Корнеев Владимир Фёдорович Начальник МУРа в 1969—1976 гг.
Газета «Петровка, 38» продолжает публикацию специальных выпусков, посвящённых 100-летней истории Московского уголовного розыска. Они формируются из материалов книги об истории Московского уголовного розыска, создаваемой Советом ветеранов МУРа под общей редакцией Юрия Григорьевича Федосеева — начальника МУРа в 1991–1994 годах.Владимир Фёдорович Корнеев родился в старинном городе Туле.
Летом 41-го, только закончив школу, в 17 лет Володя с четырьмя своими товарищами отправился в военкомат. На фронт их, конечно, не пустили. Но юных и пылких, рвущихся на подвиги мальчишек остановить было сложно. В конце июля они наконец добились желаемого: их приняли в разведшколу НКВД.
Дома ребят почти не видели: без выходных, с утра до вечера они учились разведке, обращению с рацией и оружием, немецкому языку, поведению в тылу врага... По окончании школы Корнеев стал командиром разведки в диверсионной группе отряда с кодовым названием «Быстрые». На её счету были подрывы вражеских поездов с танками и боеприпасами, несколько очищенных от фашистов деревень и... убитые, взятые в плен.
Однажды «Быстрые» исчезли. Окружённые со всех сторон, раненые, с разбитой рацией, они оказались в тылу врага. Выйти к своим было почти невозможно. Как ни искало их наше командование, всё было безрезультатно: след «Быстрых» был потерян, казалось, навсегда. Пошли слухи, что группа полностью погибла, приняв неравный бой с эсэсовцами. Тогда Володина мама получила первую похоронку. Небо меркло в глазах, жить не хотелось — но сердце протестовало: «Он жив! Ты не знаешь, что он жив, ты чувствуешь!..» Таких страшных конвертов за всю войну было ещё два. И каждый раз — ошибочных. Слава Богу.
Только через четыре месяца «Быстрые» наконец-то попали к своим. Вместе с собой они вывели из тыла пятьдесят пехотинцев, лётчиков, танкистов, чьи матери тоже ждали сыновей, несмотря на похоронки. Потрясению командования не было предела. Легенды о группе пошли по всем фронтам...
В 1944 году буквально на руках тяжело раненного Володю вынесли к своим товарищи по группе — хрупкая девушка и мальчик. В конце сентября этого года Корнеев вернулся домой, в Москву. Для дальнейшей службы в разведгруппе он был признан негодным по состоянию здоровья.
Наша справка.
Комиссованный по ранению с действительной военной службы, бывший помощник командира взвода полковой разведки 56-го гвардейского стрелкового полка 19-й гвардейской стрелковой дивизии 3-го Белорусского фронта старший сержант Владимир Корнеев с разведкой не «завязал». В 1944 году он стал разведчиком Оперативного отдела Управления милиции гор. Москвы «под псевдонимом «Правдин» с передачей на личную связь заместителю начальника Железнодорожного РОМ по оперативной работе старшему лейтенанту Мозгову». (Цитата из архивного личного дела). Оказывается, в милиции была и такие должности, как секретный сотрудник. Не раскрывая своей причастности к уголовному розыску, разведчик занимался выявлением дезертиров, лиц, совершающих преступления, установлением конкретных фактов их преступной деятельности, притонов и мест сбыта похищенного. Осуществлялось это под видом «своего парня» с последующим докладом куратору. В случае необходимости он мог внедряться и в преступную среду.
Правда, долго в этом качестве бывший партизан и кавалер орденов Славы и Красной Звезды не задержался. В августе 1945 года его перевели на гласную работу в Московский уголовный розыск.
Уже через три года он — специалист, раскрывающий сложные и опасные дела в Москве и области. С ним уже советуются те, кто его раньше учил.
Он очень не любил говорить о своей работе.
«Слова не вытянешь!» — вспоминает о нём его жена. И здесь не только нежелание похвалиться заслугами и подвигами. Настоящий подвиг молчалив. Но и строгий государственный запрет: о работе органов — ни-ни!
Из рассказов Евгении Кирилловны, жены Корнеева: «Знаете, мы ведь когда познакомились, я даже не знала, где работает мой жених. Только потом по недосказанностям, оговоркам поняла, что он из МУРа. Свадьбу праздновали по-простому: купили бутылку водки, 300 граммов колбасы — время-то было голодное, сразу после войны. Посидели с несколькими его друзьями-коллегами немного, и они все вместе уехали на очередное задание. А я осталась ждать. Так и ждала все 34 года, пока он в МУРе работал».
Рассказывает ветеран МУРа, Сергей Венедиктович Дерковский:
— В конце сороковых годов мы в Подмосковье задерживали группу вооружённых преступников. Обокрали кожевенную фабрику, украли на крупную сумму, а собаки ни разу не тявкнули... Я придерживался основной версии — грешил на сторожа. При задержании, в перестрелке мне пуля угодила в руку, в место прежнего ранения. И вёз меня до больницы старший оперуполномоченный Корнеев. Всю дорогу разбирали с ним дело. Дескать, что же это Жучка с Шариком сплоховали? Так вот Корнеев мне всё доказывал, что дело тут не в стороже, есть что-то ещё... А когда кражу раскрыли, выяснилось, что Володя был прав: сторож тут ни при чём, просто преступник подбросил собакам мясо со снотворным.
На послевоенном счету Владимира Корнеева много опасных дел. За три месяца группа Корнеева (а в группе всего три человека!) изъяла у преступников 56 стволов огнестрельного оружия. Среди их заслуг — участие в изобличении банд Америки-Андреева и Митина, и раскрытие ограбления на Церковной горке, и арест известного бандита Суликса, при перестрелке с которым Корнеев чудом остался жив.
Из рассказа Евгении Кирилловны Корнеевой:
— Володя часто говорил, что, когда он приезжает на место преступления, становится похож на полицейского пса-ищейку. Каким-то особенным чутьём он чувствовал трупы, кровь, само место убийства... Однажды ночью его вызвали на происшествие — убили девушку. Местные оперативники зашли в тупик — место преступления есть, а трупа нет! Не найдут, и всё! А Володя сразу сориентировался — полез на чердак. Так и есть — там она и лежала...
Таких профессионалов в российской истории было мало. Высшее юридическое образование, разведшкола НКВД, работа со старым составом МУРа — здесь всё сыграло свою роль. В делах, которые контролировал Корнеев, тупика не существовало. Каждое дело было обязательно доведено до конца — будь то украденная скрипка Ойстраха или кража кошельков у двух геологов. Для Корнеева всё было одинаково важно. Впрочем, мелкие дела доставались ему редко — должность обязывала заниматься крупными, групповыми преступлениями. Такими, как операция «Сон» или ограбление меховой фабрики на улице Осипенко.
Про последнее рассказывает бывший заместитель Владимира Фёдоровича — Александр Александрович Гельфрейх:
— Где-то в шестидесятых годах ограбили фабрику меховых изделий. Кража по тем временам была очень крупная: горы ценных мехов, в числе которых была даже шуба, сшитая по правительственному заказу для королевы одной из дружественных стран. Дело, конечно, тут же поставили на контроль. Но месяцев девять-десять мы были в тупике. Никаких зацепок!
И вот однажды поступил к нам сигнал о телефонном звонке заместителю директора этой фабрики. Звонок был очень странным: что-то о том, что «время уже прошло, пора бы подумать и о реализации». Заместитель директора, правда, отвечал весьма уклончиво, но не говорил ничего типа «вы ошиблись», «вы не туда попали»... Подозрение оказалось не напрасным: выяснилось, что этот человек пришёл на фабрику на улице Осипенко с другой фабрики, причём вместе с группой своих знакомых. И на той фабрике тоже была кража много лет назад, и тоже нераскрытая!
Было установлено, что со своими подельниками заместитель директора контактирует только по телефону. К тому же у одного из них была машина. В то время это был показатель большого достатка! Установили местонахождение гаража, и вот там-то и оказалось большинство мехов и ценностей. Кстати, в результате была раскрыта и давняя кража. Выяснилось, что это была целая банда, которая кочевала с одного предприятия на другое аж с 30-х годов, совершая крупные кражи. Всех их арестовали буквально в один день, но понадобился для этого целый год. А не было бы Корнеева, неизвестно, раскрыли бы мы это преступление или нет.
Должность начальника МУРа — дело не только сверхответственное, но и страшно трудное. Сложных, крупных дел становилось всё больше. Страна богатела, появлялось громадное количество мошенников и любителей поживиться чужим добром. На южных равнинах колосились конопляные поля, коррумпированные верхушки разных рангов вели себя всё более нагло и безнаказанно. Преступники всё менее походили на жуликов послевоенных лет. Их уже не устраивали золотые часы или серебряный браслет. Им нужны были ценности покрупнее...
Один из краеведческих музеев в северной глуши до сих пор, наверное, помнит то ужасное августовское утро, когда обнаружилась пропажа 59 экспонатов. Иконы XV—XVII веков, кресты, пелены строгановского шитья. Каждое из этих произведений было уникально, бесценно. Стоимость каждой иконы достигала как минимум 15 тысяч рублей. И вдруг, в одночасье — ничего, подчистую!
Концы этого преступления были найдены аж в Харькове. Именно оттуда некоторые иконы были привезены в Москву на продажу перекупщикам. Однако супруги Дехтярь, пытавшиеся продать иконы, к самой краже, как выяснилось, отношения не имели. Они всего лишь купили ценности на харьковском рынке. Ещё через некоторое время было выяснено, что продавцом в этой сделке был Виктор Местник. Арестованный сначала всё отрицал, говорил, что его задержание — прямое оскорбление личности и так далее... Но вскоре Местник раскололся: на это преступление давно уже подбивал его дружок — Володя Путилин. Говорил, что ничего в этом сложного нет, зато будет у них по сберкнижке с десятью тысячами, девочки, тряпки... И музей выбрал тоже Путилин. Да только Местник в последний момент испугался, а Путилин пошёл до конца. Через несколько месяцев они снова встретились. Путилин был болезненно возбуждён, руки тряслись, глаза бегали по столовке, где они пили водку. Он попросил Местника продать несколько икон и крестов. Очень нужны были деньги, «хотя бы рублей пятьсот». Так Виктор оказался замешанным в крупном ограблении...
Сказать, что должность начальника МУРа трудна — значит не сказать ничего. Евгения Кирилловна Корнеева, жена Владимира Фёдоровича, рассказывала:
— Нам практически никто не помогал. Всё хозяйство, дети и обеды — всё лежало на мне одной. Разве я могла приставать со стиркой и детсадами к Володе?! На нём и так была махина дел. Конечно, было тяжело. Но и очень почётно. Знаете, как меня называли? «Главная шпикуха»! Считали, что я всё знаю про работу своего мужа. А я до сих пор почти ни о чём не осведомлена. Только когда мы проезжали по Москве, он иногда проводил для меня «экскурсию»: вот в этом доме убили двух девушек, вот здесь украли ювелирную коллекцию, вот сюда я приезжал ночью на задержание... И больше — ничего. Он берёг меня от всей этой грязи. Многие считают, что в работе сыщика очень много романтики, а её там и нет вовсе. Только кровь, грязь, подлость. Однажды, уже ближе к пенсии, Володя мне признался, что очень от этого устал. Но он жил работой до последних дней. Для него это было главное, даже важнее меня с детьми. Я не жаловалась. Наоборот, пыталась создать ему прочный и надёжный тыл, чтобы он никогда во мне не сомневался и не думал о бытовых трудностях и мелочах. Все решения в семье всегда принимала я, его голова болела о другом и о других. Так было нужно, и я это хорошо понимала.
Корнееву нередко приходили письма из мест заключения, от «посаженных» им преступников. Хвалебные, благодарные, рыдающие...
Но вот Корнеев назначается начальником отдела Главного управления уголовного розыска МВД СССР. Криминальный мир московских подворотен расширяется до размеров всей страны. Дома в тот период Владимир Фёдорович практически не бывал: постоянно приходилось ездить то в Одессу, то во Владивосток. Для человека, который никогда не мог себя заставить есть «не домашнюю» пищу и ненавидел гостиницы, это было очень трудно. Но долг был важнее. Чужая беда — не домашние котлеты, тут уж не до сна и отдыха по выходным.
В этот период Корнеев принимает участие в расследовании таких громких преступлений, как убийства 24-х автомобилистов в Ставрополе и Краснодаре; разбойные нападения на милицейский пост и ресторан «София» в Северной Осетии; грабёж и убийство инкассаторов в Новосибирске и Крыму; зверские по цинизму убийства в Оренбурге и Казахстане; массовые ограбления группой Монгола и многие другие. Добираться до места происшествия иногда приходилось на лошадях, ишаках, а иногда и вовсе пешком.
Работа была сложная, и проработал на этой должности Корнеев недолго, да к тому же всё настойчивее стали напоминать о себе раны и прочие болезни. В 52 года он ушёл на пенсию, но даже уйдя на заслуженный отдых Корнеев не знал покоя. Ежедневно он работал в Совете ветеранов МУРа. Передавал опыт молодым, помогал раскрывать самые сложные дела. Да и журналистам давал советы, делился историями, информацией...
Лишь изредка ему удавалось вырваться на охоту, которую любил страстно, самозабвенно. И вот тут уже мало кто узнал бы в нём строгого, вдумчивого и азартного сыщика-мыслителя: в такие часы Владимир Фёдорович был умиротворённым, лирическим человеком. Мечтателем, вспоминавшим светлые кадры из прошлого: молодую красавицу Женечку — свою будущую жену; первые слова детей... Всё то, о чём не расскажут все его ордена и медали.
Умер Владимир Фёдорович в 1997 году. И вместе с ним ушла целая эпоха, целое поколение старого российского сыска. Но всё, что смог, он передал молодым. Возможно, кому-то из них тоже когда-нибудь посчастливится попасть в историю отечественной криминалистики.
Светлана ШАЙДАКОВА
Летом 41-го, только закончив школу, в 17 лет Володя с четырьмя своими товарищами отправился в военкомат. На фронт их, конечно, не пустили. Но юных и пылких, рвущихся на подвиги мальчишек остановить было сложно. В конце июля они наконец добились желаемого: их приняли в разведшколу НКВД.
Дома ребят почти не видели: без выходных, с утра до вечера они учились разведке, обращению с рацией и оружием, немецкому языку, поведению в тылу врага... По окончании школы Корнеев стал командиром разведки в диверсионной группе отряда с кодовым названием «Быстрые». На её счету были подрывы вражеских поездов с танками и боеприпасами, несколько очищенных от фашистов деревень и... убитые, взятые в плен.Однажды «Быстрые» исчезли. Окружённые со всех сторон, раненые, с разбитой рацией, они оказались в тылу врага. Выйти к своим было почти невозможно. Как ни искало их наше командование, всё было безрезультатно: след «Быстрых» был потерян, казалось, навсегда. Пошли слухи, что группа полностью погибла, приняв неравный бой с эсэсовцами. Тогда Володина мама получила первую похоронку. Небо меркло в глазах, жить не хотелось — но сердце протестовало: «Он жив! Ты не знаешь, что он жив, ты чувствуешь!..» Таких страшных конвертов за всю войну было ещё два. И каждый раз — ошибочных. Слава Богу.
Только через четыре месяца «Быстрые» наконец-то попали к своим. Вместе с собой они вывели из тыла пятьдесят пехотинцев, лётчиков, танкистов, чьи матери тоже ждали сыновей, несмотря на похоронки. Потрясению командования не было предела. Легенды о группе пошли по всем фронтам...
В 1944 году буквально на руках тяжело раненного Володю вынесли к своим товарищи по группе — хрупкая девушка и мальчик. В конце сентября этого года Корнеев вернулся домой, в Москву. Для дальнейшей службы в разведгруппе он был признан негодным по состоянию здоровья.
Наша справка.
Комиссованный по ранению с действительной военной службы, бывший помощник командира взвода полковой разведки 56-го гвардейского стрелкового полка 19-й гвардейской стрелковой дивизии 3-го Белорусского фронта старший сержант Владимир Корнеев с разведкой не «завязал». В 1944 году он стал разведчиком Оперативного отдела Управления милиции гор. Москвы «под псевдонимом «Правдин» с передачей на личную связь заместителю начальника Железнодорожного РОМ по оперативной работе старшему лейтенанту Мозгову». (Цитата из архивного личного дела). Оказывается, в милиции была и такие должности, как секретный сотрудник. Не раскрывая своей причастности к уголовному розыску, разведчик занимался выявлением дезертиров, лиц, совершающих преступления, установлением конкретных фактов их преступной деятельности, притонов и мест сбыта похищенного. Осуществлялось это под видом «своего парня» с последующим докладом куратору. В случае необходимости он мог внедряться и в преступную среду.
 |
| Александр Александрович Гельфрейх |
Уже через три года он — специалист, раскрывающий сложные и опасные дела в Москве и области. С ним уже советуются те, кто его раньше учил.
Он очень не любил говорить о своей работе.
«Слова не вытянешь!» — вспоминает о нём его жена. И здесь не только нежелание похвалиться заслугами и подвигами. Настоящий подвиг молчалив. Но и строгий государственный запрет: о работе органов — ни-ни!
Из рассказов Евгении Кирилловны, жены Корнеева: «Знаете, мы ведь когда познакомились, я даже не знала, где работает мой жених. Только потом по недосказанностям, оговоркам поняла, что он из МУРа. Свадьбу праздновали по-простому: купили бутылку водки, 300 граммов колбасы — время-то было голодное, сразу после войны. Посидели с несколькими его друзьями-коллегами немного, и они все вместе уехали на очередное задание. А я осталась ждать. Так и ждала все 34 года, пока он в МУРе работал».
Рассказывает ветеран МУРа, Сергей Венедиктович Дерковский:
 |
| Сергей Венедиктович Дерковский |
На послевоенном счету Владимира Корнеева много опасных дел. За три месяца группа Корнеева (а в группе всего три человека!) изъяла у преступников 56 стволов огнестрельного оружия. Среди их заслуг — участие в изобличении банд Америки-Андреева и Митина, и раскрытие ограбления на Церковной горке, и арест известного бандита Суликса, при перестрелке с которым Корнеев чудом остался жив.
Из рассказа Евгении Кирилловны Корнеевой:
— Володя часто говорил, что, когда он приезжает на место преступления, становится похож на полицейского пса-ищейку. Каким-то особенным чутьём он чувствовал трупы, кровь, само место убийства... Однажды ночью его вызвали на происшествие — убили девушку. Местные оперативники зашли в тупик — место преступления есть, а трупа нет! Не найдут, и всё! А Володя сразу сориентировался — полез на чердак. Так и есть — там она и лежала...
Таких профессионалов в российской истории было мало. Высшее юридическое образование, разведшкола НКВД, работа со старым составом МУРа — здесь всё сыграло свою роль. В делах, которые контролировал Корнеев, тупика не существовало. Каждое дело было обязательно доведено до конца — будь то украденная скрипка Ойстраха или кража кошельков у двух геологов. Для Корнеева всё было одинаково важно. Впрочем, мелкие дела доставались ему редко — должность обязывала заниматься крупными, групповыми преступлениями. Такими, как операция «Сон» или ограбление меховой фабрики на улице Осипенко.
Про последнее рассказывает бывший заместитель Владимира Фёдоровича — Александр Александрович Гельфрейх:
— Где-то в шестидесятых годах ограбили фабрику меховых изделий. Кража по тем временам была очень крупная: горы ценных мехов, в числе которых была даже шуба, сшитая по правительственному заказу для королевы одной из дружественных стран. Дело, конечно, тут же поставили на контроль. Но месяцев девять-десять мы были в тупике. Никаких зацепок!
И вот однажды поступил к нам сигнал о телефонном звонке заместителю директора этой фабрики. Звонок был очень странным: что-то о том, что «время уже прошло, пора бы подумать и о реализации». Заместитель директора, правда, отвечал весьма уклончиво, но не говорил ничего типа «вы ошиблись», «вы не туда попали»... Подозрение оказалось не напрасным: выяснилось, что этот человек пришёл на фабрику на улице Осипенко с другой фабрики, причём вместе с группой своих знакомых. И на той фабрике тоже была кража много лет назад, и тоже нераскрытая!
Было установлено, что со своими подельниками заместитель директора контактирует только по телефону. К тому же у одного из них была машина. В то время это был показатель большого достатка! Установили местонахождение гаража, и вот там-то и оказалось большинство мехов и ценностей. Кстати, в результате была раскрыта и давняя кража. Выяснилось, что это была целая банда, которая кочевала с одного предприятия на другое аж с 30-х годов, совершая крупные кражи. Всех их арестовали буквально в один день, но понадобился для этого целый год. А не было бы Корнеева, неизвестно, раскрыли бы мы это преступление или нет.
Должность начальника МУРа — дело не только сверхответственное, но и страшно трудное. Сложных, крупных дел становилось всё больше. Страна богатела, появлялось громадное количество мошенников и любителей поживиться чужим добром. На южных равнинах колосились конопляные поля, коррумпированные верхушки разных рангов вели себя всё более нагло и безнаказанно. Преступники всё менее походили на жуликов послевоенных лет. Их уже не устраивали золотые часы или серебряный браслет. Им нужны были ценности покрупнее...
Один из краеведческих музеев в северной глуши до сих пор, наверное, помнит то ужасное августовское утро, когда обнаружилась пропажа 59 экспонатов. Иконы XV—XVII веков, кресты, пелены строгановского шитья. Каждое из этих произведений было уникально, бесценно. Стоимость каждой иконы достигала как минимум 15 тысяч рублей. И вдруг, в одночасье — ничего, подчистую!
Концы этого преступления были найдены аж в Харькове. Именно оттуда некоторые иконы были привезены в Москву на продажу перекупщикам. Однако супруги Дехтярь, пытавшиеся продать иконы, к самой краже, как выяснилось, отношения не имели. Они всего лишь купили ценности на харьковском рынке. Ещё через некоторое время было выяснено, что продавцом в этой сделке был Виктор Местник. Арестованный сначала всё отрицал, говорил, что его задержание — прямое оскорбление личности и так далее... Но вскоре Местник раскололся: на это преступление давно уже подбивал его дружок — Володя Путилин. Говорил, что ничего в этом сложного нет, зато будет у них по сберкнижке с десятью тысячами, девочки, тряпки... И музей выбрал тоже Путилин. Да только Местник в последний момент испугался, а Путилин пошёл до конца. Через несколько месяцев они снова встретились. Путилин был болезненно возбуждён, руки тряслись, глаза бегали по столовке, где они пили водку. Он попросил Местника продать несколько икон и крестов. Очень нужны были деньги, «хотя бы рублей пятьсот». Так Виктор оказался замешанным в крупном ограблении...
Сказать, что должность начальника МУРа трудна — значит не сказать ничего. Евгения Кирилловна Корнеева, жена Владимира Фёдоровича, рассказывала:
— Нам практически никто не помогал. Всё хозяйство, дети и обеды — всё лежало на мне одной. Разве я могла приставать со стиркой и детсадами к Володе?! На нём и так была махина дел. Конечно, было тяжело. Но и очень почётно. Знаете, как меня называли? «Главная шпикуха»! Считали, что я всё знаю про работу своего мужа. А я до сих пор почти ни о чём не осведомлена. Только когда мы проезжали по Москве, он иногда проводил для меня «экскурсию»: вот в этом доме убили двух девушек, вот здесь украли ювелирную коллекцию, вот сюда я приезжал ночью на задержание... И больше — ничего. Он берёг меня от всей этой грязи. Многие считают, что в работе сыщика очень много романтики, а её там и нет вовсе. Только кровь, грязь, подлость. Однажды, уже ближе к пенсии, Володя мне признался, что очень от этого устал. Но он жил работой до последних дней. Для него это было главное, даже важнее меня с детьми. Я не жаловалась. Наоборот, пыталась создать ему прочный и надёжный тыл, чтобы он никогда во мне не сомневался и не думал о бытовых трудностях и мелочах. Все решения в семье всегда принимала я, его голова болела о другом и о других. Так было нужно, и я это хорошо понимала.
Корнееву нередко приходили письма из мест заключения, от «посаженных» им преступников. Хвалебные, благодарные, рыдающие...
Но вот Корнеев назначается начальником отдела Главного управления уголовного розыска МВД СССР. Криминальный мир московских подворотен расширяется до размеров всей страны. Дома в тот период Владимир Фёдорович практически не бывал: постоянно приходилось ездить то в Одессу, то во Владивосток. Для человека, который никогда не мог себя заставить есть «не домашнюю» пищу и ненавидел гостиницы, это было очень трудно. Но долг был важнее. Чужая беда — не домашние котлеты, тут уж не до сна и отдыха по выходным.
В этот период Корнеев принимает участие в расследовании таких громких преступлений, как убийства 24-х автомобилистов в Ставрополе и Краснодаре; разбойные нападения на милицейский пост и ресторан «София» в Северной Осетии; грабёж и убийство инкассаторов в Новосибирске и Крыму; зверские по цинизму убийства в Оренбурге и Казахстане; массовые ограбления группой Монгола и многие другие. Добираться до места происшествия иногда приходилось на лошадях, ишаках, а иногда и вовсе пешком.
Работа была сложная, и проработал на этой должности Корнеев недолго, да к тому же всё настойчивее стали напоминать о себе раны и прочие болезни. В 52 года он ушёл на пенсию, но даже уйдя на заслуженный отдых Корнеев не знал покоя. Ежедневно он работал в Совете ветеранов МУРа. Передавал опыт молодым, помогал раскрывать самые сложные дела. Да и журналистам давал советы, делился историями, информацией...
Лишь изредка ему удавалось вырваться на охоту, которую любил страстно, самозабвенно. И вот тут уже мало кто узнал бы в нём строгого, вдумчивого и азартного сыщика-мыслителя: в такие часы Владимир Фёдорович был умиротворённым, лирическим человеком. Мечтателем, вспоминавшим светлые кадры из прошлого: молодую красавицу Женечку — свою будущую жену; первые слова детей... Всё то, о чём не расскажут все его ордена и медали.
Умер Владимир Фёдорович в 1997 году. И вместе с ним ушла целая эпоха, целое поколение старого российского сыска. Но всё, что смог, он передал молодым. Возможно, кому-то из них тоже когда-нибудь посчастливится попасть в историю отечественной криминалистики.
Светлана ШАЙДАКОВА