(Продолжение. Начало в № 18.)

В предыдущем номере нашей газеты мы привели слова императрицы Екатерины II: «Похвальна расторопность Архарова, и он хорош в губернии, но негоден при дворе».

Что ж так сурово и не справедливо? И это при всех заслугах Архарова, при всех орденах и других почётных регалиях, сыпавшихся на него из рук Екатерины II, а позже и Павла I? Но вот досада: о его полицейских, его архаровцах, ходило немало недобрых сплетен, слухов, иногда и вполне справедливых. Словом, имя архаровца служило в народе синонимом плута. И не до царского двора дорога главному московскому плуту. Сказано: «… он хорош в губернии». И даже в пугачёвском губернском розыске Архаров играл далеко не второстепенную роль.

Императрица приказала «его привезти днём под конвоем (кроме тех кои с ним) сот до двух донских казаков и драгунов, без всякой дальней аффектации и не показывая дальное уважение к сему злодею и изменнику». Пугачёва привезли в Москву в 10 часов утра 4 ноября 1774 года.

Народ массами встретил повозку с Пугачёвым и провожал бесчисленными толпами по всем улицам Москвы до Монетного двора (в Охотном ряду), где была приготовлена тюрьма для Пугачёва. Ну и, конечно, управлять охраной было поручено Архарову. А и было чего опасаться: простой люд поговаривал, что привезли никакого не разбойника, а незаконно отстранённого государя.

Множество карет с дамами собралось к Воскресенским воротам в надежде, что Пугачёв подойдёт к окну. Но бдительная полиция приковала его к стене в темнице.

Жена и сын его помещены были в отдельной комнате. Следователь Степан Иванович Шешковский, обер-секретарь при Тайной экспедиции Сената, которого называли «великим инквизитором России», поселился в той же тюрьме.

В Тайной экспедиции на вопросы князя Волконского Пугачёв отвечал спокойно и ясно: «Мой грех, виноват» и проч. Для участия в окончательном суде прибыли в Москву генерал-прокурор князь Вяземский и князь Потёмкин. 9 января 1775 года была подписана тенденция (приговор военного суда). Пугачёв и его сподвижник Перфильев приговорены были к четвертованию. Распорядителем казни был назначен обер-полицмейстер Николай Петрович Архаров.

Казнь совершилась 16 января 1775 года в Москве, на Болоте. Все дальнейшие действа были подготовлены распорядителем Архаровым и его архаровцами. «Эшафот был воздвигнут на середине площади, вокруг были поставлены пехотные полки — начальники и офицеры имели особые знаки и шарфы сверх шуб по причине жестокого мороза, — как записал очевидец казни. — Здесь же был и обер-полицмейстер Архаров со своими подчинёнными».

«На высоте любого места или эшафота стояли палачи. Позади фронта всё пространство низкой лощины Болота, все кровли были усеяны зрителями; любопытные даже стояли на козлах и запятках карет и колясок. Вдруг всё заколебалось и с шумом заговорило: «Везут! Везут!»

Вскоре появился отряд кирасир, за ним необыкновенной высоты сани, и в них сидел Пугачёв. Он держал в руках две толстые зажжённые свечи из жёлтого воска, который от движения оплывая залеплял ему руки; напротив его сидел священник в ризе с крестом и ещё секретарь Тайной экспедиции, за санями следовал отряд конницы. Пугачёв был с непокрытой головою и кланялся во все стороны.

Сани остановились против крыльца лобного места. Когда Пугачёв и сподвижник его по разбою любимец Перфильев в сопровождении духовника и двух чиновников взошли на эшафот, раздалась команда «На караул!», и к делу приступил Архаров. Современники оставили свидетельства, что Николай Петрович отличился искусным ведением дела о пугачёвском бунте, теперь настал финал. Во время чтения манифеста, при произнесении имени злодея, Архаров грозно вопрошал: «Ты ли донской казак Емелька Пугачёв? «Так государь, — отвечал последний, — я». Вразумительные вопросы и ответы следовали в продолжение всего манифеста.

По сути дела Архаров выступал в роли высшего комментатора, дающего возможность толпе услышать всю правду о происходящем на помосте, отметая слухи о том, что казнят императора.

Умолкло чтение манифеста императрицы, Архаров сошёл с эшафота. Тогда Пугачёв сделал с крестным знамением несколько земных поклонов, обратясь к соборам. Потом с оторопелым видом стал прощаться с народом, кланялся на все стороны, говоря прерывающимся голосом: «Прости, народ православный».

После этого экзекутор дал знак палачам, и те бросились раздевать Емельяна, сорвали бараний тулуп и стали раздирать рукава шёлкового малинового полукафтана. Пугачёв всплеснул руками, опрокинулся назад, и вмиг окровавленная голова висела в воздухе, палач взмахнул ею за волосы.

(Окончание следует.)

Подготовил к печати Эдуард ПОПОВ

(с использованием «Истории московской милиции». М., 2006)