Часто слышу, что служить нынче в полиции нелегко — сплошные усиления да тревоги. Только и в прежние времена не сладко было. Но служивые люди духом не падали, а в выходные, если такие выпадали, отдыхали весело и с пользой для здоровья. Устраивали спортивные праздники, туристические слёты, выезжали в подшефные колхозы на уборку урожая. А ещё, помню, осенью ходили собирать клюкву.

Клюква очень полезная, её как источник витаминов и как лекарство при простуде, интоксикации и снижении иммунитета на зиму запасают. Об этой ягодке ещё в XVI веке в «Домострое» писали: «...сок клюквы, смешанный с мёдом — первое средство от кашля, цинги и лихорадки». Да и в наше время медики восторженно о клюкве отзываются. Говорят, что она уровень холестерина снижает, а потому хороша людям, страдающим заболеваниями сердечно-сосудистой системы. Правда, язвенникам не годится — слишком кислая. Зато сбор клюквы — настоящее приключение, ведь растёт чудесная ягода на особых верховых болотах, которые сильно отличаются от гнилых унылых топей, подобных знаменитой Гримпленской трясине, описанной Конан Дойлем в «Собаке Баскервилей».

Верховое болото — дело особое. Устроено оно сложно и представляет собой прочное сплетение корней многолетних растений. Несвязанное с грунтовыми водами верховое болото существует за счёт атмосферных осадков и полностью покрыто мхом, пушицей, клюквой, багульником, миртом и прочим болотным кустарничком. Тут всё необычно, словно на другой планете. Кажется, что даже пространство здесь искривляется. И это действительно так — поверхность и впрямь выпуклая, потому что мох больше в середине нарастает. Когда идёшь по верховому болоту, почва под ногами не чавкает, а пружинит и упруго раскачивается. Вроде как бы земная гравитация пропадает. В детстве летом мы с пацанами любили ходить на болото возле деревни Бобошино, и вовсе даже не за клюквой (летом-то она ещё зелёная), а просто побаловаться и попрыгать на болоте как на батуте.

Отцу моему, Борису Афанасьевичу, летом и осенью 1941 года вдоволь по верховым да по низовым болотам походить пришлось. Служил он тогда в пулемётном взводе Прибалтийского военного округа. Внезапный удар врага и быстрое продвижение его моторизованных войск нарушили управление Красной Армии. Проявляя отвагу и самоотверженность советские войска оборонялись как могли и даже переходили в контрнаступление, пытаясь сбить наступательный темп противника и нарушить его планы. Отец рассказывал, как упорно обороняли они Шауляй и Либаву (Лиепаи). Отступали ночью по лесам и болотам, только полностью израсходовав боеприпасы. Выходили на соединение к своим, где их наскоро переукомплектовывали и бросали в бой. И снова окружение и отход по болотам. Все возвышенности и дороги были заняты фашистами, и оттуда они из орудий и пулемётов отступающих красноармейцев расстреливали. Борис Афанасьевич вспоминал, как в очередной раз, уже в середине октября, с горсткой бойцов и раненым политруком выбрались из окружения в районе Пскова. Когда у своих оказались, те их за диверсантов приняли, чуть не расстреляли. То, что все пришли в военной форме, с оружием и с документами, было не в счёт. Сердитого особиста тронуло только то, что притащили они раненного в грудь политрука, который был не бинтами, а полковым знаменем перевязан.

Я у отца тоже допытывался, как же они неделями мокрые, голодные, раненые по болотам скитались, да ещё и воевали? Он всё отшучивался, говорил, что клюква их спасала, грибы да мох болотный, который для лечения ран вместо ваты использовали.

Много времени с тех пор прошло, нет больше отца, но когда я на спелую клюкву смотрю, рассказы его вспоминаю и представляю, как она крупными красными бусинами на зелёном мху наших бескрайних болот в октябре месяце проступает. Словно и не ягоды это вовсе, а капли крови погибших красноармейцев.

Андрей БЕССРЕБРЕНИКОВ