80 лет исполнилось председателю ревизионной комиссии Совета ветеранов органов внутренних дел Москвы подполковнику милиции Николаю Поликахину.

Как, удивятся читатели, этот стройный, подтянутый и энергичный мужчина, «затанцевавший» и «перепевший» на новогоднем балу даже солистов ансамбля «Горница», пишущий стихи и артистически, в стиле «молодого Маяковского», их читающий, — неужели этот человек уже разменял девятый десяток? Да, именно так — Николай Поликахин появился на свет за полчаса до наступления 1938 года и совсем недавно отпраздновал свой юбилей.

Из восьми десятков прожитых лет Николай Родионович почти тридцать отдал службе в правоохранительных органах.

— Николай Родионович, когда и в каком отделении вы начали службу в московской милиции?

— В 1961 году в 104-м отделении милиции, которое находилось на Шелепихе. Это был Краснопресненский район. Начинал с самых низов — постовым милиционером.

— А родом вы откуда?

— Я родился в деревне Новоскаковское, которая расположена в километрах двадцати пяти от Калуги. Мой отец, Родион Александрович, работал на заводе Министерства путей сообщения, а мама, Анастасия Васильевна, была домохозяйкой. У них было четверо детей — Александр, Анна, я и ещё одна дочка Валя, которая родилась в 1941 году, перед самым началом войны.

Когда немцы напали на Советский Союз, то папа как специалист, имевший «броню», мог и не идти на фронт, но он сказал, что сидеть в тылу, когда Родина в опасности, не сможет, и записался добровольцем. Он воевал под Ленинградом, там и погиб во время очередной попытки прорыва блокады.

— А вы помните оккупацию? Сейчас некоторые говорят, что в годы войны мы «упустили европейский выбор». Немцы, мол, были против Сталина и «жидо-комиссарского ига», а простых людей не трогали?

— Хорошо помню. В январе 1942 года, когда Красная Армия погнала немцев на запад, перед уходом из деревни они начали жечь дома. Жителей из них не выпускали, стреляли, если кто-то пытался выбраться.

Фашист поджёг наш дом и ждал, когда мы выбежим через дверь. Но мама, которая уже видела, как поступают с другими односельчанами, вытолкнула нас через окно на задней стенке и затем, держа на руках маленькую Валю, выпрыгнула сама. Было очень холодно, сорок градусов мороза, и мы побежали в деревню Дворцы, чтобы там укрыться и согреться у кого-нибудь. Но попали из огня да в полымя. Здесь немцы собрали всех жителей в огромном зернохранилище, заминировали его и ждали приказа, чтобы взорвать.

Стояли мы, как сельди в бочке. Страшно. Кто плачет, кто молится. Видно, фашисты планировали, что мы должны взлететь на воздух прямо на глазах наступающих красноармейцев. Так бы оно, наверное, и случилось, если бы среди нас не было жителя Дворцов, которого, кажется, звали дядя Миша. Он уже побывал в боях, потерял ногу, вернулся домой и оказался на оккупированной территории. Он-то первый и понял, что с нами хотят сделать. Попросил освободить небольшое пространство зернохранилища, сумел вскрыть пол, и мы увидели там какие-то ящики и провода. У кого-то оказался ножик, и дядя Миша порезал эти провода. Это спасло всех нас, взрыва не состоялось.

Куда было идти? Дом наш был сожжён. В этих Дворцах жила баба Маша, чужая женщина — она нас приютила. У неё мы пережили самые жестокие морозы. Весной вернулись в свою деревню. Рядом с нашим сгоревшим домом был погреб, который мы переделали в землянку. В ней мы прожили до 1946 года. Очень бедствовали. После победы стало немного легче, и колхоз нам построил дом — он, кстати, до сих пор стоит.

Учиться я пошёл в дворцовскую среднюю школу, а после её окончания поступил в железнодорожное училище № 1, которое было при заводе, где когда-то работал отец. Учился я, как записано в дипломе, на «кузнеца свободной ковки». Мне очень нравилось, я окончил училище с отличием. Получил высокий разряд — пятый. После него уже шло звание мастера.

— Что вы выковали на экзамене?

— Кувалду и клещи.

— Это разве сложно — кувалда?

— Да, очень высокий уровень работы. Там допуск был два миллиметра, отверстие нужно было пробивать, а не сверлить. Мои детали были признаны лучшими и взяты на всероссийскую выставку специалистов кузнечного дела. Меня оставили работать на заводе.

В ноябре 1957 года меня призвали в Вооружённые силы, и я оказался на Северном флоте. Служил в Гремихе, на базе подводных лодок.

— Это её в НАТО называют русским «осиным гнездом», имея в виду базирующиеся там наши подводные атомные лодки?

— Гремиха — база известная, корабли Северного флота, подводные и надводные, держали блок НАТО в постоянном напряжении. Я служил и на подлодках, и на крейсерах, был трюмно-котельным машинистом, специалистом боевой части-5 (БЧ-5). Отдал я Северному флоту четыре года. Флот дал мне много – приучил к порядку, дисциплине, аккуратности.

В 1961 году я закончил службу и решил идти в мореходку, сильно тянуло в море. Прознав о моих планах, мама направила замполиту части письмо с просьбой не отпускать меня в море. Короче, вернулся я домой. Спрашиваю, зачем ты, мама, писала письмо? Она плачет, хочет, чтобы я был рядом.

Но старший брат, который к тому времени работал в Москве, предложил ехать к нему — на завод кузнецом. Наверное, я бы так и сделал, но тут вмешался случай. У брата был друг Александр, капитан, дежурный 104-го отделения милиции. Они были заядлые рыбаки и пригласили меня на рыбалку. Вот этот капитан говорит: «Зачем тебе кузница, ты четыре года хорошо отслужил, иди в милицию». И добавил, что служба — моё призвание. Как в воду глядел.

— Итак, вы — рядовой милиции...

— Нет, я вернулся с флотской службы главным старшиной и стал старшим сержантом милиции. Первые дни у меня не было формы, и начальник Краснопресненского РУВД полковник Сергей Васильевич Кирпичев разрешил ходить на службу «по гражданке». Помню, сидел я в дежурной части 104-го отделения милиции, туда ввели какого-то забулдыгу, и он ни с того ни с сего вдруг ударил меня. Ну, думаю, службу нашёл, ещё не одели и не работал толком, а уже побили. Ну, думаю, «угостил» бы я тебя, но нельзя, я уже милиционер.

После окончания учёбы меня направили в Хорошёво-Мнёвники, в 124-е отделение милиции, но работал я там недолго. Меня взяли в Краснопресненский РУВД в фельдъегерскую связь — на мотоцикле развозил почту.

Однажды я ехал в Тушино, в 129-е отделение милиции. И увидел, что водитель легковой машины сбил девочку и не остановился (позже выяснилось, что она осталась живой). Я на мотоцикле стал его преследовать. А дальше произошло вот что. Трамвай остановился, автомобиль проскочил, а когда я попытался догнать его, из-за трамвая выскочил самосвал. Он буквально разломал мне ногу в нескольких местах. Я успел отогнать мотоцикл от очереди, стоящей возле бочки с квасом, никого не сбил.

Мне повезло — сзади шла «скорая помощь», она довезла меня до военного госпиталя, который тогда был в Тушине. Главврач сказал, что ногу придётся отнять. Но, к моему счастью, хирург, который сам был тяжело ранен на фронте (прихрамывал), и ещё одна медсестра, также фронтовичка, решили спасти мне ногу — молодой, дескать, парень, что его инвалидом делать. И спасли. Сделали семь операций! Потом замуровали меня в гипс, и семь месяцев я лежал в госпитале. Вышел на костылях.

Мне дали месяц отпуска, и я поехал домой, в деревню. Сразу скажу, что здорово помогла любовь к грибам. Вначале на костылях, потом с палкой я стал ходить в лес, собирал грибы и мало-помалу разработал ногу. Вернулся в Москву с палкой. Начальник РУВД спросил — желаю ли я остаться в органах. Я ответил, что как он решит. Он сказал — служи!

Меня назначили командиром мотоциклетного отделения. Постепенно восстановилась нога, я стал играть в волейбол и даже получил разряд по этому виду спорта.

Служить сержантом до пенсии не хотел. Решил учиться и поступил в школу милиции, получил звание лейтенанта и стал участковым инспектором. Мне дали участок на улице 1905 года, на которой было знаменитое кафе «Гвоздика», в котором гуляли спортсмены. Гуляли они сильно, иногда шумно. Когда жаловались жители, приходилось вступать в беседы.

— А что за спортсмены?

— Помню хоккеистов Альметова, Александрова, Локтева. Удалось с ними наладить доверительные отношения, и они послушно «понижали тон», гуляли спокойнее.

Шло время, мне предложили занять должность дежурного, где я проработал 16 лет. Участок был непростым, тут и высотка на площади Восстания, и Садовое кольцо, и посольство США.

С этим посольством был такой случай. Однажды, было это в конце шестидесятых годов, к нам в отделение доставили семью с Украины — мать, дочь, сын и муж дочери. Они все работали в какой-то школе и жили в одной небольшой комнате при этой же школе. Хотели получить новое жильё. Сколько ни писали, ни жаловались — никакой реакции. И тогда эти люди решили пожаловаться на бюрократов в... американское посольство.

Конечно, их задержали и доставили в отделение. Было это не в мою смену. Когда же я, принимая дежурство, вошёл в комнату командира отделения, то обнаружил четверых неизвестных людей. Кто такие? Мой напарник рассказал историю их появления в 11-м отделении и сообщил, что они уже вторые сутки тут сидят. Более того, они объявили, что в американское посольство уже не пойдут, но и из отделения не уйдут, будут тут ждать решения их жилищного вопроса. Обычно, по жизни, как мы знаем, в милицию никто не рвётся, а тут — наоборот... В отделении к тому же шёл ремонт, там повернуться негде было.

Первое, что я спросил: кормили ли их? Оказалось, нет. Пришлось заказать несколько дополнительных пайков, которые привозили для «временно задержанных». Покормил их и начал разговаривать, предложил им подумать о возвращении на Украину. Не хотят, говорят, что вы нашей боли не понимаете, в Москве вон живёте. Я к тому времени был женат, у меня было двое маленьких детей (к слову сказать, четыре года назад мы с супругой Валентиной отпраздновали золотую свадьбу). Жили мы на тот момент в общежитии — одна комната, пять плит на кухне, общий туалет. Тогда я предложил одному члену семьи проехать ко мне домой. Они выделили зятя, мы подскочили на авто в моё общежитие, и он увидел, что и москвичи не жируют. Вернулся зять и говорит остальным членам семьи: капитан не врёт. В общем, они согласились покинуть наше отделение и поехать на Украину, билеты им купили. Правда, попросили, чтобы на вокзал их проводил тот самый капитан, который их первым накормил.

Работая в этом отделении, параллельно я получил высшее образование в Академии МВД СССР.

— Николай Родионович, в вашей биографии есть загадочный эпизод. Вы из дежурного по отделению вдруг превратились в заместителя дежурного по городу. Тут какая-то тайна.

— Раскрою тайну. У меня в отделении было несколько дружинников, с которыми я близко сошёлся. Они очень удивлялись, что я нахожусь на капитанской должности шестнадцать лет, даже после окончания академии. Решили помочь. У брата одного из них были дружеские отношения с первым заместителем главы МВД генерал-полковником Юрием Чурбановым. Когда он прибыл на концерт, посвящённый Дню милиции, они и представили ему меня. Генерал пожал руку, спросил, в самом ли деле я шестнадцать лет на одной должности, а затем позвал порученца и приказал записать мою фамилию.

Через месяц меня пригласили в МВД и предложили должность с командировками, но я отказался. После чего поступили ещё два звонка с предложением работы. Одно из них в дальнейшем я и выбрал.

— И что же вам предложили?

— Должности хорошие — начальника штаба РУВД, заместителя дежурного по городу. После недолгих колебаний я, посоветовавшись с супругою, выбрал работу заместителя дежурного по городу. Дежурных было четверо, у каждого — по два зама: один по уголовным делам, как у нас говорили, по МУРу, а другой — по общим вопросам. Мой дежурный — Виктор Павлович Севрюков и я у него — по МУРу.

Это был 1980 год, как раз начиналась московская Олимпиада, мы хорошо тогда поработали.

А когда новый министр внутренних дел Виталий Васильевич Федорчук зашёл в дежурную часть и спросил: а что тут полковники делают, тут капитанов достаточно — началось омоложение кадров. Мне предложили должность начальника дежурной части, и я согласился. В 1986 году возглавил отдел дежурной службы, в который входили все дежурные службы главка. Это около тысячи человек. Приходилось много работать над выработкой общей методики деятельности дежурных служб.

В 1990 году вышел на пенсию.Был председателем Совета ветеранов дежурной части, а последние несколько лет возглавляю ревизионную комиссию Совета ветеранов главка. Должен сказать, что у нас тут порядок — генерал Виктор Васильевич Антонов скрупулёзно относится к каждой выделенной на нужды ветеранов копейке.

— А откуда у вас такая страсть к песням и танцам?

— Это у меня от мамы...

Беседовал Владимир ГАЛАЙКО, фото из личного архива Николая ПОЛИКАХИНА