Рассказать о том, как проходит реабилитация раненых участников специальной военной операции (СВО) — такое редакционное задание получил корреспондент газеты «Петровка, 38». И выполнил его ценой… нет, не собственной жизни, а медицинской операции.

Где можно встретиться с ранеными в СВО, было ясно с самого начала. Конечно, в госпитале. Поэтому пришлось воспользоваться статусом военного пенсионера и попросить врача из поликлиники направить в «оборонную лечебницу». Доктор осмотрел и, не подозревая об истинных моих намерениях, сразу выписал направление: «Голубчик, вам есть что подлечить». Ему было немногим за сорок, но выражался он, как земский врач эпохи Антона Чехова, — такая же ласковая терминология…

Госпиталь, оказалось, устроен так, что центром его жизни является длиннющий, метров 250, коридор второго этажа. По нему все обитатели три раза в день идут в столовую и возвращаются из неё. По нему же медленно, туда-сюда, ходят раненые бойцы СВО, восстанавливаясь после операций.

Не скрою, вид молодых людей, двигающихся с помощью костылей или на колясках, производит болезненное впечатление — в первый момент даже заныло сердце.

Сосед по палате

У моего соседа по 406-й палате рядового Александра Антонова нет правой ноги ниже колена. Он потерял её во время боя на луганском направлении, попал под миномётный удар противника.

Александр родом из небольшого городка Свердловской области. Ему около сорока лет. Он отец двоих детей — одиннадцатилетнего сына и семилетней дочки. По образованию строитель, окончил колледж, работал в разных организациях. В армии служил в морской пехоте Каспийской флотилии — на плече татуировка «русалка в тельняшке», видно, с тех пор осталась.

Александр — доброволец, в сентябре прошлого года изъявил желание защищать Донбасс, пошёл в районный военкомат и написал заявление. Поскольку у него была хорошая общевойсковая подготовка, его сразу направили в часть сил специальных операций. Их группа, как он рассказал, постоянно находилась на переднем крае, «метров 80—100 до украинских окопов», с помощью беспилотника высматривала цели и наводила на них нашу артиллерию. Иногда, когда их обнаруживали, вступали в перестрелку. Но такое было нечасто.

После ранения Александра эвакуировали в Ростов, оттуда авиацией в Москву. Здесь прошла ампутация, ногу, как ни старались военные хирурги, спасти не удалось. Теперь ему подгоняют протез. Сам протез стоит свыше трёх миллионов рублей, но его предоставили бесплатно. Подгонка занимает несколько месяцев, выйти из госпиталя он сможет в середине лета.

Сейчас он тратит своё время на разговоры с женой — звонить начинает с 6 утра и беседует с нею почти каждый час. Она жалуется на сына, которого трудно отогнать от телефона и посадить за учебники. Тогда он просит передать трубку парню и требует «не сердить маму».

К моему удивлению, всё остальное время Александр тратит на просмотр телевизора, буквально не пропускает ни одной передачи о СВО. Когда показали сюжет, как украинский боевик в упор расстрелял нашего солдата, сдающегося в плен, Александр аж подпрыгнул на кровати, сел — долго молчал, а потом сказал:

— Ух, какая судьба! Лучше уж без ноги…

Кстати, о ранении. Я увидел, как на втором этаже молодые парни организовали соревнование: гоняют в колясках наперегонки по паркетному полу. Поделился с одним из них своим наблюдением, дескать, наверное, лучше руку потерять, чем ногу. Он возразил:

— Мне машину ремонтировать, плитку класть — руки больше нужны.

По утрам нас навещает лечащий врач, он у нас один — Александр Александрович, молодой спокойный мужчина. Доктор спрашивает Александра, что его беспокоит. Тот отвечает, что днём — ничего не беспокоит, а ночью — начинает болеть нога, та, которой нет. «Фантомные боли». Сан Саныч, как мы его между собой прозвали, выписывает какое-то снадобье, и перед наступлением ночи сестра ставит соседу капельницу…

Каждый день в палате гости. Вначале я думал, что это какая-то родня Александра приехала, принесли еду всякую — салаты, блины, жареное мясо. Но потом оказалось, что это семья волонтёров (муж с женой) с Левобережного района раз в неделю посещают Антонова. Простые, улыбчивые люди, ненавязчивые — вручили подарки, передали привет жене Александра и ушли.

Потом заглянул актёр Амаду Мамадаков, Вакутагин из сериала «Солдаты», который со всеми (и даже со мной) сфотографировался и пригласил в актовый зал, где он выступал с концертом. На следующий день появилась сестра-хозяйка с огромным деревянным ящиком — от мэра Москвы. Не скрою, у меня прорезался большой интерес, попросил Александра разобрать ящик вместе с ним.

В нём оказалась икра красная — большая стеклянная банка, два батона колбасы, джемы, паштеты, конфеты, печенье. Когда всё выложили, на столе образовалась гора продуктов. Надо сказать, что мэр (или те, кому он поручил) не поскупился, молодец. Икра отлично подошла к блинам предыдущих гостей.

Самый главный посетитель появился в среду. Я это сразу определил — человек с «нимбом» над головой. Кадровик? Так и оказалось! Он пришёл решать судьбу Антонова. Быстро выключили телевизор, освободили от одежды стул, сдвинули продукты на столе, чтобы он мог на нём писать. Я превратился в одно «огромное ухо».

Кадровик представился, потом уточнил статус Александра:

— Мобилизованный? Доброволец?

— Доброволец!

— Копия диплома об окончании колледжа есть?

— Нет.

— А почему?

— Так у меня диплом при себе…

— А, — улыбнулся тот. — Давай посмотрим.

Полистав диплом и приложение к нему, представитель ГУК «добавил» голосу громкости и даже торжественности:

— Руководство страны и руководство Министерства обороны приняло решение, — начал он, и я даже немного испугался, что сейчас начнётся «лекция о заботе партии и правительства», которых я за годы службы прослушал «тыщу раз». Но надо отдать должное, кадровик быстро перевёл беседу в конкретное русло:

— Принято решение: людям с травмой, такой как у вас, предложить остаться в Вооружённых силах и продолжить службу. Вы готовы?

— Готов, — сказал мой сосед. — Но кем?..

— Вам будет открыта должность в военном комиссариате, — он назвал городок в Свердловской области…

— Прапорщика?

— Нет, капитанская должность.

— Так я же рядовой.

— К лету, моменту вашей выписки из госпиталя, вам будет присвоено первичное офицерское звание — младший лейтенант. Ещё какие есть вопросы?

— Чем буду заниматься?

— С понедельника при госпитале Минобороны откроет двухнедельные курсы, на них прочитают лекции о работе военкоматов. А подробно ознакомитесь со своими обязанностями уже на месте.

Помолчав немного, кадровик попросил Александра расписаться в каких-то ведомостях и пошёл в следующую палату. А Александр с просветлённым лицом стал звонить жене.

«Крестник «Вагнера»

Среди раненых, гуляющих на костылях по коридору второго этажа, моё внимание привлёк совсем юный парень. Вначале цветом волос — какого-то лилового цвета, а потом — цветным шевроном на рукаве. На нём был изображён… череп синего цвета. Дождавшись, когда он, делая очередной круг, оказался рядом, спросил: что за странный шеврон? Парня зовут Владимиром, он присел рядом и рассказал свою историю.

Воевал на луганском направлении. Из тыла подвезли боеприпасы, он участвовал в перегрузке их в крепкое двухэтажное здание. Неожиданно по складу ударил украинский беспилотник и снаряды взорвались. Огромная плита вывалилась из здания и прижала Владимиру ноги. Он не смог вылезти сам и стал звать на помощь. Его товарища контузило, и он лежал без сознания. Так прошло немало времени. Наконец, Владимира услышали — это оказались бойцы ЧВК «Вагнер». Они быстро отправили товарища в тыл, и стали помогать Владимиру. Плита оказалась такой тяжёлой, что необходима была специальная техники, к примеру, кран, чтобы её поднять.

Решили сделать подкоп под плиту. Сменяя друг друга, «вагнеровцы» семь часов рыли углубление и наконец им это удалось — вынули из-под плиты ноги Владимира и сразу же повезли его в районную больницу. Врачи сказали, что правую ногу нужно ампутировать, иначе начнётся гангрена. Володя был в сознании. Он набрал мамин телефон, она живёт в Южно-Сахалинске, и спросил её: «Мамочка, как мне быть?»

Мама попросила дать трубку врачу и стала молить, чтобы тот спас ногу. Врач объяснил ей, что нога почти десять часов лежала на холодной земле, она уже отмерла. А если её не отрезать, под угрозой окажется жизнь Владимира. Мама заплакала и попросила: «Спасите моего сына!» Военные хирурги в госпитале имени Бурденко потом сказали, что их коллеги, гражданские врачи, всё сделали правильно.

Володя уже несколько месяцев проходит реабилитацию, ему уже сделали протез, он каждый день терпеливо делает несколько кругов по коридору, тренируется.

А я вспомнил о странном шевроне и спросил ещё раз. Оказывается, «вагнеровцы» считают парня своим крестником, подарили шеврон, взяли телефон Владимира и уже несколько раз звонили — спрашивали, как дела, не обижают ли его и нужна ли помощь. А он с гордостью носит нашивку своих спасителей.

Володя очень молод на вид, оказывается, ему ещё нет и двадцати, он сразу подписал контракт без прохождения срочной службы. К моему удивлению, оказался семейным человеком: пока был в госпитале, у него родилась дочка, которую назвали Мирослава.

Спросил его: предлагали ли кадровики ему какую-нибудь работу или службу? Предлагали открыть в военкомате должность, но он отказался. Почему? Объяснил: до службы окончил юридический колледж, и ему уже предложили работать в суде, его мама там трудится в какой-то канцелярской должности. Здесь, дополнил Владимир, перспектив больше: после получения высшего образования и нескольких лет работы помощником судьи можно стать судьёй.

Володя переполнен предвкушениями от предстоящей встречи с семьёй. Государство «задолжало» ему отпусков на полгода, отбудет их, решит свои дела в части и на дембель. Он попросил меня, как взрослого человека, дать ему совет.

Владимир по увольнению получит выплаты, чуть более 8 миллионов рублей, и вот вопрос: как их с умом потратить? Им с женой нужна квартира и машина. Этих денег хватит на «двушку» в центре Южно-Сахалинска, но, чтобы осталось ещё и на авто, они решили приобрести жильё на окраине города, где квартиры дешевле и выплаты хватит на всё. «Нет, — не одобрил я его план, — выезжать из центра, от больниц, поликлиник и аптек нет никакого смысла. Лучше деньги разделить: на 2—3 миллиона купить нормальную машину, а на остальную сумму оформить ипотеку квартиры в центре областной «столицы». Пойдёшь работать и потихоньку выплатишь. А может, найдутся добрые люди и помогут».

Дал совет, а сейчас мучаюсь: правильный ли?

На прощанье всё-таки спросил Владимира о необычном, лиловом, цвете его причёски. Он засмеялся: «Да это я ещё раньше сделал: ребята наши некоторые захандрили: «Жизнь кончена», — я и покрасил волосы в такой цвет, чтобы их немного развеселить».

Какие они ещё дети!

«Двухсотые» и «трёхсотые»

Странно устроен человек. Ещё вчера я с замиранием сердца на негнущихся ногах подходил к раненым парням, а сейчас (привык, что ли?) спокойно приближаюсь к ним, расспрашиваю, не обращая внимания на их увечья. Наверное, немного привык. Но главная причина того, что так легко удаётся войти с ними в контакт, кроется в самих парнях. У них уже прошёл шок и потрясение от ранения, они уже «намолчались», им уже хочется поговорить, рассказать о пережитом. Они отвечают на любые вопросы, шутят и смеются…

Моё внимание привлёк хромающий парень — ноги у него на месте, а ходил он с палочкой и в сопровождении медсестры. Зовут его Дима, родом из Омска. Вид у него столь же молодой. Оказалось, что только-только вернулся со службы в армии и был мобилизован. Срочную служил в мотострелках, а призвали в полк ВДВ. Я спросил, были ли прыжки с парашютом и специальная подготовка. Он махнул рукой, дескать, времени на это не было — пару недель позанимались на полигоне, постреляли по мишеням и распределились по частям.

Дмитрий попал в полк, который воюет под Херсоном. Он с двумя товарищами находился в окопе, в боевом охранении. И с украинского дрона в их окоп сбросили гранату. Беспилотник был на высоте 2 километра, они его просто не видели.

Граната контузила всех троих — двух легко, а Диму тяжело. Его товарищи уже вернулись в строй, а он ещё лечится. Хромает, потому что, как он объяснил, «нервная система даёт сбой». Ей кажется, что ног нет, и она посылает «неправильный сигнал», вынуждающий спотыкаться. Впрочем, постепенно ноги начинают слушаться, шаги становятся увереннее. А вот с левой рукой, такой же контуженой, проблемы — её лечение идёт труднее.

Из Главного управления кадров к нему ещё не подходили, ничего не предлагали. Дима, конечно, их ждёт, но вполне резонно говорит, что ему ещё рано делать предложения о будущей работе. Вот подлечусь, потом.

Спросил его: велики ли потери на фронте? Он ответил, что нет. В его полку ВДВ за последние четыре месяца «двухсотых» не было, только «трёхсотые», в число которых, как-то виновато сказал он, и сам попал.

Счастливчик!

Моё внимание привлёк сидящий за нашим столом человек, который молчаливо съедал завтрак, обед и ужин. Он чем-то напоминал Карлсона — «упитанного мужчину в полном расцвете сил». Его звали Евгений, и на мой вопрос об участии в СВО, он грустно улыбнулся и ответил: «Да, но всего пять дней». Ноги-руки у него были без повреждений, голова также в порядке — чего он здесь? И как так воевал — меньше недели? Интересно…

Оказалось, мой собеседник — москвич. Ему 45 лет, и всё это время он трудился в сфере информационных технологий. Работу свою любит и даже защитил диссертацию, стал кандидатом технических наук. В преддверии СВО он возглавлял в крупной коммерческой кампании сектор, связанный с IT-безопасностью.

Когда началась мобилизация, получил повестку. В своё время в вузе, который он закончил, имелась военная кафедра, и Евгений числился офицером запаса. В запасе он «сделал карьеру» — стал капитаном. Получив повестку, явился в Преображенский военный комиссариат, показал свои научные регалии и попросил предоставить службу, связанную с его специальностью.

Но военкомату нужны были (проницательный читатель уже догадался) командиры взводов.

Евгений покорился обстоятельствам, надел капитанские погоны и возглавил взвод таких же мобилизованных москвичей. Началась активная боевая учёба. Но на пятый день он почувствовал себя скверно, просто ужасно. Пошёл в медпункт. Врач, увидев состояние Евгения, срочно вызвал скорую помощь и отправил его в госпиталь имени А.А. Вишневского. Как стало ясно, у капитана началось расслоение аорты — так после сытого и спокойного сидения в IT-офисе отреагировал организм на высокие физические нагрузки военной службы.

Расслаивающая аневризма аорты (так по-медицински правильно) характеризуется быстрой и массивной кровопотерей. Более чем в 95 процентах случаев это приводит к смерти, даже если вовремя начато правильное лечение. К счастью, Евгений попал в те самые 5 процентов. Его прямо с машины положили на стол Александра Николаевича Лещука, выдающегося хирурга наших дней.

Об этом полковнике медицинской службы известно, что он редко улыбается, и ещё то, что его приглашают делать операции в лучших кардиологических центрах мира, включая США и Европу, присылают за ним специальные самолёты и буквально молятся на его хирургические руки.

Александр Николаевич спас капитана. Произошло это ещё в октябре. С тех пор Евгений проходит реабилитацию в госпитале. Ему предложили поправить здоровье в военном санатории, он выбрал «Архангельский» —знаменитую генеральскую здравницу, пробыл 21 день и вернулся обратно. Евгений принимает какие-то нейтральные процедуры и трижды в день регулярно ходит на приём пищи.

Мы вышли из столовой и направились к лифту.

— Наверное, проклинаете эту мобилизацию, развалившую вашу жизнь? — спросил я его.

Он снял очки и удивлённо посмотрел на меня.

— Проклинаю? Нет, я просто счастлив! Расслоение аорты у меня могло произойти в любой момент! И кто бы меня спас? Кто бы оплатил операцию, которую в стране делают лишь в нескольких медицинских учреждениях? Да никто! Я жив! Я счастливчик, и только в армии это ощутил.

…После операции мы с соседом по палате как бы поменялись обязанностями. Если раньше я старался что-то сделать за него — принести воду и лекарства, сходить за сестрой, то теперь он, сменив костыли на коляску, обслуживает меня. У него оказались настоящие солдатские гены — товарища выручай.

Вскоре Сан Саныч разрешил мне прогулки, добавив, «чтобы без фанатизма, а то знаю я вас, отставных офицеров». Каждое утро, в самую рань, я поднимался и медленно шёл вокруг корпуса. В это, ещё тёмное, время суток через КПП сотрудники госпиталя спешили на работу. Удивительно, но все они здоровались и желали «доброго дня». Какой-то госпиталь «семейного типа», подумалось. Потом это впечатление не раз подтверждалось — как только я останавливался в том длиннющем коридоре, рядом сразу появлялся человек в белом халате: «Вам нужна помощь?»

Через несколько дней Александр стал собираться в поездку, ему разрешили на пару месяцев слетать в Свердловскую область — «дома даже стены лечат». Минобороны подарило ему коляску и всё, что нужно для такого путешествия.

Я попрощался с ним и также стал собираться домой. Поблагодарил врача, сестричек, санитарок, получил больничный бюллетень (сейчас называют только его электронный номер) и поволок сумку на колёсиках к КПП. И опять встречающиеся в этом длинном коридоре второго этажа люди в белых халатах улыбались и говорили: «До свидания, больше не болейте».

На входе в здание шум-гам. Какая-то крупная женщина в необычном мундире с погонами полковника громко говорила представителю госпиталя:

— Как вы скажете, так и сделаем. Мы можем пройти по палатам и вручить наши подарки. Или вручим по списку, который вы дадите.

Взглянул на её шеврон. Оказалось, прибыл «волонтёрский десант» таможенной службы. В холле высилась огромная пирамида ящиков, коробок и пакетов, а из автобуса несли и несли новые подарки…

Владимир ГАЛАЙКО, рисунок Николая РАЧКОВА