Нам как-то привычно сознавать, что терроризм расцвёл зловещим цветком в Петербурге. Вершиной террористических актов стало убийство императора 1 марта 1881 года, потом было неудачное покушение на императора группой Александра Ульянова. А вот начало террору было положено вовсе не в Петербурге, а в Москве.

21 ноября 1869 года в Москве, в Петровском парке, был убит студент Иванов. Как установило следствие, убивали Иванова впятером: двое заманили жертву в безлюдное место, затолкали в грот, трое стали избивать, потом один держал за руки, другой душил, третий выстрелил в голову. Тело убитого бросили в пруд. Через четыре дня жертву обнаружила полиция.

Это убийство оказалось одним из самых заметных событий, поскольку для русской истории стало роковым. Дело даже не в том, что Достоевский это убийство положил в основу романа «Бесы» и тем обессмертил убийц и жертву, а в том, что убийство в Петровском парке дало начало движению по имени Нечаева (того, кто прострелил голову Иванову). Кружок Нечаева переполошил всю страну, потому вместе с нечаевщиной в России родился террор.

Сергей Нечаев

Имя Нечаева мы впервые встречаем при знакомстве со студенческим нефёдовским кружком, где он только начинал впитывать революционные идеи. В конце 1868 года на 22-м году жизни Сергей — вольный слушатель Петербургского университета, он посещает студенческие кружки и говорит студентам: «Всякий честный человек должен бросить ученье и идти в народ». Себя Нечаев, очевидно, видел  в числе первых.

Нечаев, этот худенький, маленький, нервный, вечно кусающий свои изъеденные до крови ногти молодой человек с горящими глазами, резкими жестами неутомимо ходит по различным студенческим группам, развёртывая свои революционные грандиозные планы. Но безалаберные студенты организовываться в стройную революционную партию не желали, хотя слушали Нечаева с интересом.

В феврале 1869 года Нечаев объявился в Москве. В марте 1869 года он снова в Москве. Его будто бы арестовали, он бежал, 50 вёрст шёл пешком, потом ехал с чумаками. По чужому паспорту, под чужим именем выехал за границу.

Перед русскими эмигрантами он предстал уже как опытный, с именем, революционер. Но Герцен, ставивший себя очень высоко, отказался иметь дело с каким-то студентом. «Апостол анархии» Бакунин принял Нечаева ласково. Тот уверял старика, что студенческое движение, которое Нечаев якобы представляет, есть искра большого будущего пламени. Он разукрасил небылицами свой мифический арест, свою подпольную работу.

Ждавший хоть каких-то сдвигов в России, Бакунин поверил Нечаеву, как дитя. Он и Огарёва очаровал, что последний даже посвятил ему стихотворение «Студент» с подзаголовком «Молодому другу Нечаеву».

В Россию Нечаев явился, имея в кармане более 500 фунтов, обманным путём полученных от больного Герцена. В Москву он привёз, кроме денег, удостоверение за подписью Бакунина и с печатью: «Предъявитель сего есть уполномоченный представитель русской ветви всемирного революционного союза». Всё вместе взятое помогло Нечаеву создать кружок в Москве.

На процессе 1871 года выяснилось, что Иванов, убитый нечаевцами за предательство, вовсе никого не предавал, что предательство надумал Нечаев, чтобы актом убийства укрепить дисциплину в кружке и возбудить беспощадный дух террористов. Нечаев нуждался в крови, которой родоначальник отечественного террора связал как круговой порукой единомышленников. Ни на суде, ни после Нечаев не раскаялся. В дни подготовки убийства императора Александра II Софья Перовская, имея связи с охраной Алексеевского равелина, предлагала Нечаеву побег, но фанат отказался, чтобы не помешать убийству царя. Он скончался на тюремной койке в Алексеевском равелине. Роковое возмездие или мистика, но скончался он 13 лет спустя после казни Иванова — день в день 21 ноября, час в час, оставив как завещание кровавый «Катехизис революционера».

Современники отзывались о Нечаеве так: «иезуит», «проходимец» (Маркс и Энгельс), «бес», «тарантул» (Достоевский), «монстр» (Михайловский), «революционный обманщик» (Короленко).

Подготовил к печати

Эдуард ПОПОВ