут убивать друг друга, тем для нас лучше!» Кстати, примерно та же причина была и в откладывании второго фронта. Черчиллю принадлежит ведь и такое изречение: «Чем больше немцы и русские будут убивать друг друга, тем для нас будет лучше!»

Однако Красная армия настолько окрепла в победах, что «дядюшка Джо», как любил Сталина называть Черчилль, мог себе позволить преподать небольшой урок союзникам, демонстративно остановив наступление советских войск. И если бы не слёзная просьба Черчилля, то перегруппировавшиеся с восточного направления гитлеровские части скорее всего опрокинули бы союзнический десант в воды Ла-Манша…

Преждевременное завершение войны не входило в планы союзников, несмотря на все их заверения. А советская сторона стремилась закрепить военные успехи за собой. Сопротивление немцев слабело с каждым месяцем и уже не могло остановить победоносное наступление Красной армии.

Тем не менее поддерживаемый Советским Союзом «Национальный комитет за свободную Германию» уже 23 июля, несмотря на разгром путча, призвал вермахт и население поддержать движение сопротивления.

А вот органы пропаганды союзников (радиостанция «Би-би-си», «Солдатензендер Айнс» и «Солдатензендер Кале» вели на германских волнах чёрную, деморализующую пропаганду на Германию. Более того, английская разведка вступила в игру, и по её требованию в передачи включали имена всех подряд генералов вермахта, приписывая им действия в заговоре. Уже на следующий день после объявления ликвидации путча немецкий отдел «Би-би-си» начал называть всех высокопоставленных лиц германской верхушки участниками заговора, включая, например, генерала Бека, тогда как нацистский Берлин назвал из вермахта только одного графа Штауффенберга. В результате число казнённых в Берлине выросло почти вдвое.

Фюрер был потрясен. Его брюки после взрыва

Пожелание Черчилля английская разведка выполнила с честью, разгромив попутно и здоровые силы сопротивления в гитлеровской Германии, что продолжило агонию рейха и привело к неисчислимым новым жертвам, которых можно было избежать.

Трагическая ирония этого курса состояла в том, что за последние десять месяцев правления Гитлера на полях сражений, в воздушных налётах и в нацистских лагерях смерти погибло огромное количество людей. Причём не только немцев, но и союзников. Если бы к призыву Советов о сопротивлении немцев гитлеровской клике союзники тогда присоединились, возможно, многих трагедий удалось избежать…

Насколько всё это соответствовало действительности, я хотел выяснить, найдя живых участников событий. Ведь тогда прошло всего только двадцать пять лет.

О заговоре против Гитлера заговорили много позже, и немецкая киностудия даже сняла с документальной придирчивостью художественный фильм о заговорщиках. Причём почти все действующие персонажи фильма как бы сошли с фотопортретов живых участников заговора. Но и фильм был ограничен чисто кинематографическими приёмами, цель которых – экспрессия восприятия.

Мне же хотелось побывать в местах, где, собственно, всё и происходило, и поговорить с немецкими историками, а ещё найти свидетелей из тех людей, кто был жив и мог поделиться своей памятью.

Берлин показался мне очень похожим на наш Питер, который я хорошо знал.

Те же прямые проспекты и серый тон массивных зданий. Разве только Унтер-ден-Линден игривостью своей архитектуры чем-то напоминала центр Москвы.

Нас поселили в единственном тогда мощном высотном здании гостиницы «Штадт-Берлин» на Фридрихштрассе, гордостью ГДР. На следующий день повезли в гости к Шпрингеру, медийному магнату (немецкому прототипу Мэрдока), его стеклянная коробка, победно светящаяся над всем городом по ночам, возвышалась на самой границе Восточного и Западного Берлина. Едва мы проехали пропускной пункт, как на территории Западного Берлина выросла фигура шуцмана, поднявшего руку.

…Как раз тогда в АПН вышла моя брошюра на нескольких языках о подготовке молодых рабочих в СССР, с кассетами, в которых размещались цветные слайды. Это было новым словом в книгоиздании, и на немецких издателей она произвела впечатление, судя по их оживлённому обсуждению. Я подарил им несколько экземпляров, после чего у меня вежливо поинтересовались – могут ли они мне быть чем-нибудь полезны? Когда я изложил свою просьбу, они переглянулись, и я сразу понял, в Западном Берлине мне искать нечего…

В департаменте культуры ГДР я тоже не нашёл отклика. Моя переводчица объяснила – немцы не любят вспоминать гитлеровский период. Старые немцы неохотно цедят – он дал работу и хлеб. И это всё, больше вы ничего от них не услышите. Молодёжь живёт другими интересами, им нет дела до прошлого.

Время командировки истекало. Ещё надо было попасть по программе в Лейпциг и Дрезден. И я решил попросить помощи у своих старых московских друзей Сони Мушкаблат и её мужа Мориса Мебеля. Их я не видел с 1952 года. Их родители, члены Тельманского Рот Фронта, эмигрировали в 1934 году в СССР. Морис воевал в наших войсках, переводил с немецкого в штабах фронта. Соня работала в институте микробиологии Академии наук.

В 1947 году по призыву Вильгельма Пика к соотечественникам вернуться на родину и строить ГДР они уехали в Берлин. Морис, врач по образованию, стал главным урологом немецкой республики и лично наблюдал Эриха Хонеккера. К нему-то я и обратился со своей просьбой.

На следующий день в моём номере раздался звонок, и меня пригласили в Совет министров для встречи с человеком, которому меня рекомендовал Морис.

Совет министров ГДР располагался в бывшей резиденции Геринга. Не очень высокое здание из тёмно-серого гранита с колоннами. В моём воображении его всё ещё наполняли тени прошлого. Это ощущение подкрепляла охрана в хорошо знакомой мне тёмно-серой форме солдат рейха с катушками в петлицах, которой я насмотрелся в 1947 году в лагере военнопленных в Красногорске, где в оперотделе работал мой старший брат.

Вообще в Берлине тогда много удивляло. И мемориал, посвящённый погибшему немецкому солдату, и торжественный развод почётного караула, шагающего гусиным шагом к этому мемориалу, и сентиментальные немки на тротуарах, вытирающие слёзы при виде парадно шагающих солдат вслед за офицером с обнажённой саблей. И всё это происходило на территории ГДР…

Человек, который меня ждал, сразу попросил не называть его имени. Мне это было понятно. Возле пропускного пункта из восточной части города в западную стоял щит с картой Западного Берлина. На ней были обозначены бесконечными кружками явочные адреса всех разведок мира.

Мой собеседник в годы наци работал в министерстве иностранных дел и, как сочувствующий заговорщикам, попал в гестапо в начале 1945 года. Был освобождён советскими солдатами и сразу стал оказывать ценную помощь советской комендатуре. Он действительно много знал о событиях июля 1944 года и был знаком со многими участниками. Главный консультант фильма о заговоре был именно он.

Отказать в просьбе Морису он не мог, хотя сразу предупредил – обо всём этом он предпочитает не говорить, хотя его и упросили консультировать известный кинофильм. Никаких интервью, только ответы на вопросы неизвестного собеседника. Я всё принял к сведению и сразу спросил – правда, ли, что гитлеровская верхушка была столь предана своему вождю?

Разговор получился интересным. Он и сегодня может показаться любопытным нашим читателям.

После войны обнаружилось, что по мере приближения поражения начали колебаться многие даже в среде СС, и прежде всего сам Гиммлер. Ещё в 1942 году он спрашивал своего финского массажиста Феликса Керстена: «Как вы думаете? Не сумасшедший ли этот человек?»

Как так? Маниакальный палач, мистик, клеймённый кровью, мог разувериться в справедливости культа своего кумира?

А вот, оказывается, мог. И приказал завести досье болезней фюрера.

Сталинград ещё больше подорвал веру в звезду Гитлера и в начале 1944 года, ещё до путча, по поручению Гиммлера доктор Сикс из министерства иностранных дел (друг моего собеседника) попытался осуществить зондаж союзников.

Некоторые высшие генералы СС пошли ещё дальше. Начальник уголовной полиции обергруппенфюрер Артур Небе (повинный в массовых убийствах в России. – Э.К.) был близок к группе 20 июля и после покушения повешен.

Некоторое время генералы СС Феликс Штайнер и Зепп Дитрих, который в течение многих лет командовал личной охраной Гитлера и был главным палачом в «ночь длинных ножей в 1934 году», продумывали нападение на ставку фюрера.

Преемник Канариса на посту главы объединённой разведслужбы абвера и СД, полковник СС Вальтер Шелленберг готовил похищение Гитлера и выдачу его союзникам.

В Париже во время и после событий 20 июля весьма сомнительным было поведение обергруппенфюрера СС Карла Оберга, представителя Гиммлера во Франции.

Другой обергруппенфюрер Карл Вольф сыграл решающую роль в капитуляции сил «оси» в Италии. И опять-таки Шелленберг весной 1945 года организовал тайные переговоры между Гиммлером и шведским графом Фольке Бернадоттом, с помощью которых рейхсфюрер СС намеревался вывести в последний момент Германию из войны с Советами и объединить усилия с англосаксами. Можно не сомневаться, цена торговли всех этих тайных переговоров была сдача Гитлера союзникам…

Почему англо-американская коалиция не пошла на это? Главным образом потому, что предстоял раздел Европы и Германия тут была лишней.

Так что Ольбрихт и Штауффенберг в 1944 году были совсем не одиноки в своих начинаниях. Надо полагать, они были хорошо осведомлены о настроениях в верхушке государства и полагали, что почин заговорщиков будет сразу подхвачен всей оппозицией фюрера! Сплочённость нацистского рейха только казалось монолитной.

Собеседник задумался, восстанавливая нить событий.

Понимаете, ещё перед войной ряд видных военных и государственных деятелей Германии начали критически относиться к агрессивной политике Гитлера.

Однако по мере того, как Гитлер шествовал от одной дипломатической, а затем и военной победе к другой, оппозиция становилась всё слабее. К тому же её ряды редели – от смещения с постов, разочарований, арестов и даже казней.

Но когда на Восточном фронте начались неудачи, а затем произошла катастрофа Сталинградского разгрома германского воинства, в рядах вермахта и генерального штаба возобновилось брожение и появилось новое поколение сопротивленцев, которые сомкнули ряды с уцелевшими участниками предшествующих заговоров.

Война затягивалась, росло число погибших. Поступали новые сведения о зверствах немцев, масштаб человеческих страданий становился невыносимым, и союзникам было всё трудней отличать Гитлера от окружающих его пособников (отличать «хороших» немцев от «плохих»). Создавалось впечатление, что Гитлер представляет собой воплощение немецкой нации в целом. И только Советский Союз продолжал утверждать, что народ Германии — это не только партия нацистов.

20 января 1941 года Уинстон Черчилль дал распоряжение Форин-Оффису игнорировать любые попытки зондажа внутри Германии: «Нашей реакцией на такие предложения должно быть полное молчание». Отдельные сотрудники германского министерства иностранных дел, по словам собеседника, изо всех сил пытались пробить эту стену недоверия, возглавлял попытки антинацист Адам Тротт, имевший связи в движении сопротивления и пользовавшийся авторитетом в дипломатическом мире Европы, но всё было тщетно. В 1943 году президент Рузвельт в Касабланке заявил: «Только безоговорочная капитуляция». И это выбило из седла многих убеждённых антинацистов.

Душою нового плана свержения нацистского гнёта стали видный военный начальник, генерал-полковник Фридрих Ольбрихт и молодой, переживший тяжёлое ранение полковник граф Клаус Шенк Штауффенберг. Всё это произошло уже после открытия второго фронта, которое дало жёстко понять гитлеровской Германии, что переговоры возможны только в категорическом тоне.

Уничтожение Гитлера силами внутреннего сопротивления, по мнению заговорщиков, должно было изменить политическую обстановку вокруг их страны.

Тридцатисемилетний Штауффенберг присоединился к сопротивлению в июне 1943 года. В юности он считал, что Гитлер призван спасти Германию от катастрофических последствий и позора Версальского договора. Состоя при штабе Роммеля в Северной Африке, Штауффенберг получил в бою тяжёлые увечья – лишился глаза, правой руки и двух пальцев на левой (что впоследствии и привело к неудаче при покушении на фюрера…).

В июне 1944 года он был назначен начальником штаба армии резерва, заместителем командующего которого был давний антинацистский заговорщик, генерал-полковних Фридрих Ольбрихт.

По должности Штауффенберг должен был лично являться с докладом к Гитлеру. Поскольку никто из ближайшего окружения фюрера не мог или не решался взять на себя его ликвидацию, Штауффенберг решил сделать это во время одной из таких встреч.

Две попытки 11 и 15 июля были отменены в последнюю минуту, поскольку по плану вместе с Гитлером должны были быть ликвидированы Гиммлер и Геринг. Они по разным причинам отсутствовали.

К этому времени аресты множились, и было ясно, что гестапо подбирается к заговорщикам даже среди военных. Когда 20 июля Штауффенберг был снова вызван к Гитлеру, он решил – будь что будет – и на этот раз подложил бомбу.

В 18.25 вечера этого дня сообщение по радио Берлина не содержало никаких имён. Говорилось лишь, что было совершено покушение на жизнь фюрера с применением взрывчатки. Сам фюрер не пострадал, если не считать лёгких ожогов и царапин. Он сразу вернулся к работе и согласно программе принял дуче (Муссолини) для длительной беседы. Только из последующих комментариев следовало, что покушение — дело вражеских рук.

В тот момент Гитлер ещё не понимал весь масштаб задуманного переворота. Он осознал это лишь тогда, когда узнал о попытках свержения нацистского режима одновременно в Берлине, Вене, Париже!

Дело в том, что с 1943 года в штабе командования сухопутных сил на Бендлерштрассе существовал план «Валькирия» на случай внутренних беспорядков в рейхе. Главная роль, согласно этому плану, отводилась армии резерва и частям, расквартированным в столице и вокруг неё (гвардейскому батальону и военным училищам).

План «Валькирия» по иронии судьбы был утверждён лично Гитлером. Однако Ольбрихт, Штауффенберг и другие заговорщики разработали к этому плану секретное приложение, по которому план можно было изменить и использовать для свержения нацистского режима и даже для назначения нового правительства, как в самой Германии, так и в оккупированной Европе.

Но с самого начала в плане оказались серьёзные просчёты. Например, из тех членов высшего военного командования, которым по плану «Валькирия» предстояло захватить власть в Германии и на местах, лишь немногие оказались осведомлены об истинных целях заговорщиков. Заговорщики боялись утечек и полагали, что остальные, начиная с генерал-полковника Фридриха Фромма, командующего армией резерва, от которого зависел успех заговора, сразу присоединятся к сопротивлению, как только узнают о смерти Гитлера и свободе от данной ему присяги. Предполагалось также, что на несколько часов будет прервана связь между Растенбургом и внешним миром, чтобы не удалось принять встречные контрмеры.

Штауффенберг должен был не только прикончить Гитлера, но успеть вернуться в Берлин из Растенбурга, чтобы координировать на месте развитие плана «Валькирия».

Надо понимать, что средний немецкий солдат был так идеологически обработан, что было просто невозможно предугадать, какими могут быть его реакции на захват правительственных учреждений.

В Растенбурге проявились и другие просчёты Штауффенберга. Обычно Гитлер проводил совещания в подземном бункере. На этот раз из-за сильной жары совещание перенесли в наземное деревянное помещение, стены которого сразу рассыпались от взрыва, и сила его энергии в значительной мере ушла в открытое пространство.

Поскольку Штауффенберг был однорук, он сумел пронести только одну бомбу в портфеле вместо предполагаемых двух. Как только Штауффенберга вызвали к телефону, как это было обусловлено, и он вышел из комнаты, штабной офицер, споткнувшись о портфель, передвинул его на другую сторону под тяжёлой столешницей, где была расстелена карта, над которой в тот момент склонился Гитлер. Все это ослабило силу взрыва и в какой-то мере защитило Гитлера.

С улыбкой собеседник рассказывал. Старший офицер верховного командования вермахта полковник Хайнц Брандт сам не был участником заговора, но был со многими из них знаком и сочувствовал их идеям. В 1943 году он едва не погиб во время предыдущего покушения на Гитлера, когда бутылка коньяка со спрятанной в ней бомбой (о чём он не знал) почему-то не взорвалась в самолёте во время возвращения Гитлера и его свиты с Восточного фронта в Растенбург.

20 июля 1944 года именно он случайно спас Гитлера, отодвинув портфель Штауффенберга под столом в сторону. Когда бомба взорвалась, все, кто стоял справа от стола с картой, были тяжело ранены или убиты, включая и Брандта…

В 12.42 дня раздался оглушительный грохот, и здание превратилось в облако из пламени и дыма. Штауффенберг и его адъютант Вернер Хафтен неподалёку беседовали с ещё одним участником заговора, начальником связи Гитлера, генералом Эрихом Фельгибилем, они сразу вскочили в свой автомобиль и, не дав опомниться часовым на контрольно-пропускном пункте, помчались на аэродром, откуда срочно вылетели в Берлин.

По плану «Валькирия» именно Фельгибель должен был по телефону сообщить Ольбрихту о гибели Гитлера и прервать связь между Растенбургом и внешним миром.

Каково же было его смятение, когда он увидел, как Гитлер выбирается из развалин, поцарапанный, в пыли, в растерзанных брюках, но точно живой. Он едва успел передать в Берлин отрывочное сообщение: «Случилось ужасное… Фюрер жив…», — как эсэсовцы перехватили его канал связи.

Таким образом, два ключевых условия заговора не были выполнены – Гитлер оставался живым, и связь между Растенбургом и остальным миром продолжала действовать. Более того, теперь было известно, кто посмел покуситься на жизнь фюрера, по всей Германии по телексу разлетелись приказы об аресте Штауффенберга.

План «Валькирия» до этого дня отменяли дважды (Штауффенберг откладывал каждый раз покушение из-за отсутствия Гиммлера и Геринга), и Фельгибель каждый раз оповещал Ольбрихта об отмене попытки. И на этот раз Ольбрихт не поторопился дать плану ход, пока не будет точно известно, что же произошло в Растенбурге.

(Окончание следует)

Эрик КОТЛЯР,

фото из открытых источников