К сожалению, мы вынуждены пропустить ещё один год в обзоре издания газеты «Ведомости московской городской полиции»: в архивных хранилищах мы не нашли ни одного экземпляра 1874 года. Время неумолимо даже к бумажным свидетелям эпохи. И потому сегодня речь пойдёт о газете, с которой читатели знакомились в 1875 году. А 1875 год — это как-никак уже 28-й год издания органа московской полиции. Как говорится, налицо солидный трудовой стаж. Несмотря на все перипетии, перед нами собеседник москвичей, проверенный временем.

ПРИЗЫВНИКАМ МОСКВЫ

В этот год вся Россия постепенно привыкала к чувствительной для всего населения военной реформе: шёл второй год, как в государстве на смену комплектованию армии способом рекрутской повинности была введена всеобщая воинская повинность. В Уставе о воинской повинности говорилось: «Мужское население без различия состояний подлежит воинской повинности». При этом для многих категорий предусматривались льготы и отсрочки по семейному положению: не брали в армию единственных сыновей родителей, единственных кормильцев, представителей ряда национальностей, духовенства, не призывали врачей, учителей и ещё ряд категорий населения. А от тех молодых людей, кому отсрочки и льготы не полагались, закон требовал строгого соблюдения их обязанности. Газета «Ведомости московской городской полиции» регулярно напоминала об этом москвичам. Скажем, такое вот сообщение в номере за 20 марта: «Московская мещанская управа, составив на основании устава о воинской повинности и изданных правил и форм призывные списки о лицах московского мещанского сословия, имевших в 1874 году от роду 20 лет, т.е. родившихся в 1854 году, приглашает всех таковых лиц, а за отсутствием самих их, их родителей или родственников являться в сию управу до 25 числа будущего апреля месяца, исключая воскресных и табельных дней, для обозрения упоминаемых списков и для дополнения в оных тех нужных сведений, которые за непредоставлением ими своевременно, в виду управы быть не могли, а между тем оные могут изменить условия призыва их к отбыванию воинской повинности». Далее следовало предупреждение, что неявившиеся будут наказаны по закону. Новая форма призывной кампании была довольно чувствительна для населения Белокаменной, ведь теперь нельзя было, как раньше, официально откупиться от службы.

НАЗНАЧЕНЫ К СЛУШАНИЮ

Илья Репин. Проводы новобранца

Нововведения в «Ведомостях московской городской полиции» читатели встречали регулярно. Вот одно из таковых образца 1875 года: на первой полосе теперь стали публиковаться известия о судебных процессах, которые ещё только запланированы. Гласность! Недаром же говорят, что судебная реформа в России вывела российскую Фемиду на первые позиции в мире. Вот информация, помещённая в номере за 20 марта — список дел, назначенных к слушанию на открытом судебном заседании: «По уголовному отделению на 21 марта, в пятницу, с 11 часов утра: 1) дворника В. Крапивина, обвиняемого в нарушении общественной тишины и оскорблении городовых; 2) мещан Филимоновых, обвиняемых в присвоении вещей, принадлежащих М. Алексеевой и дочери её М. Прокофьевой; 3) мещанина Басманникова, обвиняемого в самоуправстве и оскорблении крестьянки А. Хитровой; 4) купца Фёдора Буравлева, обвиняемого в распивочной торговле вином в его рейнском погребе; 5) кассационная жалоба управления акцизными сборами по обвинению крестьянина И. Соколова в распивочной торговле пивом в штофной лавке; 6) мещанина А. Тимофеева, обвиняемого в произведении буйства». Здесь следует пояснить, что И. Соколов и Фёдор Буравлёв попали под суд за то, что закон запрещал торговать спиртным без наличия специального патента. А ещё запрещалось трактирам торговать водкой навынос. На открытые судебные заседания мог прийти любой желающий, в судах разыгрывались целые юридические спектакли.

Однако на этом судебная гласность не заканчивалась. По результатам судебных заседаний в газете оперативно появлялись такие сообщения: «11 марта, утром, на Конной площади, Серпуховской части имеет быть объявлен приговор Московского окружного суда преступникам богородским мещанам Семёну Кошину и Фёдору Олихову, присуждённым за грабёж с насилием к лишению всех прав состояния и ссылке на поселение в места Сибири не столь отдалённые». Особенно жёстко наказывались не только убийцы, но ещё и педофилы того времени, надругавшиеся над ребёнком. За это суд отправлял в Сибирь на каторгу, в рудники, лет на десять. Фемида к таким относилась без снисхождения.

НАЙДЕНЫ ПАСПОРТЫ

И на двадцать восьмом году своего существования рубрика «Дневник происшествий» в газете «Ведомости московской городской полиции» была одной из самых популярных. Где, как не здесь, можно было узнать про «самые-самые» городские события, о которых судачили на тогдашних кухнях. Главное отличие рубрики этого года: теперь она всегда начиналась с сообщений о пожарах. Увы, пожаров в Москве всегда хватало, так что «пожарная часть» колонки о происшествиях никогда не пустовала. В 53-м номере газеты, например, москвичи узнали о пожаре на пивоваренном заводе: «7 марта в 7 часов утра на мёдопивоваренном заводе купцов Горшанова, Корытова и Ко на Шаболовке, в 4 квартале Серпуховской части, в дощатом на дворе сарае, где осмаливались пивные бочки, произошёл пожар, от которого сарай этот сгорел. Дальнейшее распространение огня действиями пожарных команд через час прекращено. Строения застрахованы. Убытка показано 2500 рублей. Причину пожара относят к раскалившемуся во время топки колпаку над очагом в сарае, от которого загорелась балка. Дознание передано мировому судье».

Московские пожары в те годы довольно часто были связаны с развитием промышленности. В городе появлялись всё новые мастерские и даже фабрики. На работу в эти мастерские и фабрики обычно нанимались крестьяне, прибывшие на заработки. Производственного опыта у них не было, да и особого желания делать всё с большой тщательностью и осторожностью — тоже. Вот и горели «ячейки развивающегося московского капитализма» с большой регулярностью. По той же причине приехавшие на заработки крестьяне часто становились жертвами несчастных случаев на производстве — то кто-то в кипящий фабричный котёл упадёт, то кого-то при строительстве нового фабричного корпуса колонной задавит, то кого-то затянет в колёса станкового механизма. Про технику безопасности новоявленные капиталисты предпочитали особо не вспоминать, отсюда и несчастные случаи. К сожалению, подобных ЧП в Москве того времени было много, газета о них писала чуть ли не в каждом номере: «5 мая на фабрике Штифель в 1 квартале Серпуховской части, при вбивании свай чугунной бабой одному из рабочих крестьянину Среплову, 27 лет по его неосторожности ударила бабой весом 9 пудов большой палец правой руки, с раздроблением кости». Пострадавший отправлен в больницу, а по этому случаю заведено дело и передано мировому судье.

Надо отдать должное: худо-бедно, а медицина для малоимущих в городе существовала не только на бумаге. В «Ведомостях московской городской полиции» постоянно публиковались адреса больниц и медиков, которые бесплатно лечили крестьян и других простолюдинов. Вот одно из таких объявлений, опубликованное на первой полосе газеты: «В поликлиниках детских и женских болезней при Московском воспитательном доме и родильном госпитале его бывает ежедневный бесплатный приём больных, от 10 до 12 часов дня». Ведущие частный приём врачи также не остались в стороне — газета помещает их объявления о бесплатном приёме больных в строго отведённые для этого дни и часы.

Ну а у кого есть деньги на лечение — тех тоже приглашают по объявлениям: «Лечебница для приходящих, на Моховой, против Румянцевского музея: вторник 11 марта — внутренние болезни, И.И. Шлиссельберг от 9 до 10 часов». Далее идёт целый список врачей-специалистов, лечащих сифилитические, женские, нервные и прочие болезни. И ещё приписка о плате: «Плата за совет, пособие и лекарство 1 рубль. При лечебнице ночное дежурство врачей (с 10 часов вечера до 8 часов утра)».

С «понаехавшими» в Москву на заработки крестьянами ещё одна беда: получив непривычные паспорта, крестьяне то и дело теряли их, а совестливые москвичи — то и дело находили и относили в полицию. «Ведомости московской городской полиции» практически в каждом выпуске публиковали длиннющие списки тех найденных паспортов: «В канцелярию обер-полицмейстера представлены найденные паспорты крестьян: Каширского уезда с. Юрщово Василия Чертовлина…» и т.д. — целая рота. «Потерявшие, за получением означенных документов могут прибыть в Московскую управу благочиния (управление полиции — авт.)».

Сколько крестьян обращались в полицию по поводу утерянных паспортов — неизвестно, но можно не без основания предположить, что немного. Ведь значительная часть прибывших в Первопрестольную на работу обосновывалась здесь лишь на время. Поработав, потом уезжали домой куда-нибудь в глубинку, а паспорта так и оставались в Москве.

Постоянное место в «Дневнике происшествий» было и в этом году у заметок про угоны лошадей. А поскольку лошадок в городе было много, то и угонов тоже хватало. Нередко в одном газетном номере повествовали про целый набор случаев. Угоны журналисты обычно старались выбирать для описания не совсем обычные, а чтобы с «фокусами» конокрадов. Вот, например, история про целую шайку конокрадов и наивных крестьян: «6 марта крестьянин Глушенков заявил в конторе 2-го квартала Пятницкой части, что он 5 числа приехал с дочерью своей Матрёной Фёдоровой в Москву на двух лошадях для продажи сена. На Конной площади встретились с ним две неизвестные женщины, которые при разговоре предложили Глушенкову взять на воспитание младенца и под этим предлогом после продажи сена отправились с ним и его дочерью на одной лошади на Пятницкую улицу, в дом Осипова, где будто бы живёт госпожа, желающая отдать ребёнка на воспитание. Подъехав к этому дому, женщины эти пригласили Глушенкова в трактир пить чай, оставив при лошади Матрёну Фёдорову. При выходе из трактира Глушенков отправился за другой лошадью, оставленной им на постоялом дворе, и в это время неизвестные женщины, подойдя с каким-то человеком к дочери Глушенкова, Матрёне Фёдоровой, выдали его за дворника и сказав, что он будет присматривать за лошадью, зазвали её в трактир пить чай, откуда они все скрылись; а когда Матрёна Фёдорова вышла из трактира, то не нашла ни лошади, стоящей 50 рублей, ни присматривавшего за ней человека. К розыску скрывшихся неизвестных женщин и сообщника их, а также угнанной ими лошади приняты меры. Дознание передано мировому судье».

«Лошадиная» тема в колонке происшествий развивалась в разных направлениях. В том числе и в рамках борьбы с лихачами — не первый уже год городское начальство боролось с бесшабашной ездой извозчиков, их подвергали различным наказаниям, но толку было немного. Вот и приходилось газете «Ведомости московской городской полиции» то и дело сообщать читателям о самых, казалось бы, незначительных случаях, чтобы другим неповадно было. Фемида не дремала: «…в 2 часа пополудни легковой извозчик крестьянин Семёнов 24 лет, проезжая по Елоховскому мосту, в районе 2 квартала Басманной части сшиб с ног мещанку Васильеву 50 лет, причинив ей ушибы правой ноги и руки. Васильевой выдано медицинское пособие. Виновный в неосторожной езде извозчик Семёнов привлечён к судебной ответственности».

Александр ДАНИЛКИН,

фото автора и из открытых источников